Могила

Пылающие глаза Пейтон Райли сканировали его тело, смешанное выражение отвращения, одобрения и предвкушения разгоралось за печалью. — Сними свою рубашку.  Джек поднял бровь в ответ. Затаившая дыхание блондинка раздражённо застонала. — О, пожалуйста. Если бы я хотела трахнуть тебя, я бы уже засунула руки тебе в штаны. Ты должен выглядеть крутым, когда встретишься с Джонни, или он вообще не воспримет тебя всерьёз, а сейчас — без обид, Джей — ты выглядишь, как будто только что выполз из мусорного бака.  Она шагнула вперёд и потянулась к подолу его рубашки. Джек резко убрал её пальцы прочь. — Я могу раздеться сам. Она подняла руки и сказала: — Хорошо. Вот, сделай это быстро. Я хочу посмотреть на тебя. Райли бросила ему пакет одежды, а затем встала, наблюдая, как он натягивал рубашку на голову. Джек не пропустил — не мог пропустить — оценку её глаз, когда он натянул «приемлемую» одежду, которую она ему дала. Из-под густых ресниц не было брошено лукавого или робкого взгляда — у неё они были откровенными, смелыми и совершенно бесцеремонными. Ему казалось, что она испытывает его, пытается перешагнуть его границы и заставить ёрзать, почувствовать дискомфорт, заставить покраснеть. Это не сработало. Он застегнул рубашку, спрятав обнажённый пресс от её жаждущего взгляда. Ей нужно было сделать нечто большее, чем просто смотреть на него своими тлеющими глазами, чтобы заставить его спасовать. — Ты издеваешься? — Джек оторвал с подола рубашки, которую она дала ему, чёрную шёлковую пуговицу. — Я выгляжу, будто я из Джерси. — Это лучше, чем выглядеть так, словно ты только что лазил искать свой ужин в мусорном контейнере возле ресторана, который принадлежит Джонни. Думаю, тебе нужно ожерелье. — Если ты подойдёшь ко мне с украшением, я придушу тебя им. Райли остановилась посреди поиска в её блестящей сумке из крокодиловой кожи и ухмыльнулась. Он не шутил, и Джек понял, что она, вероятно, знала, что это так. Он не был уверен, почему это заставило её улыбнуться. Если бы она была той девушкой, она бы смотрела на него с этим нервным выражением недоверия и беспокойства, которое заставляло его всякий раз чувствовать себя монстром, когда он говорил что-то подобное. Но рядом с Райли эти вещи были приемлемы. Эти вещи были для неё положительным знаком. Были моменты, казалось, доли секунды, когда он задавался вопросом, которая из девушек была права — была ли это его девушка, которая заставила его чувствовать, что он должен быть хорошим человеком и которая, казалось, хотела осветить своим ярким сияющим светом все его тёмные и мрачные углы; или это была Райли, которая, казалось, думала, что то, каким он был, позволит ему пробиться всюду в жизни, и что его тёмные углы были именно тем, что делало его сильным? Но такие самокопания никогда не задерживались долго в голове Джека — у него были другие вещи, о которых стоило беспокоиться.  — Мне нужно остаться здесь на некоторое время. После этого.  Джек не задавал вопрос, не просил. Он утверждал об этом окончательно, как будто уже заявил о праве собственности на это место. Райли наклонила голову в сторону и уставилась на него с насмешливой улыбкой, дёргая края её пухлых губ: — Хорошо. Есть уютная комната, в которой папочка устроил себе постель. Однажды он жил здесь целых два месяца, когда они с мамой поссорились… Так почему же тебе нужно где-то остановиться? — Не понимаю, почему это вдруг тебя касается, — огрызнулся Джек, избегая вопроса. Говорить ей правду не было вариантом, независимо от того, насколько тесно они работали вместе. На пряди её светлых волос пал свет, когда она подошла к нему. И Джек вдруг остро осознал, что ему сразу и совершенно внезапно стало ужасно неудобно. Он был в ярости из-за этого. Райли, которая подошла к нему и встала, зависнув своим телом всего в миллиметрах от него, каким-то образом одержала верх. Может быть, это произошло из-за неожиданности всего этого или, может быть, виной тому была линия её шеи, которую она отклонила назад, глядя на него, или, может, это был взгляд в её глазах, который ясно говорил ему, что, хотя ни один из них не касался друг друга, она хотела этого. И гораздо больше, чем это. Скорее всего, это было