Твоё тело - машина

Криденсу было уютно дома у Грэйвса, как то сразу, с первого шага за порог. Возможно, это была именно та квартира, в которой бы Бэрбоуну хотелось жить: много тёмных оттенков монохромного спектра, много фактурированного тёплого дерева, мягкая мебель была обита плотной, приятной на ощупь тканью, много больших-пребольших окон, свободного пространства. Ещё этот пол с подогревом, ммм… Они ходили по паркету босиком и не только потому, что портить мокрой обувью нелакированные доски из массива акации – самое настоящее кощунство, а потому что чувствовать пальцами ног их поверхность было непередаваемо приятно. Да, здесь действительно был дом, ухоженный, чистый, очень дорогой и красивый, но абсолютно не похожий на музей, где шевельнуться иной раз боишься. - И как долго они там будут? – спросил Криденс, рассматривая блюда, сервируемые мужчиной. Бэрбоун сидел за столом на стуле, поджав ноги к самой груди. - Сказали, что на пару недель, - пожал плечами Грэйвс, садясь напротив. – Вообще я так давно не отмечал Рождество с родителями, что уже забыл, как это. Не особо расстраиваюсь. – Персиваль бросил взгляд на Криденса и, улыбнувшись, кивнул: - Можешь приступать, или ждёшь, когда еда сама себя в рот положит? - Было бы здорово на самом деле. – Криденс пожал плечами и, взяв вилку, начал медленно поглощать рагу. *** - Давай говорить, как взрослые люди, - обозначил Персиваль, отпив глинтвейна. Стрелки часов над электрокамином сдвинулись к одиннадцати, а в квартире стояла такая тишина, что можно было услышать, как в них мерно щёлкает механизм. – Что ты думаешь об этом? – Он обвёл пальцем воображаемый круг в пустоте, как бы указывая на всё сразу. – Последних пару недель я только и думал о том, как тебя пригласить, и, если честно, был уверен, что ты откажешься. - А я не был уверен, что соглашусь, если вы, наконец, надумаете. – Криденс сделал паузу, чтобы отпить ещё пару глотков горячего вина для смелости. Собираясь с силами, он мельком глянул на мужчину. – Что я думаю об этом? Ну… было очень… нагло соглашаться на ваше предложение, и со стороны это, конечно, может выглядеть, как попытка продвинуться за отсос. Грэйвс смерил Криденса взглядом, полным удивления, сомнения и какого-то лёгкого разочарования, однако промолчал. - Не смотрите на меня так, - мотнул головой парень, чувствуя, как хмелеет, - я слышал, о чём говорят ребята в раздевалке. В балете много геев, и некоторые танцовщики этим пользуются. Ну, понятно, каким образом… - Хочешь последовать их примеру? – с вызовом бросил мужчина, вытягивая ноги и устраивая их на соседнем стуле. Кому вообще нужен этикет в такие моменты? Грэйвс не ждал утвердительного ответа на свой вопрос, а точнее, не хотел его услышать. Утвердительный ответ равен провалу, концу, потому что, приглашая Бэрбоуна в свой дом, Персиваль допускал его не до своего члена, а до возможности быть кем-то более важным, чем танцовщиком кордебалета, артистом основного состава или премьером. Криденс как-то вымученно рассмеялся, закрывая краснеющее лицо руками: - Всё ещё имею глупость надеяться, что…ну…как сказать? – Бэрбоун сжал пальцами переносицу, а потом внимательно посмотрел на Грэйвса. – Что могу быть полезнее, нужнее и дороже тех, что делают минет за фавор. - Правильный ответ. – Персиваль утвердительно качнул головой, улыбаясь своему мальчику. – И надеюсь, что честный. - Честный. *** Стрелки часов над камином перевалили за полночь, а Грэйвс с Криденсом так и не коснулись друг друга за весь вечер, с каким-то мазохистским наслаждением продолжая обмениваться многозначительными взглядами во время разговора. - Эти игрушки не похожи на те, что в супермаркетах продают. – Криденс стоял напротив большой искусственной, но довольно правдоподобно выглядевшей ёлки, рассеянно рассматривая развешенные на ней украшения. Он стоял, почти не двигаясь, держа в опущенной руке кружку с остывшим глинтвейном, и наэлектризованными волосками на предплечьях ощущал близость Персиваля. - Потому что часть из антикварного, а часть я привёз из родительского дома. Новая только гирлянда. - Очень красиво. Пригласите меня, когда решите её разбирать. - Непременно, - отозвался мужчина, понизив голос. Кончиками пальцев по сухой коже костяшек – так это было. Грэйвс дотронулся до руки Криденса, чуть царапнув по узловатым суставам своими короткими ногтями. Затаил дыхание. Запечатлел в уме момент ответного прикосновения. Бэрбоун выдохнул ртом, встал чуть ближе, не поворачивая головы, и огладил линию жизни на ладони мужчины, прежде чем быть пойманным в ловушку. Только не смотреть, не надо. Посмотришь – сразу всё испортишь, уже не будет очарования слепого смазанного поцелуя, а потому Грэйвс ткнулся носом в твёрдое плечо, чтобы через мгновение ощутить щетинистой щекой острую гладкую скулу, а затем губами мазнуть по горбинке точёного носа, выцеловать линию аккуратных ноздрей, позволить куснуть себя за нижнюю губу. - Счастливого Рождества, - прохрипел Криденс, сжимая ладонь мужчины, лбом упираясь в его лоб, но тот тихо рассмеялся, заглянув ему в глаза. - Счастливого. – Грэйвс обнял парня за шею, устроив его голову на своём плече. Бэрбоун