Могила

С некоторыми людьми это приключается раньше, с другими позже — по воле случая или по закону гравитации, но заканчиваем мы все одинаково. Чак Паланик, «Невидимки».

Столпотворение. В эту сумрачную ночь Святого Валентина прозвучал первый выстрел, разрушивший иллюзию романтики и покоя. «Святой Валентин может вылечить слепых», — сказала ей блондинка. Вот только Луиза ничего не видела, не видела ничего, кроме медленно распространяющейся снаружи лужи крови, накапливающейся под телом мёртвого актёра. Неужели именно это она имела в виду? Крушение её иллюзий о Джеке, о его истинных мотивах? Она никогда не была его планом, его грандиозным финалом, тузом в рукаве — всё это время, все эти месяцы душевных и физических пыток в его руках, и именно её, Харли Квинн, он планировал использовать. Кем была она? Что она, Луиза, значила для него? Какой смысл держать её здесь всё это время, мучить, преследовать, трахать? Это было наказание? Чувствовал ли он, что она заслужила этот Ад за то, что бросила его, за всех мужчин, которых держала около себя? Была ли она шуткой, своего рода завершением давно похороненного прошлого, лекарством от скуки, снедавшей его в те долгие зимние ночи? Зачем он тратил столько времени, столько энергии, втягивая её в свои планы, когда всё это время Харлин Квинзель стелилась перед ним ради шанса выполнить его приказ? Какой в этом был смысл? — Ну же, цыплята, не летите сейчас в курятник! — крикнула Харлин визжащим, истеричным легионам аристократии Готэма. — Мы только начали представление. Прозвучало ещё несколько выстрелов. Луиза, сидя в своей тюрьме под сценой, догадалась, что Джокер использовал все свои силы — все его люди заблокировали двери с тяжёлым оружием наперевес, без сомнения, достаточно долго сдерживая толпу, чтобы засвидетельствовать то, что он собирался сделать. Хаш. Это было связано с Хашом, без сомнения. Был ли Томас Эллиот всё ещё в толпе, или ему удалось ускользнуть незамеченным? Её глаза беспокойно метнулись к мужчине в углу, едва дышащему, меняющему позу только для того, чтобы лучше слышать происходящее наверху. Она ни за что не смогла бы одолеть его — было очевидно, что он неуравновешен, вдобавок вооружён и значительно крупнее её. До того, как появилась Харлин Квинзель, Луиза всё ещё надеялась, что Джокер найдёт её и вытащит из последней передряги, в которую она попала. Это была их циклическая, нескончаемая рутина, во всяком случае, она так считала. Харлин Квинзель изменила правила игры. После достижения относительного спокойствия — или подавляющего, парализующего ужаса — Джокер впервые заговорил за эту ночь. Он начал с того, что прочистил горло, долго и преувеличенно; Харлин хихикнула. Луизе захотелось ударить кулаком потолок. — Упрямая публика, — протянул Джокер своим отчётливым, пронзительным голосом. В театре воцарилась тишина, благоговейный трепет заставил элиту Готэма съёжится в одежде от Кристиана Лабутена и «Армани». Где-то там Сидни Уайт дрожала от страха. Луиза похолодела и покрылась липким потом при мысли о том, что её старый, дорогой друг получает пулю от Джокера. Глаза Луизы были устремлёны на потолок. Джокер стоял на месте, твёрдо расставив ноги, в угрожающей и повелительной позе. Лёгкая поступь Харлин мелькнула на сцене, то подпрыгивая, то шаркая ногами с места на место, как будто она не могла больше оставаться неподвижной, нежели вернуться к своей прежней жизни, жизни, которая, возможно, несла в себе неизменное обещание счастья до встречи с Джокером. — Вы все заплатили так много за эти билеты. Зачем их выкидывать? Какая-то… унылая старая пьеса о поясах верности — Нет. Вы заслуживаете чего-то лучше. Что-то непредсказуемое. Какой смысл