то, что она сказала дальше, мурлыча свои слова с такой нежностью, что Джек почувствовал, что он, наконец, понял, как звучал бы бархат. — Возможно, у тебя нет реальной причины. Может, ты просто хотел прийти сюда ради меня. Ты надеешься застать меня одну в тёмную эротическую ночь, Джей? Райли стояла перед ним: шедевр женщины с её страстно надутыми губами, расслабленным в привлекательной позе телом, а всё, что Джек видел, было лицо той девушки, такое же, когда он видел её в последний раз — неестественно красивое, оскорблённое и принадлежащее ему. Никакое количество подлинной сексуальной привлекательности в мире не могло сравниться с её невинностью. — Ты довольно высокого мнения о себе, не так ли? Его слова ужалили её, как он и хотел, и, хотя это было рискованно, он не пожалел об этом. Что бы она ни пыталась провернуть: сломить его, заставить его упасть на колени и позволить ей взять полный контроль или просто уложить его в постель — ничего из этого он не собирался позволить. И, самое главное, он не хотел её. Помимо того, что он был слишком увлечён той девушкой, чтобы желать кого-либо ещё, Джек увидел что-то внутри Райли, что оттолкнуло его, нечто тёмное, и жестокое и животное — что-то, что он узнал и ненавидел в себе. Не имело значения, насколько она красива, потому что темнота затмила всё это. Эта дикая свирепость мелькнула в чертах лица Райли. Но так же быстро, как Джек увидел это, оно исчезло, заменившись спокойным, тщательно контролируемым выражением женщины, которая слишком привыкла к мужчинам, отвергающим её. — Ну же. Джонни ненавидит, когда кто-то опаздывает. — Она бросила ему последний пустой взгляд, а затем повернулась, утешаясь лишь тем, что у Джека не было иного выбора, кроме как следовать за ней. Они проехали по узким улочкам в маленьком, но блестящем чёрном BMW, которое не выглядело новым, но всё же находилось в почти идеальном состоянии. Вилли вёл автомобиль, молчаливый и бдительный, а Райли и Джек сидели на противоположных концах заднего сиденья. Джек беспокойно стучал пальцами по внутренней части двери и по прохладному стеклу окна — Райли ничего не говорила, и по какой-то причине это раздражало Джека. Он вспомнил, как сильно хотел, чтобы рядом с ним сидела та девушка. Он думал о тысячах вещей, которые он мог бы сделать с этой девушкой на заднем сидении такой машины, с лёгким запахом кожи и выветренным сигаретным дымом, сохраняющимся в воздухе. У него всегда было какое-то недооценённое влечение к автомобилям — он полагал, что это потому, что он так редко ездил в них. На самом деле, Джек не мог вспомнить последний раз, когда он был в машине. Должно быть, это было много лет назад, когда его мать арендовала автомобиль — избитый старый Шевроле — чтобы отвезти Лолу и его в больницу в надежде, что они смогут помочь его сестре. Лечение там стоило слишком дорого, и персонал не хотел помогать, поскольку у них не было страховки или медицинского обслуживания, но сама поездка стоила потраченного времени. Он вспомнил, что на обратном пути, когда его мать промчалась по улицам в порыве волнения из-за плохих новостей, которые получила, он хотел открыть окно и высунуться в него, как делали собаки, чтобы ветер сильно бил его по лицу. Джек не мог придумать лучшей физической демонстрации чувства свободы. Внутри него не было никакого желания делать это сейчас. Мрачное присутствие Райли высосало из него весь восторг и вместо этого вселило в него тревогу. Желание выпрыгнуть и покатиться прямо из движущегося автомобиля было очень сильным. Он жаждал тихой уединённой прогулки, к которой так привык. Езда в дорогой машине с женщиной, которую вы только что оскорбили более чем одним способом, заставила его мечтать о ноющих коленях и волдырях на лодыжках. После нескольких минут молчания она, наконец, заговорила. — Там должен быть только Джонни и ещё пара других — в основном Сабатино. Ни один из головорезов — они не настолько важны, чтобы иметь какое-либо право решать, кто входит в семью. Ты не пойдёшь со мной. Мы высаживаем тебя в нескольких кварталах оттуда. Ты подождёшь тридцать минут, а потом войдёшь, понял? Он не должен решить, что я привела тебя, или что ты сговорился со мной… он