Могила

Она вернулась в следующем месяце. Забежала, словно владела этим местом; как будто ей не хватало денег и желания пойти в другой мясной магазин. Тот, который не замораживает мясо слишком долго и не закупает его у изворотливых посредников в первую очередь. Возможно, она знала об этом. Может быть, она надеялась, что один из стейков, которые просила она, будет содержать что-нибудь, что вызовет пищевое отравление и убьёт её жестокого мужа во время ужина, который, вероятно, он заставил её приготовить для него. Это была бы своего рода ирония судьбы; это было похоже на то, что Пейтон Райли приложит все усилия, чтобы сделать это с удовольствием. Он усомнился в этом, когда она попросила позвать именно его. Джея, того блондина, который продал ей стейки месяц назад. И, конечно же, все в магазине запомнили её, потому что к ним не так уж часто приходили ухоженные блондинки с ровно накрашенными губами и одеждой, что идеально прилегала к телу. Синяк на её глазу исчез, но появились новые синяки, цветущие на её челюсти и разбитой губе, которые она не смогла скрыть солнцезащитными очками, и не смогла спрятать под толстым слоем косметики. Джек осторожно подошёл к стойке, с любопытством изучив, как она держалась и то, как её глаза изучали его, когда он приблизился. И это присутствовало там; легко отличимое, но сбивающее с толку: флирт. В линиях её тела и изгибе рта, маня его вперёд игривой причудой её бровей. — Если ты собираешься сюда так часто приходить, мне, возможно, придётся начать припрятывать аптечку первой помощи вместе с чеками, — иронично прокомментировал Джек, ища карандаш, чтобы записать заказ. — Джонни работает в основном в Нэрроуз. Можешь ли ты винить девушку, ищущую лучший источника… мяса… который она здесь может найти? Его рука перестала писать, и он посмотрел на неё. Это не было поддразниванием. Это было низкосортное тонкое соблазнение, что девушки из Нэрроуз пытались поднять на более высокий уровень всю их сознательную жизнь, но никогда не достигали нужного результата. Пригладив платье, прежде чем она наклонилась вперёд над прилавком; сознательно прижимая друг к другу груди так, что они почти вывалились из верхней части её платья. Она, как и в первый раз, когда он впервые встретил её, казалась очень интересной. — У тебя есть имя, Джей? — Её ногти были длинными и покрашенными в тёмно-красный цвет. Она совершала круги по поверхности прилавка средним пальцем, другие же были спрятаны в ладони, это был открытый и вульгарный знак: «Секс». — Нет, — ответил Джек, заканчивая с чеком и шумно открывая его. — Значит, ты просто ставишь инициал? Загадка, да? — Её улыбка была скромной и примитивной одновременно. — Верно. А что насчёт тебя? Он наклонился вперёд на своих ещё разбитых костяшках, встретив её жадный взгляд и давая ей знать, что не был напуган, как и не чувствовал к ней влечение. Она лишь ухмыльнулась в ответ на его вопрос. — Все знают, кто я такая. Я принцесса мафии. Вот и всё. — Изгиб её губ потерял кокетство и теперь выражал глубокую обиду. Джек потянулся вперёд и сжал её подбородок одной испачканной кровью рукой. Она не отошла от него, но глаза сразу ожесточились, её тело приняло такую позу, словно она готовилась к драке. — Бедный, бедный малыш. Недооценена всеми своими большими мачо-бандитами. Какое ужасное положение… скажи мне, эти камни, свисающие с твоих мочек ушей, облегчают боль в твоём подавленном сердечке? Райли ничего не сказала, когда Джек убрал её светлые волосы — в этот раз прямые — с лица. Бриллианты в её ушах ярко сверкали. Настоящие. Дорогие. Он задался вопросом, будет ли она истекать кровью достаточно сильно, если он вырвет их. Или, может быть, кровь появится тогда, когда он ударит её лицо об прилавок и побежит в первый ломбард, который сможет найти. — Большинство дней, да. Облегчают. — Жёсткость во внешности Райли ослабла, и она наклонилась к нему, повернув стол так, что теперь он не хватал её грубыми и окровавленными пальцами, а ласково гладил её по щеке. Он немедленно убрал свою руку. Её выражение лица не изменилось даже после упрёка: «Сколько тебе лет, Джей? Ты выглядишь на девятнадцать или двадцать». — Угадала, — язвительно прокомментировал он. Отвратительно солгал. Ему исполнилось семнадцать в ноябре, а сейчас было только начало сентября. — Это на самом деле так? — А ты как думаешь? Райли постукивала острыми ногтями по своему ушибленному подбородку, а затем промурлыкала: «Ну, я признаюсь, молодые парни — моя слабость… даже если разница в пару лет. Полагаю, я хищница на охоте». — И неверная жена на охоте, если твой язык тела намекает на твои будущие действия.  