смотреть шоу, если вы знаете, как оно… кхм… заканчивается? Раздался ещё один выстрел; резкий, скрежещущий вопль отчаяния от женщины. — О-ой! Извини, Пудинг! Чешется указательный палец, — Харлин сделала паузу, вероятно, для пущего эффекта, прежде чем добавить: — Обещаю, что я куплю тебе нового мэра. Думаю, что сломала этого навсегда. Джокер рассмеялся, издав радостный возглас одобрения, которого Луиза никогда раньше не слышала — это было почти похоже на гордость. Её затошнило, и она на мгновение задумалась, не застрелят ли её на месте, если её вырвет. Стало вдвое труднее сдержаться от рвотного позыва. — Правда в том, джентльмены, леди, что… Джокера заставил потолок заскрипеть, когда он склонился в жесте, который Луиза могла только принять в качестве саркастического поклона в сторону чрезмерно раскрашенных светских дам, сидящих в первом ряду. Их оперный наряд, вероятно, стоил столько же, сколько одна из процедур Лолы, и о, Луиза знала, как сильно Джек ненавидел их всех, всех этих людей, которые ничего не сделали, когда его сестра умерла. Эти люди, которые ничего не сделали, когда Готэм, город, который породил его, создал его, сжал его конечности между зубами и терзал, терзал, терзал, пока не осталось ничего, кроме окровавленного, сломанного монстра. Готэм был Юпитером, а Джек — его сыном, беспомощным в руках отца, который его вырастил. — Я знаю, что вы все с нетерпением ждали моего следующего грандиозного плана. Как я собираюсь… на этот раз убить вас. Я думал о многих вещах. Взрывчатки. Яд. Воздушные удары. Гладиаторская арена. Недостаточно хорошо. Как поставить город на колени, где есть всё? — Его голос омрачился при этом слове, опустился так низко и стал таким угрожающим, что даже Луиза, оторвавшись от гневных, тлеющих глаз, пришла в ужас. — Только когда я встретил здесь Харли, что-то щёлкнуло. Скажи им, здоровяк. — Мы подходящая пара! Несколько человек громко ахнули. Что может быть хуже, чем один Джокер? Двое. — Разве вы не рады, что я испортил вашу пьесу? — с упрёком спросил Джокер. Луиза почти видела, как его голова склонилась набок, а губы чуть опустились, словно говоря с непослушными детьми. — Теперь, когда мы все можем разделить этот особенный день вместе? Покончим со старым, начнём сначала! Харлин легко подхватила разговор. — Все вы, детишки, по-настоящему слепы, если думаете, что Хаш может перехитрить кого-то столь умного, как мой мистер Джей. Мы можем быть дураками, но мы не болваны. Как тебе такая шутка, парень. Толпа завизжала; Луиза знала, что Харлин направила пистолет в море людей, прямо на Томаса Эллиота, хотя большинство людей, сидевших вокруг него, понятия не имели, что они целятся именно в него. Её сердце бешено заколотилось, а затем замерло, пока она ждала выстрела, пока Хаш не упадёт замертво и заберёт её с собой. Мужчина в углу издал гортанный сдавленный смешок. Луиза бросила испуганный взгляд на то место, где он сидел, оружие было направлено прямо на её вздымающуюся грудь. Но это не конец — у Хаша всё ещё был туз в рукаве, и только в последний момент он вытащил его. Возможно, именно столько времени понадобилось одному из его людей, чтобы вырваться на свободу и взять под контроль управление светом, возможно, это было сделано для того, чтобы остановить Джокера на его пути, поскольку он верил, что победил. Сцена вспыхнула глубоким, тёмно-синим цветом, который ясно свидетельствовал, что это был не знак Джокера. Луиза не знала, что произошло с изменением освещения, но из зала немедленно раздались испуганные крики. Харлин лёгкой походкой приблизилась Джокеру, чьё стоическое тело согнулось в коленях, приблизив его к полу, ближе к ней. Если бы только она могла протянуть руку