застрелит нас обоих прямо на месте. Райли осмотрела кончик одного блестящего каблука. — Так, кто именно, хм, предложил собраться вместе? Если это была не ты или не тот большой чёрный спереди. Вилли заворчал, и его толстые пальцы сжались на руле. Должно быть, это был плохой день: Джек не мог перестать оскорблять людей вокруг него, тех, с кем ему было необходимо работать. Но это не было таким уж сюрпризом — он был великолепен в разрушении вещей. — Если ты должен знать, у нас есть своего рода… шпион, можно так сказать. Джонни думает, что они очень дружны. Он предложил тебя, что сразу же приводит тебя без промедления к Джонни. Но тебе придётся показать, что ты можешь принести пользу, — Райли фыркнула в его сторону, довольно надменно, и продолжила: — Если у тебя есть что-нибудь вообще, что ты мог бы предложить. Я начинаю сомневаться. Её холод сломался, как половина одного целого, и Джек получил проблеск кипящего гнева и задетой гордости, которая текла прямо под её умно сконструированной поверхностью. Трещина быстро запечаталась, но он не хотел, чтобы всё так закончилось. По крайней мере, у них было ещё пять минут в этой машине, и он знал, что без каких-либо развлечений каждая минута будет казаться столетием. И ещё была, конечно, проблема с его нервами, которую он должен был решить. Что может быть лучше, чем подразнить её? Возвращая победу с того раза, когда он так неожиданно проиграл на том складе? — Не говори так зло, Пейтон. — Её голова слегка дёрнулась при упоминании её имени, и Джек ухмыльнулся. — Думаю, что для тебя хорошо испытывать желание чего-то, что ты не можешь иметь. Я преподаю тебе урок. Может, это, хм, закалит характер. Смех, последовавший за его фразой, был коротким и резким, и это заставило костяшки Вилли посветлеть, когда он крепче сжал руль. Уголком глаза Джек увидел, как челюсть Райли сжалась; увидел, как её пальцы судорожно вцепились в сумочку. Когда она повернулась к нему лицом, больное, уязвимое место её эмоций было разоблачено, и именно так, как ему нравилось, так, как она ему нравилась — без масок, без притворств. Только она, каждая её беспринципная, циничная, жадная частичка. Он мог понять её; он мог легко справиться с этим, почти слишком легко. — И почему я не могу иметь тебя? — Её лицо было мрачным и неясным, но Джек знал, что, если бы он мог видеть её глаза должным образом, он мог бы указать на каждый из семи смертных грехов, чётко отпечатанных на её сетчатке. — Кто ты такой? Зачем тебе все эти деньги? Почему бы тебе не сказать нам твоё имя, или где ты живёшь, или… — Тебе удалось довольно неплохо выяснить, где я живу, самостоятельно, — резко прервал Джек. — Послала за мной Вилли однажды тёмной ночью, да? Проследить за мной до дома? Оставить эту маленькую записку, чтобы объявить, кто главный? Почему он не расскажет тебе о других вещах, которые видел, когда следил за мной? Джек потянулся вперёд и ударил Вилли по одному широкому плечу. — Давай, Вилли, секреты не помогают заводить друзей. Послушаем о моей… таинственной жизни. Ты узнал моё имя? Вилли ничего не сказал. — Не-а, не думаю, что ты это сделал. Потому что если бы узнал, ты бы сказал Пейтон, и она бы обязательно произнесла его во время какой-то словесной баталии между нами, просто чтобы она могла вывести меня из моей же игры. Верно, куколка? Джек откинулся обратно на спинку сиденья, из которого он наклонился, чтобы вызвать неприязнь у Вилли, располагаясь так близко к Райли, что пряди её золотых локонов касались его плеча. Близость их тел заметно взбесила её, и Джеку показалось, что это была подходящая месть за её предыдущие действия. — Что не так, скромняга? — Одна рука обхватила её плечи и приблизила её так тесно, что их лица почти соприкоснулись, и он мог чувствовать запах дорогого мускусного аромата каких-то переоценённых французских духов, в которых все женщины высшего класса, как они считали, должны купаться. Если бы они имели хоть малейшее представление о том, насколько более заманчивыми были несколько капель недооценённого аромата фиалок… — Ты, кажется, не возражала быть ближе на складе. Передумала? С умышленной осторожностью Джек накрутил одну прядь золотистых волос вокруг