К его удивлению Райли просто засмеялась. — Или на мои прошлые и настоящие действия.  Она лукаво подмигнула ему, её маленькие надутые губы разошлись в искренней довольной улыбке. Он тупо уставился на неё, держа своё лицо безэмоциональным. Джек не был уверен, что она имела в виду; он знал, что она флиртует с ним, пытается заставить его что-то предложить, пытается заставить его хотеть, чтобы она что-то предложила. Но по какой причине он не знал. Ловушка, возможно. Может быть, она была так зла его очевидным проявлением неуважения в последний раз, когда они виделись, что решила натравить на него свою мафиозную семью. Что объяснило бы вопросы о его имени и неуместную открытость с её стороны. Но он знал лучше. Он жил в Нэрроуз почти всю его жизнь не для того, чтобы попасть в какую-то глупую ловушку, которую установила избитая жена гангстера: никогда не сообщайте своё имя кому-либо, связанному с мафией и никогда не упоминайте ничего личного, о чём бы вы сожалели, потеряв. И как бы Джек ненавидел признавать это, он знал о двух вещах, которые он предпочёл бы не потерять. Поэтому Джек просто оттолкнул её и ждал следующего хода. Но ничего не последовало. Райли просто мягко улыбалась ему, а затем бросила кучку мятых купюр, схватила пакет с пятью стейками, как и в прошлый раз, и вышла из магазина, сильно виляя бёдрами. Джек не осознавал, пока пересчитывал деньги, которые она ему отдала в последний момент… точно так же, как тогда, она подсунула дополнительные двести долларов в перемешанный беспорядок купюр, который бросила.

~***~

У его матери был новый парень. Они познакомились, видимо, по телефону. Во время одного из её поздних ночных телефонных звонков в какую-то компанию, занимающуюся бизнесом, подталкивая их купить огромное количество картриджей, которые им были не нужны. Но Билл Уиттинг решил, что даже если его компании не нужны картриджи, ему нужна женщина, продающая их. И вот он получил её номер и домашний адрес, как предположил Джек, и теперь он сидел на их диване с широко раздвинутыми ногами, пивом в одной руке, пока другая покоилась на его промежности. — Кто, чёрт возьми, ты такой? — потребовал ответа Джек, хлопнув дверью и закрыв её за собой, оглядываясь в поиске Лолы. Он переместил ногу, чтобы почувствовать успокаивающую прохладу ножа, который он каждое утро клал в носок. Это то, что он делал инстинктивно всякий раз, когда думал, что что-то было подозрительным, или ему потребуется защищать себя. До сих пор ему приходилось вытаскивать его всего один раз, в драке четыре против одного, он был один против четырёх, что являлись его одноклассниками, у которых в конце концов ноги и руки оказались порезаны в нескольких местах. — И где моя сестра? — Я Билл. Мужчина твоей мамы. — Мужчина моей мамы? Что это значит? Билл фыркнул и громко отпил из банки, которую держал в руке. Ещё один пьяница. Прекрасно: «Ты что, тупой или как? Это значит, что мы встречаемся». — Моей мамы нет дома. Если ты не заметил. Она не бывает дома часами. Что ты делаешь у меня дома? — Это не твой дом. Он принадлежит твоей матери. И мне, теперь. Я переехал. — Он рассеяно почесал себя и громко отрыгнул. Джек сделал несколько шагов вперёд, уставившись на этого грязного чужака своими потемневшими глазами. Мужчина заметно сжался, когда тень Джека упала на него, и неестественно толстые пальцы сжались вокруг его банки пива. Джек смог видеть при ближайшем рассмотрении, что у мужчины было очень вялое лицо с большими бледными глазами и широким дряблым ртом. На первый взгляд он напоминал жабу. — И кто это говорит? Его пальцы дрожали, но затем его решимость вернулась к нему, и они застыли, он встал; мужчине явно не нравилось смотреть на сына своей подруги. Джек самодовольно заметил, что он был выше мужчины на три дюйма. Тело Билла было коренастым и крупным, с лишним весом в области живота и шеи, но его руки были явно способны на многое. Однако они не могли нанести