и положить её на доски, едва касаясь её — конечно, Джек бы почувствовал это, Джек, который так много понимал. «Но это не Джек», — напомнила себе Луиза. Это был Джокер, Джокер со своей блестящей новой подружкой и её мелодичной, обаятельно манерой говорить, с подавленным острым умом, уничтоженным безрассудством к недостижимому мужчине. Эта женщина всё изменила. — «Если я умру, она умрёт со мной», — прочитала Харлин чётким, пронзительным голосом. Луиза почувствовала, как её сердце подскочило к горлу и забилось там сильнее, чем когда-либо. Как забавно, что когда смерть кажется неизбежной, твоё тело чувствует себя наиболее живым. — Х-м-м. Это мы ещё посмотрим, красавчик. Она развернулась на каблуках так быстро и ловко, что Луиза едва успела понять, что происходит; Харлин Квинзель производила выстрелы, которые бы убили Томаса Эллиота, убили бы её. Он сам сказал, что готов поставить свою жизнь на то, что Джокер спасёт её — он просто не ожидал, что Харлин неправильно истолкует его слова. Или, возможно, так оно и было. Возможно, он хотел, чтобы это недоразумение привело к смерти Луизы, чтобы в конце концов только Джокер мог бы нести ответственность за то, что сводил женщину с ума ради своих целей. Луиза нырнула за металлическую подпорку, которая когда-то могла быть железным дровосеком, как раз в тот момент, когда Харлин выстрелила. Пыль посыпалась с потолка, когда выстрел сотряс сцену, и на мгновение Луиза, дезориентированная, испуганная и загнанная в угол, искренне поверила, что её застрелили и что весь её мир содрогнулся от этой силы. Крики, паника из зала. Мужчина в углу поднялся на ноги при звуке выстрела и подошёл ближе, жадно глядя на что-то в своей руке, напоминающее карманные часы. Прямо над собой Луиза услышала голос Джокера, но он был более низким, менее принуждённым, более отчаянным. — Ты идиотка! — Пудинг, извини, честное слово, я не знала, что ты так волнуешься о Хаше, ладно, я просто… Звук его руки, когда он ударил её, заставил Луизу вздрогнуть, отшатнуться. Подобная жестокость со стороны Джека была чем-то новым, слишком напоминающей его отца, чтобы устраивать её. Хуже всего было то, что Харлин извинилась перед ним так, словно это было нормальным поведение, обычным взаимодействием между ними двумя. Харлин тихо шмыгнула носом на полу над головой Луизы, пока Джокер вскочил на ноги. Это должно было стать победой Луизы; это должно принести ей некоторое удовлетворение. Но она не чувствовала себя победительницей. Харлин Квинзель, женщина, которая когда-то была гимнасткой, которая закончила университет и, по крайней мере, получила немного медицинского образования, которая получила работу в лечебнице высокого уровня — эта женщина по-прежнему лежала калачиком дрожащей ненависти к самой себе прямо над ней. Это должна была быть победа, но всё, что Луиза чувствовала, было глубокое, болезненное чувство утраты за кого-то, кого она никогда не знала, за кого-то, кого она знала слишком хорошо. Однако она не была слишком охвачена своими собственными угрызениями совести, чтобы забыть о своём затруднительном положении. Было очевидно, что Хаш был подстрелен, и независимо от того, умер ли он от этой раны или нет, это решит судьбу Луизы. В её намерения не входило сидеть и ждать, когда это произойдёт. Насколько она знала, Томас Эллиот был всего лишь в шатком последнем вздохе от падения в Ад. В отчаянии Луиза огляделась в поисках чего-нибудь, что можно было использовать в своих интересах. Отсыревшие картонные коробки, пушистые, покрытые молью костюмы — там, не более чем в трёх футах, неустойчиво нагромождены друг на друга до самого пола сцены. Пульсирующее сердце в её горле замерло, когда она ударила