пальца, а другие четыре коснулись задней стороны её шеи. Трепет, пронзивший его конечности, когда в ответ на его прикосновение она задрожала, заставил кровь нестись по его венам. Он сразу понял, что нашёл что-то, обнаружил такое чувство, о котором не знал до этого момента. Это было не то ощущение, которое он испытывал, когда проводил руками по коже той девушки и чувствовал, как она беспомощно дрожит от него, потому что в этих ситуациях он был ещё более беспомощным, чем она, просто надеясь, что этого не видно. Это же было другим: осознанием того, что он может полностью одолеть женщину. Зная, что он может иметь её в своей милости, заставить её умолять и контролировать всё это время, потому что он ничего не чувствовал к ней — ни любовь, ни желание. Это был он и только он один, могущественный, и одной этой мысли было достаточно, чтобы возбудиться. Заметила ли она смену контроля в воздухе или просто хватило его близости — Джек не был уверен, но в следующую секунду она щёлкнула пальцами, и Вилли остановил машину. — Убирайся, — холодно приказала она, смахнув его руку с плеча и поправив складки блузки пальцами, которые были куда меньше, чем просто твёрдыми и непоколебимыми. Джек рассмеялся, его разум плыл с остатками эйфории, которая только что хлынула по его венам. — Ну же, дорогая… ты не боишься делать то, о чём можешь… пожалеть… верно? — Нет, — отрезала Райли. — Это как раз то место, где ты должен выйти. Иди прямо, пока не упрёшься в винный магазин, поверни направо, иди прямо до склада. Это и есть дом Джонни. Это займёт у тебя около тридцати минут. А теперь выметайся ко всем чертям отсюда. Он всё ещё смеялся, когда дверь хлопнула позади него, и Вилли нажал на педаль газа, колёса завизжали и через тонированные задние стёкла стало видно тяжело опустившееся тело блондинки.

~***~

Манера Джонни Сабатино себя вести была крайне надменной. Высокомерный и насмешливый, он сидел в расслабленной позе и сжимал кончики пальцев, делая из рук шпиль. Его чёрные волосы были завиты в крепкие чёрные кудри и сияли в тусклом свете, а когда Джонни говорил, то в его словах ярко слышался итальянский акцент, гораздо более сильный, чем если он был полностью настоящим — Джек сразу понял, что Сабатино использовал акцент, чтобы отделить себя, в глазах Джонни возвысить себя, от людей, которыми был окружён. Джек сразу почувствовал отвращение к нему, тем более, когда увидел Пейтон Райли, сидящую рядом с ним со сложенными на коленях руками и безразлично устремлёнными вдаль глазами. Огонь, который обычно пылал за ними, слабо тлел, поддавленный близостью с человеком, на которого она хотела спустить всю свою ярость. Но хуже всего было то, что Райли одела его как клона Сабатино. Его рубашка — это шёлковое чудовище, которое заставила Райли его надеть — не отличалась и на два оттенка серого от той, что была на Джонни под замшевой курткой. Было бы лучше, если бы он мог пойти с голым торсом. Единственное, что уменьшило чувство отвращения Джека, это осознание того, что на шее Джонни висела серебряная цепочка — украшение. Джек сразу понял, что это — всё это, что угодно — будет раз плюнуть. Потому что, в любом случае, как может быть трудно обыграть мужчину, который носит украшения? — Присаживайся… Воцарилась тишина, когда Джонни указал на стул напротив него — он был ветхим, и подушка была сильно запятнана неизвестными веществами, сильно отличая этот стул от всех других на складе, особенно от того, на котором сидел Джонни: все они выглядели так, как будто они были сделаны из дорогой кожи. Джек подавил усмешку в ответ на этот ход — простой, элементарный трюк с сознанием. Сабатино хотел, чтобы Джек чувствовал себя неполноценным с самого начала. Но Джонни, похоже, не понимал, что не стул, в котором сидел человек, указывал на его ценность. Всё дело в позе. Джек сел, и Джонни уставился на набор игральных карт, которые были разложены перед ним. С того места, где сидел Джек, он предположил, что Джонни развлекал себя игрой в пасьянс. Оливковые пальцы перевернули карты, и насмешка растянула губы Джонни. Он поднял карту лицевой стороной, чтобы Джек увидел. Она была в основном белой с одной незамысловатой фигурой прямо в