удар, какой мог сделать его отец. — Я говорю. Я и твоя мама будем счастливы. Ей было тяжело, но не благодаря вам двоим неблагодарным детям. Я пришёл сюда раньше, и твоя сестрёнка убежала в другое место прежде, чем я мог даже что-то сказать. — О, — произнёс Джек, очень гордясь тем, что Лола проявила такой прекрасный характер. — Тогда она ниже по улице. Он повернулся и схватил свою куртку без единого слова, вышел из дома и хлопнул дверью, несмотря на злобные протесты Билла. Начало холодать, и сила ветра усилилась в Нэрроуз. На улицах повсюду валялась одежда, разнесённая по переулкам и собранная в одну кучу. Джек уже потерял, по крайней мере, две рубашки, и он почти потерял ту толстовку, которую подарила ему та девушка ниже по улице. К счастью, она зацепилась за подоконник этажом ниже. Джеку пришлось ползти по ржавой пожарной лестнице, чтобы вернуть её. Теперь она лежала на дне ящика, в котором он складывал свои вещи. Он не рискнёт потерять её снова. Джек постучал в двери номера двадцать пять и с нетерпением ждал, когда Лола и та девушка откроют её. Но этого не случилось; мать этой девушки открыла дверь. Она была худой, её волосы седыми и редкими, и её глаза были почти постоянно налиты кровью. По крайней мере, можно было сказать, что она когда-то была красивой. Как эта девушка, но в несколько меньшей степени, по мнению Джека. Он видел её фотографию во время её «дней славы» в качестве проститутки высокого класса, и, по его мнению, она немного резко изменилась по сравнению с дочерью. Её волосы были каштановыми, не чёрными, и они не переходили в те естественные кудри, как у девушки, и её лицо не обладало такой превосходной костной структурой тех, кому посчастливилось иметь гены элиты. Её глаза были голубыми, но грязными — они могли быть похожими на глаза этой девушки, но нет. — Моя сестра здесь? — тупо спросил Джек, пройдя мимо женщины. Она плотнее завернула своё тело в потёртый халат и улыбнулась, демонстрируя слегка гниющие зубы. Когда она говорила, её голос был скрипучим, видимо, побочный эффект от наркотиков. — Конечно, она с Луизой. В своей комнате. Но останься здесь и поговори со мной секунду, дорогой. Кажется, мы не сказали ни слова друг другу за годы. Так и есть. Джеку это нравилось. Он не говорил, но ждал, когда она скажет всё, что хотела сказать, и во второй раз в этот день он заметил пару женских глаз, изучающих его. Разве что это были не глаза Пейтон Райли, прекрасной дочери мафии и всего на два или три года старше его. Это были глаза матери той девушки, пресловутой проститутки и наркоманки. Мать этой девушки, той девушки, которую он прижимал к стене и с которой сосался всего месяц назад. — Боже, да ты высокий. И красивый! Когда Луиза впервые привела тебя сюда, я бы никогда не подумала, что ты вырастишь, чтобы стать таким красивым, красивым молодым человеком. Синяки по всему лицу… большую часть времени ты выглядел наполовину изуродованным! — она слабо рассмеялась, это был смех опытной проститутки. Было легко понять, почему выродки в Нэрроуз нашли её настолько привлекательной — у неё сохранились все манеры высокого класса и также даже некоторые остатки подобного внешнего вида. Единственным свидетельством её зависимости была дрожь в её голосе и подёргивание пальцев, когда она стояла перед ним. — Но, со всей серьёзностью могу сказать, что ты такой красивый парень. И трудолюбивый, к тому же. Какая жалость… Что ж. Какая жалость, что тебе приходится иметь дело со всем, что ты делаешь. Я осуждаю, что ты не бываешь дома большую часть дней, работая и ходя в школу. Джек отрывисто кивнул, он сжал губы. Он думал, что, возможно, знает, куда это идёт… Мать этой девушки убрала редкие и тонкие волосы с лица и подмигнула ему, что, вероятно, ошеломляло всех, на кого она смотрела. Но не Джека: «Я просто даю тебе знать, милый, что если ты когда-нибудь захочешь потратить часть своих с трудом заработанных денег на что-то для себя… Я бы хорошо поработала над тобой. Я отлично избавляю от стресса, ты будешь поражён. И я даже снижу цену вдвое в первый раз. Потому что ты близкий друг моей дочери». Джек засмеялся, и он услышал тихое движение в комнате той девушки. Он ожидал этого, знал, что это может произойти, но на самом деле услышать это из уст женщины… на самом