In memoriam

      Ванда виновато закусывает губу, отводя глаза в сторону, опуская их, и судорожный вздох вырывается из её груди. Она сжимает пальцы в кулаках, и горечь травит сердце. Девушке кажется, что чувство вины — это её своеобразная константа, фатум, сопровождающий всю жизнь, от которого никак не отделаться, и от этого губы кривит ироничная усмешка. Ванда часто чувствует себя виноватой, с поводом и без него, однако сейчас действительно виновата она сама.       События последних нескольких недель вихрем проносятся мимо неё, кружат голову и выбивают из колеи, из-за чего Ванда буквально выпадает из реальности, недоумевая. Появление в её жизни Стивена Стрэнджа приносит хаос и смятение, однако девушка без раздумий соглашается помочь ему, когда он просит, надеясь убежать. От окружающего мира, от проблем, от навязчивого чувства вины, от воспоминаний, от себя. Она ожидает от верховного мага любых просьб, однако никак не просьбы помочь ему магией. Потому что сам доктор выбился из сил. — Я ищу способ спасти свою дочь. И возможно твоя магия мне в этом поможет.       Ванда смотрит подозрительно и недоверчиво — её магия не может спасти, её магия может только приносить боль и страдание, однако в серых глазах мужчины напротив столько надежды, что уверенность девушки в своих убеждениях уже не настолько прочна. Впрочем, правда всё ещё остаётся в том, что Ведьма совершенно не умеет колдовать, и Стивен, вопреки всем ожиданиям, не отказывает. С тех пор Ванда живёт с ним в одном доме, знакомится с Джоанной и начинает учиться. Её уверенность в разрушительности собственной магии стремится к нулю.       Ванда ополаскивает лицо холодной водой, поднимая голову и глядя в зеркало над умывальником. Отражение смотрит на неё устало и как-то укоризненно, и девушка мысленно полностью соглашается с ним. Она сделала больно человеку, который был добр к ней, который поверил в неё, даже несмотря на то, что это было продиктовано исключительно его целями и необходимостью. Он дал ей крышу над головой вместо жалких трущоб, где Ванда скрывалась после столкновения Роджерса и Старка, он обучал её контролю над собственными силами, собственным безумием, собственным я. А она в отместку ударила в самое сердце. — Я ведь говорила, что моя сила несёт только боль, — как будто оправдываясь перед отражением, произнесла Ванда. Однако отражение, кажется, не поверило её словам, и Максимофф в глубине души тоже не поверила себе.       Она не помнила точно, с чего вдруг завязался спор с учителем, который перерос в полноценную ссору. Однако в груди Ванды разгорается огонь ярости, и алый всполох неконтролируемой магии вспышкой пламени врезается в чужое сознание. Ведьма не успевает усмирить хаос, а маг — отразить, и перед глазами обоих возникают давние картины воспоминаний.       Ванда оказывается в светлой комнате и видит молодую женщину, сидящую на коленях посреди кровати. Она смотрит на неё несколько со стороны: женщина нага, но её живот и бедра прикрывает лёгкий шлейф белой ткани. Длинные прямые чёрные волосы, кажется, блестят на свету и ниспадают на плечи, спину и частично грудь, закрывают лицо, отчего Ванда не может рассмотреть его. Вместо этого взгляд Алой Ведьмы продолжает скользить по фигуре женщины и останавливается на крохотном существе, что та нежно прижимает к обнаженной груди. Ребёнок. Малышу от силы месяца три, и Ванду не отпускает мысль, что женщина ласково улыбается. Дитя спит на руках матери, и так в тишине и покое проходит несколько минут, прежде чем дверь в комнату приоткрывается. Ванда поворачивает на вошедшего голову, без удивления видя доктора; на него также поднимает голову и женщина, отчего Максимофф наконец-то может разглядеть её. Мягкие, плавные, правильные черты, несколько вытянутая форма лица, его небольшая худоба и пронзительные яркие зелёные глаза, излучающие спокойствие и тепло — женщина выглядит даже моложе, чем думала Ванда, и она и вправду достаточно красива. Она мягко улыбается, и Стивен ловит её улыбку, улыбаясь в ответ. Тихо подходит, присаживаясь на край кровати и проводя одной рукой по щеке женщины, а второй накрывая её, придерживающую ребёнка. — Тина… — он шепчет, утыкаясь лбом в лоб возлюбленной, и в его голосе, как и в серых глазах, столько нежности и любви, что Ванда безошибочно понимает, что задела что-то сокровенное.       Покинув воспоминание, она смотрит с явным испугом и видит в глазах наставника целую гамму чувств, самым ярким из которых является боль. Это двойной удар, удар в самое сердце — Ванда не настолько глупа, чтобы не понять этого. Она ожидает всего, что угодно: что Стивен разозлится, накричит на неё, выгонит раз и навсегда, ударит — и он, бесспорно, будет во всём этом прав. Но доктор лишь смотрит, и боль сменяется непониманием, а затем уязвлённостью, и мужчина импульсивно взмахивает плащом, исчезая. Сбегая. Оставляя Ванду одну.       Алая Ведьма бродит по одинокому дому, и чувство вины гложет её изнутри. Учителя нет уже больше пяти часов, и Ванда заходит в комнату Джоанны. Она знает, что девочка вряд ли чувствует себя одиноко — она всегда находит, чем себя занять, однако одиноко и тоскливо самой Ванде, и Джоанна сейчас единственная, кто может помочь ей отвлечься.       Девочка улыбается как всегда открыто и солнечно, и Максимофф не понимает, за что этот ребёнок полюбил её практически сразу же после их знакомства. Ванда улыбается в ответ, стараясь выглядеть непринуждённо, и заводит разговор. Джоанна просит почитать ей сказку — время уже позднее, Максимофф и не заметила, как быстро пролетел день, и она не отказывает, даже не представляя, насколько это сейчас то, в чём она нуждается.       Сказка, знакомая ещё с детства. Сказка, которую и ей, и Пьетро читала ещё мама. В душе разливается какое-то горькое тепло, но Ванда почему-то улыбается. Когда история подходит к концу, Джоанна почти спит, и девушка гладит её по светлым волосам, удивляясь, насколько она не похожа на своих родителей. — Мне кажется, мама была такой же, как ты, Ванда, — сонно произносит девочка, и Максимофф вздрагивает. Смотрит удивлённо, на что Джоанна лишь улыбается, засыпая.       Ванда теряется с ответом — он, вообще-то, и не нужен. Ей хочется сказать, что мама была не такой, была красивой и наверняка более доброй, что у неё не было всего того плохого, что есть у неё, Ванды, и она вряд ли причиняла боль папе Стивену, но…       Сердце в груди приятно замирает, и слова Джоанны неожиданно сильно нравятся Ванде.