ногой по непосредственно неустойчивой груде деревянных сценических реквизитов с неровными краями. Луиза не стала ждать, чтобы убедиться, что её охранник выведен из строя её маленькой выходкой; она предположила, что отвлечения будет достаточно, чтобы метнуться к старому музыкальному автомату в стиле пятидесятых годов и броситься к двери. Это сработало, пока она не достигла двери, подвернув лодыжку на каблуках, когда поскользнулась на чём-то, что походило на порванный наряд с мюзикла «Кошки». Ещё один выстрел пронзил тишину, на этот раз это было так близко, что она вскрикнула от боли; шум был оглушительным в таком маленьком пространстве, почти дезориентирующим настолько, что она полностью потеряла голову. К счастью, куча дерева, которую она свалила на человека Хаша, уменьшила линию прицела безумца — пуля прошла прямо сквозь царственную спинку кресла, вместе с выбившейся из того места с набивкой. Над ней, как раз в тот момент, когда её парализованные пальцы сумели открыть дверь, Джокер упал на колени и яростно дёрнул за люк, ведущий в потайную комнату под сценой. Она выбежала в узкий коридор и почти ползком поднялась по тускло освещённой лестнице, оказавшись — наконец — в освещённой зоне, где вдоль стен тянулись двери гримёрок. Она сняла туфли, слишком маленькие для её ноги, и бросила в угол. Момент, потраченный впустую, будет стоить того, как только она начнёт бежать, но куда? Без сомнения, люди Джокера окружили здание, и она выглядела не более чем измотанным слушателем оперы, который каким-то образом избежал шоу Джокера. Если она останется, человек Хаша может освободиться и последовать за ней, чтобы выполнить свой долг перед боссом. Хуже всего была возможность того, что Джокер найдёт её первым. Причиной всего этого была её беспечность, её бегство. Джокер будет в ярости оттого, что его опередил Хаш в такой решающий момент, когда вся элита Готэма наблюдала за ним, будучи полными рабами его безумия. Эта ночь должна была стать его великим откровением; ночь, когда впервые была представлена Харли Квинн, а Луиза всё испортила. Дрожа от страха, Луиза задрала платье и бросилась бежать. Через коридоры, уставленные светильниками, похожими на старомодные масляные лампы; мимо открытой двери гримёрки, где на полу лежала мёртвая настоящая Джульетта с красивыми распущенными волосами и белой ночной рубашкой, насквозь пропитанной кровью; вверх по лестнице, которая вела всё выше и выше. Через несколько минут она услышала за спиной шаги, и это только усилило её неистовство. В её побеге не было никакой реальной логики. В своём спутанном, неистовом сознании Луиза полагала, что люди Джокера с наименьшей вероятностью будут охранять крышу. У неё имелась полусформированная идея, которая заключалась в том, чтобы найти пожарную лестницу, как только она доберётся туда, спустившись вниз по задней части здания, и это казалось осуществимым планом. Конечно, альтернативы не было, и с преследователем по пятам, она не могла найти время, чтобы рационально подумать о том, кто будет ждать внизу этой пожарной лестницы. Ворваться в прохладный ночной воздух было всё равно, что родиться заново. Луиза споткнулась, чтобы добраться до края здания, но высота оперного театра вызвала у неё отчётливое головокружение, и она упала на спину, дрожа. — Ты доставляешь гораздо больше хлопот, чем стоишь. Над ними глухой звук лопастей вертолёта прорезал ночной воздух. Яркий луч света осветил вход в оперный театр, но в данный момент она и Джокер были совершенно одни. — Хаш мёртв? — прошептала она дрожащим голосом в ответ. — Я, эм, не знаю. Но его наёмный убийца — да. Луиза склонила голову на его слова. Ещё одна смерть. Сколько людей умрёт, пока