деле услышать предложение о сексе и прочем её сиплым сорвавшимся голосом… От женщины, которую его отец обманывал несколько месяцев до того, как умер. Это было смешно. — Мне не нужны твои услуги, — произнёс Джек, всё ещё улыбаясь. Женщина выглядела сильно обиженной. Он думал о Пейтон Райли и в частности о той девушке, и о том, какая на вкус её кожа. — Думаю, я могу… сделать… намного лучше, чем ты. Бесплатно. Глаза женщины сверкнули в гневе, но у неё, очевидно, были низкие доходы, потому что она попыталась изобразить понимание на своём лице: «Если ты говоришь о Луизе, дорогой… Послушай, она может сейчас и хорошенькая, но я тоже такая была раньше. Это ненадолго, поверь мне. Как думаешь она будет выглядеть, когда достигнет моего возраста, а? Как я, и я лучше, чем большинство. Кроме того, я знаю вещи, которые заставят твои пальцы сжаться. Она просто ребёнок, когда дело доходит до таких вещей». Она протянула дрожащую руку, чтобы помассировать его руку, но он отстранился, испытав отвращение от мысли об прикосновении с ней. — Я не знаю, как ты раньше выглядела… или как могла бы выглядеть, если бы не все те наркотики, которые ты принимаешь ежедневно. — Выражение гнева на её лице появилось вновь, подпитываясь его отказом и презрением. — Но, как я уже и сказал, мне не нужны твои услуги. Первая дверь в коридоре открылась, и эта девушка шагнула вперёд, её глаза с яростью смотрели то на Джека, то на мать. Джек заметил, что её маленькие руки были сжаты в кулаки, и ему впервые показалось, что по этой причине она постоянно находилась в его доме. Проблемы в раю… — Что происходит? Джек? — напряжённо спросила она. Джек повернулся к ней и утонул в её великолепии. Трудно было поверить, что женщина могла когда-нибудь поверить, что он скажет: «Да» — на её предложение, когда жила такая девушка, как её дочь, не говоря уже о том, что она сидела в соседней комнате. Джек вряд ли мог представить, что хочет заняться сексом с кем-то, кроме этой девушки. — О, ничего. Твоя мама просто… предлагает, — Джек ухмыльнулся в её сторону, ожидая, что она закатит глаза и пригласит его в свою комнату. Он был искренне удивлён, когда увидел, что девушка сжала зубы, её рот скривился от отвращения и неприязни. Она шагнула вперёд, её глаза сверкали, когда силуэт Лолы появился позади неё, наполовину скрытый в тенях. — Поверить не могу, — выдохнула эта девушка, встав перед Джеком, словно защищая его. Он чуть не рассмеялся. — Поверить не могу, что ты на самом деле стоишь в нашей гостиной, пока я в соседней комнате, и просишь моего парня заплатить тебе за секс! Господи… Что с тобой не так? Джек чувствовал, как его брови поднимаются при слове «парень», но ничего не сказал. — Я просто пытаюсь вовремя оплачивать счета, эгоистичная маленькая дрянь, и, если бы тебе не было всё равно, как обеспечивать себе крышу над своей головой, то ты бы помогала! Джек взглянул на Лолу, и они обменялись очень кратким взглядом. Он знал, что она думала обо всех тех ночах, когда он стоял между своими родителями, принимая на себя удар. Таким образом, он был рад, что на этот раз они оба были зрителями.  — Я уже сказала тебе, что не собираюсь заниматься проституцией, чтобы поддержать твою зависимость от кокаина! — Голова Джека быстро повернулась к девушке, которая едва не дрожала от ярости. Но внезапно ситуация стала гораздо менее забавной; гораздо менее интересной. Внезапно он увидел тёмные размытые образы этой девушки, вздыхающей, как какая-то безликая форма человека, двигающаяся наперекор ей так же, как и месяц назад. — И ты продолжаешь выживать нас из дома… Я не должна оставаться с тобой. Мне семнадцать. Я просто перееду к Джеку. Мать этой девушки злобно уставилась на них двоих, сгорбившись в плечах, и отчаянием наркозависимой шлюхи; любой остаток нежной красоты или изящества исчезло в одно мгновенье. — И что происходит, когда он теряет интерес, а? Что ты будешь делать, когда он трахнет и бросит тебя с твоим маленьким ублюдком, таскающимся с тобою всю оставшуюся жизнь? Не беги ко мне! Я не услышу этого! Я предупреждала тебя… Джек посмотрел на эту девушку, почувствовав себя на теннисном матче. Её лицо покраснело от гнева, и она всё ещё дрожала от подобного аргумента. Такой гнев в ней очаровывал его. Она не была такой, как