центре, одетой в алый и жёлтый. Два одинаковых слова были написаны с каждой стороны: «ДЖОКЕР». — Бесполезная карта, да? Я говорю своим парням, чтобы они отбрасывали её, но почему-то… они всегда забывают. — Джонни выбросил карту, и Джек следил за её перемещением, пока она спиралью рассекала воздух. Она приземлилась у ног Пейтон Райли. — Вот видишь? Она полностью разрушила мою маленькую игру. Бесполезна. — Думаю, что всё зависит от… игры, в которую играешь, — ответил Джек, чувствуя себя дёрганным. Он прошёл милю по тёмным улицам Готэма не для того, чтобы сидеть и обсуждать здесь карточные игры. Джонни Сабатино слабо улыбнулся. — Верно, верно… Мужчина облизал губы и позволил тишине воцариться между ними тремя. Глаза Райли, озадаченные и неуверенные, перешли с неподвижной фигуры её мужа рядом с ней на Джека, который сидел расслабленно и ждал каких-либо последствий. — В какую игру ты играешь, Джей? Из внутреннего кармана куртки Джонни достал серебряный револьвер. Оружие лежало в его руке, как продолжение его пальцев, так курильщики держат свои сигареты или алкоголики свои бутылки. — Хм… предпочтительно не в русскую рулетку. — Джек откинулся назад на своём ветхом стуле и побарабанил пальцами по подлокотникам. — Я слышал, что это может закончиться несколько… плачевно. Сабатино криво рассмеялся и опустил револьвер перед собой, приняв прежнюю позу и прижав друг к другу кончики пальцев. На этот раз он приложил руки к губам и смотрел на тяжёлую и небрежную фигуру Джека пронзительным взглядом. Джек знал такие взгляды достаточно, чтобы признать, что данный взгляд для кого-то другого был бы пугающим. — Ты хорош. Да, я вижу это. Что ты от меня хочешь? Джек щёлкнул языком, а затем ответил: — Работу. — Зачем? Ещё один щелчок, и Джек решил, что эти глаза требовали правду и лучшее, что он мог сделать — это надеяться, что за этим не последует пуля. — Деньги. Джонни облокотился на спинку стула, одной рукой подперев челюсть, а другую вытянув и положив рядом со своим револьвером. — У нас кое-какие «проблемы». — Неустанные адские глаза Джонни вспыхнули в направлении его жены, когда он выплёвывал свои следующие слова. — С верностью здесь. Ты хочешь знать, что я сделал перед твоим приходом, Джей? Джек сузил глаза и нерешительно ответил: — Да… — Я использовал три прокручивания на одного из моих парней. Мы с ним очень близки. Как две горошины в стручке. — Пальцы Джонни погладили ствол оружия перед ним. — В наши дни никому нельзя доверять, понимаешь? Думал, что он один из хороших… один из самых преданных… а потом я узнаю, что он работал с этой… с этой тупой сукой… сидящей слева от меня. Джек поднял брови, выражая поражённый, но подобострастный интерес, даже когда Пейтон Райли напряглась и резко вдохнула через нос. Эта информация стала для неё неожиданностью. Эта встреча была не более чем засадой. — Это он сказал, что я должен встретиться с тобой, Джей. Разве это не забавное совпадение? Вдруг Джек подумал о Лоле, и той девушке, и где-то в глубине перспективы смерти тьма и ужас вырисовывались перед ним — удивительно, но не потому что он боялся того, что произойдёт после, но потому, что сожалел о том, чего не достиг, прежде чем оставить всё позади. — Я бы не сказал, что это смешно… но, опять же, у меня никогда не было чувства юмора. Хладнокровие в его собственном голосе потрясло его, но он был благодарен за это. Джонни взял оружие и в очередной раз положил его в руку. Будет ли выстрел быстрым, неожиданным? Или он позволит ему затянуться, подразнить его, даже пытать, прежде чем он, наконец, сделает дело? Был ли шанс на побег? Если бы он мог намекнуть Райли, что они работают вместе, чтобы прорваться… — Ты знаешь, зачем я привёл сюда мою законную жену? — Джонни прервал безумную цепочку мыслей Джека. Он остановился и посмотрел на Райли с самым глубоким выражением презрения, которое Джек когда-либо видел на лице человека. — Я хотел испытать тебя, прежде чем решить, принять ли тебя. Джонни положил револьвер перед собой, а затем совершенно неожиданно для Джека толкнул его через стол к нему. Джек протянул руку и остановил его. — Я знаю, ты уже сказал, что не хочешь играть в русскую рулетку, Джей, но первое правило