она ждёт возвращение мертвеца? — Повернись. Команда была резкой, гортанной и пронизанной странной смесью ярости и облегчения. В мгновении между склонением своей головы в знак согласия и вскакиванием на ноги, Луиза всерьёз задумалась о том, чтобы броситься с крыши оперного театра и покончить со всем этим в одной короткой славной схватке. Желание прошло так же быстро, как и появилось, и Луиза повернулась, чтобы встретить тлеющий взгляд Джокера. — Как думаешь, что мне с тобой следует сделать, а? Сломать ещё больше костей? Перерезать твоё прелестное… горлышко? Его рука в перчатке резко дёрнулась к её шее, и Луиза отшатнулась назад, уперевшись спиной в каменную стену вдоль края крыши. Маниакальный смех Джокера прорезал ночь от её реакции. — Я-я знаю! Я позволю Харли напасть на тебя. Как насчёт этого, дорогуша? Вы, девочки, можете побороться за… за меня! И его смех снова поглотил его, сотрясая его тело своей интенсивностью. Шли минуты, которые казались часами, а он всё ещё находился в согнутой пополам позе, хватаясь за швы на боку, пока его конечности содрогались от веселья. — Что, чёрт возьми, она для тебя значит? Неужели мы обе просто, — Луиза сделала паузу, умоляюще указывая на него, прежде чем нашла нужные слова, — просто твои пешки? Мы твои игрушки? — Игрушки, — пророкотал шутник, вытирая слёзы из уголка глаза и обнажая зубы сквозь тьму, — это весело. Ты — нет. — Тогда почему? Зачем держать меня рядом, а? Какого чёрта ты всё ещё играешь со мной, если у тебя есть она? Какой прок иметь нас обоих? Вертолёт был уже близко, поднимая поток ветра, когда он кружил над оперным театром. Однако на крыше было темно и тихо, и Джокер даже не дёрнулся. Он не боялся полиции, не боялся быть схваченным. Каково это — быть таким бесстрашным? Каково это — знать, что даже если тебя поймают, никакая тюрьма тебя не удержит? Прожектор пронёсся над ними, освещая самые тёмные места крыши, когда вертолёт развернулся в небе, его лопасти глухо издавали звуки отступления. Джокер напрягся. Его лицо исказилось от ужасно раздражённого выражения до радостно ликующего. Луиза отступила назад, съёжившись от предельной сутулости его плеч, напряжённых мышц, медленного движения языка по кроваво-красным губам и шрамам. Кожа его перчаток заскрипела, когда пальцы сжались. Он смотрел прямо на неё, его глаза были тёмными и затуманенными, но он, казалось, смотрел мимо неё, сквозь неё, как будто её никогда не существовало. Никогда в жизни она не видела его таким, таким диким, недоступным и потусторонним. — Я… так долго ждал тебя, — произнёс Джокер, и его голос тоже изменился. Это было почти мурлыканье, почти столь же лирическое, как трение смычка по натянутой струне скрипки. Луиза вздрогнула. Она вспомнила этот голос, эту сильную боль эмоций в его словах — она слышала этот тон, когда он говорил с ней, когда они занимались любовью, утопающие друг в друге подростки. Это был Джек в его самой грубой, самой открытой и зияющей части его души. И он не был предназначен для неё. Позади Джокера тени истекали кровью и разделились, превращаясь в тысячу разных монстров из худших детских кошмаров Луизы, а затем обрели форму. Она не смогла сдержать вздоха, когда увидела его, закованного в броню и чёрного, как ночь, с маской, скрывающей верхнюю половину лица, но не способной скрыть воспалённую рану у рта. — Давненько не виделись, Бэтс. Бэтмен не собирался вступать в остроумную перепалку с Джокером; с ловкостью и непринуждённостью убийцы мужчина в маске бросился на своего ярого противника, его кулак в металлической перчатке просвистел в воздухе там, где всего несколько секунд назад была голова Джокера. Джокер с лёгкостью увернулся от