другие девушки в Нэрроуз, которые ругались повсюду, и размахивали конечностями, и бросались на тех, с кем спорили, используя ногти и хватая за волосы. Это был своего рода выдающийся гнев, который нельзя было увидеть в таких местах, как это; и в каком-то смысле это было ещё более пугающим, чем чрезмерная физическая демонстрация, в которой так часто принимали участие люди. Потому что можно сказать, просто глядя на неё, что она была выше, чем всё это. Лучше, чем все. Он очень хотел прикоснуться к ней, провести пальцами по её дрожащей коже, пока она не задрожит по совершенно другой причине; хотел избавить от этого гнева и разочарования и показать способ, как это можно сделать. — Мы с Джеком не похожи на тебя и папу. Он не платит мне за то, чтобы я была с ним. Он заботиться обо мне. Женщина рассмеялась и сказала: «Если бы он действительно любил тебя, он был бы готов заплатить!» Эта девушка покачала головой и шагнула назад, прижимаясь спиной к груди Джека. Её рука потянулась и достигла его, сжимая её плотно, когда она наносила ей последний удар. — Ты завидуешь мне. Потому что я молодая и красивая, и кто-то любит меня, а ты старая грязная и уродливая, и у тебя нет никого, кому не всё равно. Ты понятия не имеешь, что такое настоящая любовь. Яростная сила женщины исчезла от этих слов, её тело сгорбилось и дикий свет в её глазах погас, словно потухшая свеча. Джек внимательно наблюдал за ней, изучая каждый дюйм её лица, когда она смотрела на свою дочь, на живое напоминание о том, как её жизнь не сложилась, а затем повернулась и выбежала из квартиры. Дверь захлопнулась за ней, оставив позади устрашающе тихую комнату и тяжело дышащую девушку. — Ну-у-у, — наконец произнёс Джек, причмокивая. — У кого-нибудь ещё возникает ощущение, что в последнее время рядом много лишних взрослых? Лола подняла руку в коридоре, глядя на эту девушку с опасением своими широко открытыми глазами. Её плечи вздымались, а челюсть сжалась так сильно, что это выглядело довольно болезненно. Она была готова расплакаться. Джек действительно надеялся, что она этого не сделает. Она почти никогда не плакала перед ним, и никогда не рыдала. Только несколько раз, пару слёз, когда Лола тяжело болела и демонстрировала это. И они были быстро стёрты, как только Джек собирался выразить своё отвращение к её слабости. — Лола, иди в комнату, — приказал Джек. Лола открыла рот, чтобы гневно ответить, но Джек заставил её замолчать пристальным взглядом. Она повернулась и направилась обратно в комнату, из которой только что вышла, хлопнув дверью за собой и оставив Джека и ту девушки, которая стояла одна. У него не было причин откладывать то, что он хотел спросить, и ему было всё равно, расстроена она или нет. По крайней мере, если бы он спросил это сейчас, всё было бы кончено, а не поднял эту тему позже, как только всё закончится. — Она просила тебя заниматься проституцией? Эта девушка повернулась, чтобы, будучи в ярости, взглянуть на него, хотя в её глазах можно было уловить некий стыд. Это был момент неуверенности в том, как всё будет развиваться — будет ли она кричать и драться с ним, или она успокоится и позволит ему взять под контроль разговор? — прежде чем её плечи опустились, и она устало наклонилась к нему, отвечая на вопрос. — Да, — пробормотала она ему в грудь. — Она говорила обо мне куче мужчин. Показывая им фотографии. Рассказывала им, что я девственница. Пыталась продать меня. Джек почувствовал, как его тело напряглось, темнота заполняла его разум, как ядовитый газ. Его рука сжала её так крепко, так плотно, что она ахнула от боли и вырвалась. — Итак, сколько они, эм, предложили? — едко спросил Джек. Эта девушка в шоке смотрела на него. — Что… Ты на самом деле не злишься на меня, правда? — Джек ничего не ответил, и эта девушка издала резкий вздох недоверия. — Ну же, Джек… — Ты не ответила на мой вопрос. Она покачала головой и запустила пальцы в волосы. Она выглядела умственно и физически истощённой. — Ладно. Ладно! Один из них предложил десять тысяч. Какой-то крутой адвокат. Хорошо? Ты теперь счастлив, когда услышал, Джек? Это не сделало его счастливым. Это так разозлило его, что его зрение стало размытым. Он хотел быстро заминировать весь Готэм и взорвать его; стереть всех этих людей, тех мужчин, которые