Длань Провидения

      На ужин в Зимнюю палату пришли около десяти человек, включая великого князя Олега. Это были знакомые Ратибору князья с женами, воеводы и влиятельные бояре. Каждый из гостей подходил к Ратибору, чтобы выразить ему своё почтение и перекинуться парой любезных фраз. На заискивающие улыбки он отвечал не скрываемой презрительной ухмылкой. На войне он отвык от светской жизни, да и никогда не любил её.       Среди гостей была семейная пара, которую Ратибор видел в первый раз — рано поседевший мужчина с длинными волосами и красивая рыжеволосая девушка с зелёными глазами.       — Боярин Григорий из Лияграда, — представился хриплым голосом седой мужчина, отвесив поклон Ратибору. — Моя супруга Тайя. Для меня честь познакомиться с вами, ваше высочество.       Поцеловав руку прекрасной Тайи, Ратибор почувствовал резкий, пьянящий запах роз, от которого у него закружилась голова.       — Мы наслышаны о вашем благородстве, ваше высочество, — произнесла милым голоском Тайя, одаривая великого князя чарующей улыбкой. — Мы с мужем в Ильяграде проездом, нам был необходим ночлег. Благодарим вашу супругу за приглашение на ужин, и вас за то, что дали своё дозволение переночевать. Мы отблагодарим вас за гостеприимство.       — Мой дом всегда открыт для гостей, — любезно ответил Ратибор, хотя никак не мог припомнить, когда он давал своё разрешение.       За ужином шла негромкая беседа, больше похожая на поминки. Главной темой оставалось плачевное состояние императора, и практически неизбежное приближение его трагической смерти. Говорили о возможном скором восхождении на трон пятнадцатилетнего Владислава и об изменениях в имперской политике, которые могут произойти после этого. Рассказывали о непрекращающиеся казнях пленных мятежников на Белой площади, о вспышках болезней на юге и прочих событиях. Но тема постоянно возвращалась к императору и последствиям, которые могут произойти, если его не станет. Никто открыто не утверждал, что император умрёт, ибо подобное нельзя было озвучивать. Все прикрывались маской предположений и строили догадки. Страх болезненных перемен опутывал умы. Абсолютно все были уверены, что такая скоротечная смерть Родомира будет ужасной трагедией для империи и её союзников по всему миру.       Ратибор изредка отвечал на вопросы, когда спрашивали его мнение, но большую часть ужина он оставался молчалив, как и великий князь Олег. Его тошнило от речей о возможном будущем без Родомира, когда император был ещё жив.       Безмолвны оставались и боярин Григорий с супругой Тайей.       — Всё это скверно пахнет, — сказал захмелевший полноватый князь, отпив ещё вина из чаши. — Едва мы подавили одно восстание, как сразу же могут вспыхнуть другие. Все боятся Родомира и его карающего меча, но с его смертью все предатели снова подымут головы, с яростью желая разодрать империю на клочки. Анаклет наломал дров своей налоговой политикой и отъёмом земель, ополчив против себя добрую половину Гипербореи, которая спит и видит его с отрубленной головой. А Владислав ещё совсем мальчишка, ничего не понимающий в политике. Кто будет бояться его меча?       — Негоже, — вставила белокурая женщина, супруга кареглазого воеводы, — говорить такие вещи о том, кому вы, князь, возможно скоро будете давать клятву верности. Этому молодому человеку не нужно будет самому внушать в людей страх, когда за его спиной будет стоять верная ему имперская армия.       — Но этой армией, — не унимался полноватый князь, — нужно будет управлять, причём, делать это грамотно. И не всё можно решить силовым путём. Государь должен иметь политическое чутье, чтобы знать, когда нужно ударить кнутом, а когда угостить пряником. Сомневаюсь, что Владислав обладает этими талантами. Он будет находится под влиянием своей матери, а та будет нашептывать ему слова паршивца Анаклета. Новые император — новые проблемы в государстве.       — А мы на что?! — воскликнул кареглазый воевода. — Не в первый раз на трон садится молодой император. Сами управимся со всеми проблемами. Если кто будет что-то каркать против него, тем заткнём глотки своими мечами.       — Кто это «мы»? — вмешался в разговор высокий рыжебородый боярин. — Вас, уважаемые мои, к управлению государством на арбалетный выстрел не подпустят. Исключая, конечно, присутствующих здесь уважаемых великих князей, которым мы все по гроб жизни обязаны.       — Я просто обобщаю…       — Врешь!       — Следи за языком…       Перепалка за столом неожиданно разгорелась, как иска попавшая в стог сена. Опьянённые большим количеством вина, знатные гости кидались словами, перерастающими в откровенную ругань.       Великие князья сохраняли горделивое молчание, как и оставалась безучастна семейная пара из Лияграда.       — Болваны чёртовы, — прошептал боярин Григорий, комментируя происходящее.       Ратибор услышал его слова и утвердительно кивнул.       — Довольно! — неожиданно рявкнул он, ударив кулаком по столу. — Замолчите вы! Мне противно слушать ваши речи. Не будь вы моими друзьями и знакомыми, я бы всех вас заковал в кандалы и бросил в темницу за измену… Рано вы хороните императора Родомира, его сердце ещё бьётся, как бьётся и моё сердце, преданное империи… Вино на вас так горячо подействовало? Так я вас окуну в ледяную воду… Постыдитесь высказывать свои гнилые мысли в присутствии двух великих князей, иначе последствия могут стать для вас необратимыми.       Гости замолчали и виновато опустили головы. Очень вовремя в трапезный зал вошел один из слуг и с поклоном обратился к великому князю.       — Ваше высочество, прибыл гонец из дворца. Он ждёт вас в большом зале.       Встав с места, Ратибор молча кивнул Олегу, который тоже поднялся и ответил тем же жестом. Оба великих князя вышли.       В большом торжественном заде, где ранее прошла беседа Ратибора и Олега, ожидал молодой императорский дружинник в алом плаще.       — Что-нибудь случилось? — спешно спросил Ратибор, приблизившись к гонцу.       — Ваши высочества, — ответил тот с поклоном, — меня прислал чародей-лекарь Никон, дабы я сообщил вам о том, что лечение государя не привело к положительным результатам. Императору стало хуже, и он…       Гонец запнулся, не осмеливаясь озвучить плохую весть.       — Говори!       — …и он вряд ли доживёт до завтрашнего дня, — хмуро закончил гонец.       Ратибор закрыл глаза, зажмурившись на секунду, и скривил в недовольстве губы. Он не мог поверить, что всё это происходит в реальности, не мог поверить, что императора не станет. До сих пор в нём теплилась надежда на благоприятный исход, но теперь она погасла.       — Что-то ещё? — спросил он сдавленным голосом.       — Государев тиун Бахрамей просит вас прибыть утром во дворец. Он сказал, что передаст вам лично в руки завещание государя, когда оно будет записано и заверено подписью императора.       — Хорошо, — кивнул Ратибор, — передай Бахрамею, что я буду утром… И ещё, скажи своему командиру воеводе Всеславу, что я желаю его видеть. Сейчас же.       — Будет исполнено, ваше высочество.       Гонец ушел.       — Я гляжу в твои глаза, — произнёс загадочно Олег, — и вижу в них огонь. Я всё хорошо обдумал, все «за» и «против», и решил, что никогда себе прощу, если не окажусь в центре тех событий, что ты, друг мой, собираешься провернуть. Что ты задумал?       — Я знал, что на тебя можно положиться, Олег, — улыбнулся Ратибор их хлопнул друга по плечу. — Времени мало, очень мало. Слушай меня внимательно и запоминай: сейчас ты отправишься к своим воеводам и велишь им срочно собрать всю дружину. Сколько у тебя людей в городе?       — Около двух тысяч зелёных плащей.       — Прекрасно. У меня всего сотня. К утру наши люди должны располагаться в дворцовом квартале, готовые по первому сигналу ворваться в Имперский дворец. Скажи им, что это приказ императора.       — А как же городская стража?       — Ты меня порой удивляешь, Олег. Ильяград хоть и имперский город, но находится внутри твоего великого княжества, дарованного твоему отцу императором Владимиром Сильным. Ты лучше меня знаешь, что городская стража твоих людей не тронет и засунет языки в задницы по твоему приказу.       — Да, ты прав… Только есть одна загвоздка. Дело в том, что в восемь часов утра я должен присутствовать на завтраке во дворце, сидеть за одним столом с советом, императрицей и её детьми. Моё отсутствие заметят и могут заподозрить неладное.       — Хорошо, тогда я получу завещание императора, а затем сам поведу твоих людей. Через полчаса, когда завтрак будет почти окончен, я войду в Гриднечный зал с твоими зелёными плащами и заключу под стражу всю кодлу, что будем там сидеть. Исключая тебя, конечно. Главное, чтобы алые плащи остались в стороне. Об этом я позабочусь.       — Значит, решено, совершаем дворцовый переворот?       — Если ты знаешь другой способ, как не пустить бастарда на трон империи, так озвучь его?       — Не озвучу, потому не знаю иного способа. Я сделаю всё так, как ты просишь. И да поможет нам Светомир! Пусть ты в него и не веришь.       — Увидимся завтра, Олег.       — Да, увидимся завтра.       Пожав друг другу руки, великие князья разошлись в разные стороны большого сводчатого зала. Олег исчез в сенях, а Ратибор вернулся в свои покои, не удосужившись даже попрощаться с гостями ужина.       Спустя двадцать минут в Зимнюю палату прибыл воевода Всеслав Ярополков, деревенский мужик, достигший предела собственных мечтаний, сделав блестящую военную карьеру от простого ратника до командира императорской гвардии. После получасовой беседы с Ратибором, Всеслав покинул палату, вышел на Ледяную лестницу и пробурчал себе под нос:       — Ишь ты как всё у них благородных закручено. Я сам нынче при титуле, но всего этого не понимаю. Моё дело телячье — вести кавалерию в бой и защищать государя, не жалея своей жизни.       Зимняя палата погрузилась в сон. Не спал только великий князь.       Ратибор сидел в рабочем кабинете, обдумывая завтрашний день, как он может отразиться на будущем империи. В какой-то момент он вновь захотел отправиться во дворец не ожидая утра, прямо сейчас, чтобы успеть попрощаться с государем, поговорить с ним в последний раз и сказать правду. Да, он решил больше не утаивать от Родомира измену Седлены, и спросить его дозволения, прежде чем вводить ирийскую дружину во дворец. Это было самое правильное решение, и Ратибор корил себя за то, что не пришел к этому выводу сразу.       Накинув на себя тёплый кафтан, ибо на улице было прохладно, он вышел в тёмный коридор и вдруг наткнулся на свою супругу.       — Катерина, — спросил он удивлённо, — ты почему не спишь?       — Слишком много ночей я провела в пустой постели без мужа, — ответила княгиня завораживающим тоном. — Это я должна тебя спросить, куда ты собрался в столь поздний час?       — К государю, — ответил Ратибор и виновато опустил глаза.       Только сейчас при тусклом свете догорающих свечей он заметил, что на его супруге только полупрозрачная ночная рубашка… и больше ничего. Она была прекрасна в полутьме, словно нимфа из остропольских мифов.       Она прильнула к нему и крепко прижалась, горячая, трепещущая. Он почувствовал сладость её губ, почувствовал её запах и загорелся желанием.       — Свет очей моих, не ходи никуда, — умоляюще прошептала Екатерина, — останься со мной сегодня. Государю нужен покой, как и тебе. Я знаю, что вы задумали с Олегом. Ты весь вечер был сам не свой. Женское чутьё не обманешь. Только Провидение знает, что может случится завтра. Останься со мной, умоляю.       — Ты права, душа моя, — не устоял Ратибор под любовными чарами супруги, — мать моих детей, я должен провести эту ночь с тобой. Никто не знает, что произойдёт после восхода солнца.       Взяв супругу на руки, он отнёс её в спальню, ласково усадил на краю кровати, сбрасывая с себя одежду. Она быстрым движением сняла через голову ночную рубашку и оказалась совершенно нагая, пышущая жаром, аппетитная. Ратибор вспомнил юность и горячие ночи двух молодых людей, которые только стали супругами, но уже страстно любили друг друга, что было редкостью для людей их высокого положение. И вот сейчас Екатерина вновь стала такой же молодой, снова желанной, как тогда, как будто с того времени не прошло почти двадцать лет жизни.       — Я люблю тебя, — прошептала она, закатив глаза в экстазе, когда они слились в одно целое.       Сыпались поцелуи, не прекращались ласки. Ратибор вдыхал пьянящий аромат своей супруги. Страсть поглощала их и не выпускала из своих сетей, пока они не наверстают всё время разлуки. И даже прохладный ветер, веющий из приоткрытой двери балкона, не мог охладить их горячие тела.       Ночь была жаркой, раздавались стоны, но никто их не слышал — толстые стены, выстроенные для долгих осад, а дети и слуги спали внизу. Весь верхний этаж был только в распоряжении великокняжеской четы.