него, отклонившись своим долговязым телом в сторону, как будто он знал, прежде чем это произошло, что именно собирался сделать Бэтмен. Его проворные ноги унесли его прочь от Мыши, даже когда человек в маске нанёс ещё несколько ударов клоуну перед собой. Луиза смотрела, парализованная и потерявшая дар речи. Это напоминало почти тщательно спланированный танец, оцепенело подумала она. — Ты злишься на меня? — подразнил Джокер после того, как особенно безжалостный правый хук встретился с его челюстью и отправил в вентиляционное отверстие кондиционера. — Я не позволю тебе относиться к этому городу, как к своему личному дому веселья. — Ещё один удар, на этот раз в живот, и Джокер издал хриплый, задыхающийся смех, несмотря на боль. Слова Джокера, полные месяцев сдерживаемой агрессии и, как тупо поняла Луиза, отвержения, были сами по себе атакой. — О, неужели? Где ты был четыре месяца назад? Может, ты и не заметил, но, эм… именно этим я и занимаюсь. — Это прекратится здесь. Сегодня вечером. Ты зашёл слишком далеко. Эта женщина была невинной, а ты превратил её в чудовище. — Ей это понравилось… Прямое попадание, костяшки пальцев по рту, и Джокер отшатнулся назад, кровь стекала по его подбородку. Он выглядел почти как вампир, меньше фарса и больше дьявола. — Достаточно! Эти люди не заслуживают этого! Джокер хрипел сквозь разбитую губу, его ноги шаркают по каменистой поверхности крыши, когда он пытался встать, фалды пальто хлопали на ветру вокруг его длинных, мощных ног. Бэтмен стоял, как балюстрада, непроницаемый и непреклонный. Джокер вытер рот, размазывая кровь по своей белой щеке. — Ты думаешь… это было для них? Бэтс, Бэтс… Разве ты не знаешь? С энергией и силой гораздо более крупного, крепкого человека, Джокер нырнул вниз и бросился на Бэтмена, сбивая того с ног в классическом футбольном захвате, прижав его затем к полу. Удар за ударом яростно обрушились на человека в маске, пока Джокер колотил его, более жестоко и настойчиво, чем Луиза когда-либо видела. Она чувствовала себя потерянной, слабой и бесполезной в свете сцены перед ней; словно два бога улаживали свои разногласия прямо у неё на глазах. Если бы она не знала правду, то могла бы решить, что они упали с затянутого тучами ночного неба и продолжили свою эпическую битву на земле смертных, не обращая внимания на жалких людей, которых они уничтожат в процессе. Но Бэтмен проходил подготовку, он был сильнее — одним жестоким ударом с боку выносливый мужчина ударил Джокера в висок своим бронированным и зазубренным предплечьем, отправив клоуна растянуться в стороне в шквале конечностей сливового цвета. Теперь его голова кровоточила, волосы потемнели и слиплись, но Джокер по-прежнему смеялся, по-прежнему ликовал. Он снова попытался встать на ноги, потянулся за чем-то в глубоких карманах своего фиолетового пальто, но Бэтмен играл не по своим обычным правилам — даже Луиза знала это, и это её пугало. Она увидела, как глаза Джокера стали шире, зрачки расширились от удивления, когда мужчина схватил клоуна за его серый воротник и ударил его один, два, три, четыре, пять раз в висок. Перед шестым ударом колени Джокера подогнулись, его тело обмякло, удерживаемое от падения только железной хваткой Бэтмена. Его глаза были расфокусированы, висок залит кровью, но улыбка — она была лучезарной, дрожащей, но победоносной. И вдруг, несмотря на удушающий её страх, Луиза всё поняла. Блондинка, вытянув ноги, крутилась в его кресле. «Ты ведь знаешь, кто он, правда, Луиза? Ты же знаешь, кто он». Стальной взгляд Томаса Эллиота, когда он говорил о своём друге детства. То, как имя Брюса Уэйна слетело с его губ, словно стекло, и разбилось о лесную подстилку. Вендетта Хаша для