смотрели на неё и которые немедленно предложили бы ей деньги, если бы они знали, что она продаётся, с лица земли. Если бы только он и эта девушка, и Лола были вместе, сидели и смеялись, и смотрели телевизор, и, может быть, только он и эта девушка позже ночью уйдут тайком, прижимаясь друг к другу… тогда всё будет идеально. Если бы их было только трое, живущих во всём городе, всё было бы прекрасно. Эта девушка смотрела на свою обувь и скрестила руки на груди, едва дёрнув мышцами губ и изменив положение конечностей, как знак… вины. Джек пристально изучал её, протягивая руку и хватая подбородок, заставляя её взглянуть на него. Это было легче прочитать в чисто голубых глазах; он думал, что знает, как должен чувствовать себя провидец, смотря в хрустальный шар и видя всё, что изложено перед ним. Он читал позор в её глазах, как провидец, читающий будущее через хрустальный шар. — Ты обдумывала это. Это было обвинение, и это было нечто большее. Он почувствовал одышку. Как будто кто-то хорошо ударил его в живот во время боя. Джек чувствовал себя так, словно тряс её, ругал её, бил её. Он хотел вновь открыть медленно заживляющие коросты на его костяшках, ударив по тонким костям её лица. Он хотел, чтобы его ревность просочилась из его рук, липкая, и горячая и горькая, как раз такая, какую он чувствовал в своём животе. Она не пыталась отрицать этого: — Боже, конечно… десять тысяч долларов. Ты знаешь, как это могло бы помочь? Я думала об этом несколько месяцев. — Кончики пальцев Джека покалывали, почти умоляя, чтобы он дал им встретиться с её бледной кожей. Он сжал ладонь в кулак, сжимая так сильно, что его костяшки снова начали кровоточить. — Ты так много работаешь в этом ужасном мясном магазине, а я просто сижу, ничего не делая! А потом я узнала, что могу облегчить твой груз, просто… делая что-то, поэтому… поэтому… — Облегчить? — горько предположил Джек. — Бессмысленно? Эта девушка подбирала слова, и он почти не мог контролировать желание ударить её. — Нет. Нет… Я всегда думала, что это будет с… тобой. Я всегда хотела быть с тобой. — Та девушка не смотрела на него, и Джек почувствовал, что часть гнева ослабла при этом признании. — И я не могу сделать этого, правда. Когда дело доходит до этого. Я не могла позволить какому-то отвратительному старику-извращенцу прикоснуться ко мне. Но я просто не могла перестать думать о том, насколько эгоистично я вела себя, скрывая десять тысяч долларов от тебя и Лолы из-за моей морали. Она покачала головой и спрятала своё лицо в руках, умоляюще глядя на него. — Пожалуйста, не злись на меня, Джек. Он злился. Он всё ещё был так зол, что думал, что он, вероятно, сорвётся и ударит её, если она скажет ещё что-то о том, чтобы спать с другими мужчинами. Но затем она протянула руки и положила их ему на грудь, правую ладонь прямо над его сердцем. Тем не менее, даже когда ярость угасала, словно она перенаправляла её сквозь её тело, он чувствовал, что ему нужно чётко дать ей понять. Одна рука вытянулась и запуталась в её тёмных волосах, грубо схватившись и притянув к себе. Её рот был открыт во вздохе боли, когда он прижался своими губами к её, наслаждаясь тем, как она чувствовала себя тряпичной куклой в его руках; то, как она не могла ничего сделать, кроме как расслабиться, когда он поцеловал её. Когда он отстранился, её глаза были прикрыты и затуманены с такой же тоской, которую он видел месяц назад в своей ванной. — Ты моя. — Он уставился на неё и немного встряхнул её, чтобы гарантировать ей безраздельное внимание. — Поняла? — До тех пор, пока ты мой, — выдохнула она, — я твоя. Ему не нравилось, что ей пришлось провести это различие, что она не просто согласилась с ним, как он этого хотел, но на данный момент этого было достаточно. Пока что. — Знаете, довольно грубо оставлять больную девушку в полном одиночестве, чтобы вы поцеловались! — прозвучал голос Лолы через коридор, её голова выглядывала из двери спальни этой девушки, и её губы надулись. Джек тихо вздохнул, отпуская девушку мягким толчком, заставив неустойчиво стоять на ногах там, где стояла она. Он не ждал, пока она последует за ним, присоединившись к Лоле в этой небесно-голубой комнате; она угрюмо сидела на кровати, скрестив руки, и её грудь поднималась и опускалась в одном