сразу обмяк, казалось, на ногах он держался только благодаря тому, что пальцами вцепился мужчине в бок. Тело под ладонью было твёрдым, напряжённым, очень сильным и надёжным вопреки своей обманчиво хрупкой изящности. Здесь везде было как дома: за столом, на подушках мягкого большого дивана, в объятиях Грэйвса. Люди обнимают, чтобы поприветствовать, поощрить, пожалеть, погреться, а Персиваль давал понять, что Криденс там, где ему и следует быть. Рядом. *** Криденс сидел на полу по-турецки, внимательно наблюдая за тем, как в холодном утреннем свете Грэйвс тянет подколенную мышцу. Мужчина лежал в складке ровнёхонько, грудью на коленях, руками потягивая носок здоровой ноги на себя. Дышал он носом тихо, размеренно, осознавая каждый вдох. А Криденс дышал с трудом. Бэрбоун, почти не двигаясь, физически чувствовал, как расслабляются волокна мускулов на ногах Грэйвса, видел как его ступня, дрожа, отклонялась от вертикальной оси на доли дюйма. Даже выпав из обоймы, Персиваль доказывал, что его тело всё ещё способно на математически выверенное, прекрасное в своей строгости искусство, только теперь это наблюдал лишь один зритель. Этот поклонник точно не упускал из виду ни единой детали. Грэйвс закончил упражнение и откинулся назад, вытягиваясь на полу струной. Криденс смотрел на него, почти не моргая, и поверить не мог тому, что ещё час назад они лежали в одной постели. Сон с Персивалем был крепкий, тёмный, от его кожи шёл такой жар, что Бэрбоуну пришлось скинуть с себя одеяло. По привычке оба проснулись рано, однако вставать не торопились. Лежали тихо, слушая, как тяжёлые влажные хлопья снега падают на отлив за окном. Снежное Рождество – прямо сказка какая-то. Грэйвс обнимал парня со спины покровительственно, был для него большой ложкой, хотя Криденс заметно превосходил его не только в росте, но и в мышечной массе. Грэйвс лениво целовал его в затылок, зарываясь носом в густые спутанные волосы, от которых пахло его собственными духами и сладостью молодого сильного тела. Бэрбоун целовал в ответ, но только то, до чего мог дотянуться, не поворачиваясь. Руки. Каждый палец, каждую костяшку, линии на сухих широких ладонях, драгоценные дюймы кожи рук, не знавших ничего, кроме гибкого дерева балетных станков, тонких талий балерин и упругого сопротивления холодного воздуха в театральных залах. Ночью они были слишком утомлены, чтобы заняться сексом, а после пробуждения даже стоящие члены не заставили их отказаться медлительной утренней неги. И вот Грэйвс в одном лишь белье лежал перед Криденсом на полу, продолжая потягивать жилистые ноги, осторожно разминая прооперированную ступню. Шрамы от швов белели на свету. Смотря на мужчину, когда тот был почти обнажённым, уязвимым в стенах собственного дома, Бэрбоун окончательно отказался от образа Грэйвса-божества, потому что Грэйвса-человека любить было много раз интересней. - Вы очень красивый. – Голос Криденса потерял оттенки и ушёл в слабый чуть различаемый хрип. Но Грэйвс его услышал. - И ты очень красивый, мальчик. – Персиваль повернул голову и улыбнулся Бэрбоуну. – К чему ты ведешь? - Просто думаю, когда я тоже так смогу, лежать и быть произведением искусства. Сколько главных партий надо оттанцевать? Персиваль пустил смешок, нервный и горький. - Так хочешь в премьеры? - Хочу, но я думаю, что мне надо это заслужить работой. Нельзя быть премьером и танцевать хреново. – Бэрбоун повертел резинку в руках, собираясь с мыслями. - Я, конечно, понимаю, что магия балета создаётся не только основным составом, я готов быть в кордебалете ещё какое-то время, но чтобы двигаться дальше, надо поднимать уровень. - Ты быстро растёшь, как профессионал, говорю сейчас от лица бесстрастного художественного руководителя, но тебе не надо рваться в первые ряды прямо сейчас. Даже если ты думаешь, что тебе есть что сказать. Особенно, если тебе есть что сказать. - Боитесь, что уйду от вас в другой театр? – Криденс повёл бровью, затягивая волосы в хвост. - Совсем не этого. - Чего тогда? - Боюсь, что балет пережуёт тебя и выплюнет. Со мной это случилось. – Грэйвс уставился в потолок, боковым зрениям улавливая заторможенные движения Криденса. - Вы до сих пор в балете. – Бэрбоун подполз к нему на четвереньках и лёг рядом, но не на спину, а на бок, чтобы отвлечь себя от плохих мыслей растяжкой. - Но я не танцую. – Мужчина сухо шмыгнул носом. – Я так хотел побыстрее выйти вперёд, что угробил суставы прежде, чем успел добиться реального признания. А потом я жрал обезболивающие, чтобы держать марку. Если не держишь марку, то тебя заменяют кем-нибудь моложе и здоровее, потому что, по сути, твоё тело - машина, ты даже себе не принадлежишь. Мне тридцать четыре, а я уже развалина, Криденс. - Никогда не думал, что вы умеете себя жалеть, - усмехнулся Бэрбоун, вытягивая ягодичную в одной из самых нелепых поз, что были в его арсенале. – Бросайте это дело, вам не к лицу. Сколько бы я ни смотрел на тех, что заменяют вас на первых ролях сейчас, ещё ни разу не заметил кого-то, кто мог бы танцевать так же, как вы, или лучше. - На других ты смотрел, а в зеркало посмотреться забыл… - Что? - Я заменяю себя тобой, Криденс.