моей игры заключается в том, что иногда ты должен делать то, чего не хочешь. Джек посмотрел на Сабатино, непонимающе, но, тем не менее, насторожено. Он ожидал, что он приставит пистолет к своей голове и нажмёт курок? — Я использовал три патрона на этого предателя… осталось ещё три. Случайный порядок. Направь его на мою девушку и стреляй. Давай посмотрим, счастливый ли у неё день. Значит, это была Райли, а не он. По крайней мере, пока. Он сразу понял, что не может колебаться, потому что это был тест, о котором говорил Джонни — если он не поторопится, он умрёт. И, в конце концов, Пейтон Райли ничего для него не значила. Ничего, кроме, конечно, как увидеть свою сестру снова. Ничего, кроме как увидеть вновь эту девушку. Нет, не более, чем это. Он никогда не стрелял из револьвера, но не нужно быть гением, чтобы знать, как это делается, и Джек видел, как им пользуются, достаточно. Без раздумий, с холодной отрешённостью, которую он чувствовал при виде мёртвого тела своего отца и которая снова распространилась по его конечностям и полностью отделила разум от его совести, он поднял тяжёлый, гладкий, холодный револьвер и направил его прямо на Райли, которая сидела прямо и достойно на своём стуле. Её жестокие, выразительные глаза не стали просить или умолять его даже тогда, и Джек задумался на мгновение, что, если всё закончится плохо, будет искренне жаль, что такая женщина окажется стёрта с лица земли. Прошло мгновение, когда его палец нажал на курок, и он не закрывал глаза, когда это делал. Если это было его первое убийство, он решил, что должен это увидеть. Ничего. Револьвер издал один громкий щелчок, когда барабан повернулся для смены пустого патрона. Джек опустил оружие и поставил его на стол, всё ещё чувствуя онемение в своих конечностях, когда его глаза встретились с Сабатино, и итальянец искал какие-то эмоции, которые он мог бы связать с симпатией или чувством к своей жене. Он не нашёл ничего, что было неудивительно для Джека — никто, кроме той девушки, не значил ничего в его глазах. Если бы он сидел напротив неё со всей своей жизнью на грани и враньём ради проверки, он уже бы считал себя мёртвым. Но эта девушка, к счастью, была дома в своей постели. В безопасности. Умиротворённая. Такая, какой она ему нравилась. Причина, по которой он всё это делал. — Так-так, сладкая. Думаю, ты доживёшь до следующего дня. Джек толкнул пистолет обратно к Сабатино, который взял его и спрятал внутри своей куртки, не обращая внимания на выражение отвращения, которое прошлось по лицу Райли. — А тебе, Джей, удалось пройти мой маленький тест. — Сабатино снова взглянул ему в глаза, чёрные и непреклонные, как куски угля. — Видишь, ты, наверное, думаешь, что я равнодушный. Но ты должен следить за порядком… без порядка всё разваливается на части. И тогда никто не победит. Победа была не совсем тем, чего хотел Джек. Больше всего он хотел справедливости; даже кусочка её было бы достаточно для него, подумал он. Может быть, если бы всё было немного справедливее, он не сидел бы напротив счастливого, эгоистичного бандита, который по какой-то случайности обладал властью, которую он не заслуживал. Порядок вещей сейчас не был справедливым, но если всё пошло по плану… ну, может, Джек сможет исправить это. — Ты мне нравишься. Мне нравится, что ты не колебался, когда я сказал тебе что-то сделать. Другие мои парни немного бы поныли. Спросили бы меня зачем. Если бы им действительно пришлось это сделать. — Джонни наклонился вперёд и улыбнулся угодливой улыбкой, и именно тогда Джек понял, что он прорвался через эту поверхность — через ту же холодную поверхность, которую его жена так часто использовала против Джека — и достиг реального Джонни Сабатино, целиком изобилующего под всей этой властью фальшивым очарованием и скользкой харизмой. Именно тогда Джек понял, что он в деле. Каким-то образом триумф казался ему пустым. — Они, кажется, не понимают, что они должны делать всё, что я говорю. Потому что я босс. Если бы эта девушка сидела напротив Джека и смотрела на него, как Джонни Сабатино, она бы прочитала негласный ответ в его глазах так же ясно, как день: Это ненадолго. — Добро пожаловать в наши ряды, Джей.