неровном движении, уникальным для неё. — Ты видел это в нашем доме? — спросила Лола, как только он вошёл, опустившись на шаткое вращающееся кресло со сломанной спинкой. — Ага. Лола нетерпеливо щёлкнула языком, пристально уставившись на него. Эта девушка проскользнула в комнату, приглаживая свои волосы назад и садясь на комод, её ноги болтались, а руки опустились на колени: «И?» — И что? — огрызнулся Джек, на мгновенье отвлёкшись на кусок чистого белого бедра, который он увидел, когда девушка спрыгнула со своего места. — Он мерзкий. Я не хочу, чтобы он жил рядом, Джек. Он насмехающиеся посмотрел на меня. — Лола покачала головой и взглянула на ту девушку. Было ясно, что они уже обсуждали это до его прихода. Джек положил руки на ноги и неспокойно забарабанил: «Я ничего не могу с этим поделать. Если мама хочет притащить в дом какого-то подонка, то это её право. В любом случае меня никогда не бывает дома». — Именно это я и сказала тебе, Лола, — вставила та девушка. — Это может улучшить положение… по крайней мере, твоя мама не будет так несчастна всё время. — Но прошло всего несколько месяцев! — запротестовала Лола, её дыхание участилось. — Папа ушёл… всего… несколько… месяцев назад. — Прекрати накручивать себя, — резко приказал Джек, и Лола сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. — Ты знаешь, какая она. Она одержима быть любимой. Ты ожидала, что она будет долго одна? Она оставалась с отцом в течение многих лет, хотя он избивал её каждую ночь, потому что она не сможет смириться с мыслью о том, чтобы быть одной. Лола ничего не сказала, но выглядела явно расстроенной. Джек не знал что, по её мнению, он может сделать со всей этой ситуацией. Возможно, мужчина был грубым и невежественным, но он не осмелился бы прикоснуться к кому-нибудь из них, Джек бы позаботиться об этом. Он больше не был тощим маленьким мальчиком. Теперь всё было по-другому. Всё изменилось навсегда. Не было никаких причин, по которым ему или Лоле приходилось бы беспокоиться о каком-либо мужчине, которого их мать привела домой. Больше нет. — Но тебя всегда нет. Поэтому мне придётся находиться рядом с ним всё время. Джек посмотрел на эту девушку, которая быстро вмешалась: «Но я буду рядом. Так что тебе не придётся быть рядом с ним одной». — Джек заставляет меня чувствовать себя безопаснее… Джек прервал её и решительно закончил разговор одной простой фразой: «У тебя нет причин беспокоиться о каком-то неважном тупице вот так, так что прекрати». И она прекратила, закрыв рот и устало вернула своё тело обратно на кровать, словно вместо её конечностей было что-то тяжёлое. Но Джек понял, что она действительно была такой хрупкой. Одно падение, один удар, и она окажется разбитой навсегда. Эмоционально, физически, как-либо ещё… она была слишком нежной для Джека. Джек отвернулся от вида всей этой слабости и сосредоточился вместо этого на гладкой чистой коже длинных ног этой девушки, скрещенных и болтающихся лодыжек. По крайней мере, в этой девушке была какая-то смелость; по крайней мере, она могла наброситься на кого-то с тем скрытым запасом сил, который держала в себе. Он иногда ненавидел это, но это было лучше, чем её полная беспомощность. Она всё ещё носила свою школьную юбку. Она была одета в ту же одежду две ночи спустя после того дня месяц назад, когда она проскользнула в его комнату, когда он пытался уснуть. Снова было поздно, и сначала, когда она разбудила его, он не мог понять, почему его сон был настолько невероятно реальным в ту ночь. Её голос звучал особенно ясно и мягко, когда он сравнивал его с собственным хриплым, звучащей поздней ночью. «Привет». «Привет…» «Ты спал. Прости, что разбудила тебя. Я просто хотела поговорить». «Конечно…» «Я никогда не видела, как ты спишь раньше. Ты знал об этом? Разве это не безумно? Кажется, я должна была увидеть, как ты спишь раньше. Например, по-настоящему спать, а не просто дремать, потому что я видела, как ты много раз дремал на моём диване, когда Лола заставляет нас смотреть её любимые фильмы снова и снова. Но ты на самом деле в постели, спишь, я никогда не видела. Твои ноги слишком длинные для такой маленькой кровати. Ты весь сгибаешься, что не очень хорошо для твоего позвоночника, потому что…» «Ого… просто… что?» Он должен был