Брюса Уйэна, никчёмного миллиардера-плейбоя. Тёмные тени под его глазами, впалые щёки, его деньги, убийство его родителей. Смерть Рэйчел Доуз и Харви Дента. Покушение на Томаса Эллиота, единственного человека, всё ещё стоящего рядом с Брюсом Уэйном. Вина Брюса Уэйна. Брюс Уэйн. А за всем — Судьба, вечно переплетающая судьбы двух молодых людей. Родители Брюса Уэйна продержали больную сестру Джека Напьера в живых ровно столько, чтобы довести отчаявшегося молодого человека до крайности, ровно столько, чтобы сломить его. А теперь, теперь Судьба снова втянула их, связала их истории и будущее так тесно, что ни один из них не мог вырваться. У неё перехватило дыхание; это разбило ей сердце. — Прекрати! Ты убьёшь его! Ты не можешь… ты не можешь! Он победит, разве ты не видишь? Это то, чего он хочет. Перед нанесённым шестым ударом кулак Бэтмена остановился, зависнув всего в нескольких дюймах от окровавленного, торжествующего лица Джокера. Клоун рассмеялся, издав низкий булькающий звук глубоко в горле. Он сплюнул кровь. Луиза почувствовала, как у неё скрутило живот. — Она права. Я не могу позволить тебе уничтожить меня, как ты уничтожил Харви Дента… я не позволю. — Дыхание Бэтмена было прерывистым; его хриплый скрипучий голос вырвался изо рта. Луиза подумала о его настоящем голосе, о том гладком, низком, аристократическом обаянии, которое он так непринуждённо излучал при свете дня. — Я… должен быть выше этого. Я должен быть лучше… тебя. С нарастающим чувством собственной ничтожности Луиза наблюдала, как два истинных сына Готэма смотрели друг на друга сверху вниз. Эта встреча — это соперничество — было больше чем случайностью. Она всё поняла. Джокер не знал, кто такой Брюс Уэйн, не мог понять, как их жизни соприкасались и пересекались, но он всегда знал, что эта связь существует. Они были больше, чем враги. — Ты что, не понимаешь, Бэтс? — прохрипел Джокер. — Я… это ты. И с последним ударом вполсилы Бэтмен отбросил безвольное, бессознательное тело Джокера на землю. Он повернулся, чтобы посмотреть на неё, его тёмные глаза были невыразимо грустные и поражённые. — Позволь мне помочь тебе. Есть места, куда ты можешь пойти, где даже он не сможет найти тебя. Луиза смотрела на него в течение длительного времени, твёрдая и неподвижная. — Я знаю. Но сейчас я не могу убежать. Ещё нет. Пока нет… Она не смогла закончить фразу, и смысл её бессвязных слов отягощал атмосферу вокруг них. Она знала, что он недоумевает, как она связалась с таким мужчиной, знала, что он задаётся вопросом, что она за женщина, и ей хотелось рассказать ему всё, до последней детали. Ей хотелось поцеловать его руку, уложить его измученное тело и дать ему понять, кто был его самым яростным соперником. Ей хотелось рассказать ему о Лоле, о том, как Джек любил её. Где-то вдалеке, примерно в трёх зданиях отсюда, улицу сотряс взрыв. Бэтмен резко повернул голову, чтобы взглянуть на огонь, лижущий горизонт. — Это она. Ты должен пойти и поймать её. Сейчас она в тысячу раз опаснее, чем он. Возможно, дело было в том, что он не мог не доверить себе не закончить работу; Луиза не могла придумать другой причины, по которой он внял её словами, исчезая в ночи так же тихо и эффектно, как и появился. Вскоре дверь со скрипом отворилась, и робкий мужчина в маске клоуна шагнул на крышу, чтобы найти её стоящей на коленях рядом с Джокером. В руке он держал пистолет. Когда он снял свою клоунскую маску, она увидела его измождённое лицо, впалые щёки и выпученные, бегающие глаза, и поняла, что он убил полицейских, чтобы расчистить путь для побега Джокера. С безвольным телом Джокера, болтающимся между ними, Томас Шифф и Луиза потащили его прочь с места преступления.