остановиться её бред и моргнуть несколько раз, чтобы прочистить голову и понять ситуацию. Это всё ещё не казалось реальным даже после этого, потому что кто бы мог подумать, что эта девушка сидит на краю его кровати посреди ночи? Не он. Если только ему не приснилось, в чём он был уверен, даже после нескольких морганий и зевоты. Она сразу же перестала говорить, сделала большой вздох, а затем пристально уставилась на него. «Джек…» Тон её голоса был мягким, бархатистым, ласковым, что заставило Джека ощутить, будто что-то сдавливало его горло, поэтому он не мог немедленно ответить. И её рука протянулась и прошлась мягкими кончиками пальцев по его лицу, что затрудняло дыхание. Она была так близко к нему и в его постели… «Джек, я… я чувствую, что мне нужно поговорить. После того, что произошло между нами прошлой ночью». Джек ничего не сказал, полностью отвлёкшись на то, как её ладонь упёрлась в основание его шеи, её большой палец вытянулся и слегка прижался к ярёмной вене. «После этого мы почти ничего не сказали друг другу. Я просто хотела прийти сюда и убедиться, что всё между нами… в порядке. Что всё не будет слишком странным». «Ты говоришь так, как будто хочешь, чтобы этого никогда не повторилось… Словно ты сожалеешь об этом». «Нет! Нет… это не так». Прекрасно, невероятно, умопомрачительно, он жаждал, чтобы она сказала это, но она тяжело сглотнула и продолжила, её голос колебался. Будучи смущённой. «Это действительно было приятно. Мне нравится быть… так близко к тебе. Как сейчас». Рука, расположенная на раскрасневшейся коже его шеи, дрожала от нервозности, и дыхание, прежде чем она заговорила, было неровным и напряжённым. «Я хотела бы, чтобы мы были ещё ближе. Настолько близко, насколько это возможно. Может, если хочешь, мы могли бы… спать вместе. Может, через несколько месяцев… к твоему дню рождению». Джек был уверен, что если бы он мог видеть её, её кожа была бы покрыта блестящим оттенком красного. Её рука покинула его, возвращаясь на собственное колено, где она нервно сжала её. Он замер, слова застряли где-то в горле. Он едва верил, что может сказать что-нибудь вразумительное; едва ли знал, сможет ли. «Если ты не против, я имею в виду… хочешь?» Он заставил себя ответить, чтобы принять предложение, пока оно ещё было хорошим. Он боялся, что в любой момент она передумает, отступит, скажет ему, что вела себя как сумасшедшая, вышедшая из ума. И что ещё хуже, он боялся, что в любой момент он может проснуться, чтобы обнаружить, что всё это было лишь сном. Его голос был резким, хриплым, противоречащим этой тишине и особенно, если сравнивать с мелодичными тонами этой девушки. «Да. Да, хочу». Он хотел сказать это тысячу раз, хотел записать это и подписать кровью, чтобы ни один из них не смогу вернуть свои слова назад. Но она просто наклонилась вперёд и яростно поцеловала его, а затем, как только его голова начала кружиться, и их дыхание стало отрывистым и быстрым, она отстранилась, встала с его кровати и вышла из комнаты без единого слова. Он всё ещё не был уверен, что думать о ситуации. Часть его считала, что всё это вряд ли когда-либо произошло. Другая часть едва могла дышать, когда он думал об этом, его горло сжимало, как и грудь, пока он не ощутил, что действительно может подавиться тоской, которую чувствовал. И ещё одна часть была просто заинтересована в том, как всё будет происходить с отдельным видом его одержимости. Как будто он наблюдал за чужой жизнью, а не за своей. Он предположил, что причина, по которой он так разозлился на неё из-за рассмотрения того предложения в десять тысяч долларов, заключалась в том, что он был уверен — и в ужасе — что-то, что предложила она, никогда не произойдёт. Он чувствовал, что это было невозможно, что-то, что не должно было быть, что-то, что будет против судьбы, если случится. Потому что такие вещи — хорошие вещи, невероятно нормальные вещи как секс и любовь, и счастье — с ним не случались. Он заполучил остальное — бедность и болезни, и смерть, и насилие — всё в одном аккуратном маленьком пакете. И всё было нормально, потому что он мог справиться с этим. Но это… Он хотел этого. Он хотел этого больше, чем что-либо в своей жизни, кроме выздоровления Лолы. Он не думал, что справится с ещё одним колоссальным разочарованием.