Лекарство для Карлайла

      Однажды я чуть не утонула. Это было в тот день, когда я бросилась со скалы, желая услышать голос Эдварда, который являлся ко мне в галлюцинациях. Тогда я ощутила то, что никогда прежде не было. Ни укус, ни травмы не дали мне тех чувств, что тогда накрыли меня с головой. Перекрыло дыхание, голову сжало, а легкие буквально горели. Меня накрыли яркие галлюцинация, которые я так хотела увидеть. А после случилась кошмарная встреча с Вольтури. События тех дней до сих пор стоят у меня перед глазами. Тогда я любила Эдварда больше всего. В те минуты жизнь без него не имела никакого смысла, я эгоистично шагнула со скалы, не думая ни о чем. Сейчас же существование приобрело для меня новый смысл и даже азарт: хотелось посмотреть, насколько меня хватит, когда я сама решу покинуть эту бессмысленную борьбу, выйдя из нее побежденной. Карлайл бы меня понял, я уверена.       Я понимала, что смогу выжить без него, но при одной мысли об этом хотелось лечь на голую землю и просто лежать, не вставая. Что это? Любовь? Я не желала такой любви. Я хотела просто жить, не будучи ни от кого так зависимой. Одна мысль о том, что Карлайла может не стать, вызывала во мне желание отправиться за ним следом. Но я не Джульетта. И никогда ей уже больше не буду. Уж лучше в такой ситуации быть Люси Сноу, которая откроет школу и будет учить маленьких турков английскому. Я вспомнила о романе «Городок» Бронте очень вовремя, ибо печальные мысли были уже готовы утопить меня в океане отчанья. Я сидела в маленьком кафе и ждала Фахрие, которой действительно позвонила. Девушка согласилась встретиться со мной, а ее телефон я попросила еще вчера. Карлайл подарил мне сотовый телефон, чтобы мы всегда держались на связи. Он заботился обо мне, но делал это так ненавязчиво, что это вызвало только умиление.       — Шарлотта! — девушка подбежала ко мне, а я ее даже не заметила. Поднявшись, я улыбнулась ей, а она поцеловала меня в обе щеки. К этому турецкому обычаю я еще не привыкла, но мне нравилась Фахрие. Ее радушие бальзамом пролилось на мои раны, ведь я очень скучала по дому. Она напоминала мне принцессу из сказок, которые мне рассказывала мама в раннем детстве. Черноволосая и прекрасная султанша Фахрие — дочь великого султана, владельца сияющего Стамбула в те времена, когда Османской империи принадлежало пол Европы, а одного упоминания о них достаточно было для ужаса. Такие мысли появились у меня после прочтения нескольких статей о древней Турции. Я успела зайти в магазин и купить пару книг на английском, которые изучала во время ожидания доктора Фахрие.       — Рада тебя видеть, милая! Хорошо, что ты мне позвонила! Мы поговорили о пустяках, Фахрие лучилась светом и радостью, и я тянулась к ней. Сама я была мрачна и сосредоточенна, и не думаю, что многим это нравилось. Объяснить влюбленность в меня Эдварда я даже не бралась, а у Карлайла просто поехала крыша от лекарства. Как можно обратить внимание на унылую меня, когда есть прелестный ангел Фахрие?       — Фахрие, я хотела бы с тобой посоветоваться. Прости, что обращаюсь к тебе, но мне не у кого спросить. Я хотела бы узнать у тебя, могу ли я работать в Турции. У меня нет образования кроме обычной школы, я немного говорю на испанском, какое-то время трудилась в магазине и не боюсь никакой работы.       Мысль о том, что я вечно буду сидеть на шее Каллена, казалась мне омерзительной.       Девушка задумалась.       — Шарлотта, к сожалению, не знаю, что тебе предложить. У тебя нет вида на жительство и даже рабочей визы, а это сложно. Нет профессии и знания языка. Официально мало чего получится. Это так срочно? Ты могла бы пойти учиться.       — Хотя бы курсы турецкого, мне хотелось бы хоть чем-то заняться.       — Я знаю, что язык изучают в нескольких школах, могу скинуть тебе контакты. Сейчас не помню, если честно. Это похвально, что ты решила учиться. Кстати, есть еще вариант редактировать статьи на английском по медицине. Это надо и мне, и Мурату, и некоторым другим людям. Платить много не будут, по сто лир за статью в десять страниц, но ведь это тоже какие-то деньги.       — Но ведь я не знаю, медицины, Фахрие.       — Этого и не требуется, достаточно хорошее знание языка, а это у тебя есть.       — Спасибо тебе, — я коснулась ее руки, размышляя, что еще два месяца назад не решилась бы этого сделать. Фахрие явно напрягла бы температура моей кожи, — и за день рождения тоже. Мы были рады побывать там.       — Вы со Стивеном красивая пара. Мои знакомые и коллеги во все глаза следили за вами: вы были чрезвычайно интересны, но никто не желал разрушать вашу идиллию неосторожным вопросом.       — Вы с Муратом тоже, — парировала я, уткнувшись в свою чашку с чаем.       — Ты заметила, — мягко рассмеялась она, — но мы не пара. Он мой интерн. А наши родственники будут против нашего никаха.       — Никаха? — спросила я, не понимая значения этого слова.       — Это брак в исламе. Мы же оба мусульмане. А мнение родственников имеет большое значение.       — Почему же они против?       — Они считают, что я должна строить карьеру, к тому же, родители Мурата бедны, они работают уборщиками в богатых семьях, а я дочь известнейшего у Бурсе офтальмолога. К нему запись на месяцы. Он считает, что это неравный союз. Ты сама была замужем? — Фахрие внимательно посмотрела меня, и у меня появилось неприятное ощущение, что она все знает и без моего ответа.       — Да. Недолго, два года.       — Ты так молода, а уже успела побывать замужем. Это удивительно. Поэтому ты боишься быть со Стивеном? — ее удивительные глаза будто просвечивали меня насквозь.       — Все сложней, Фахрие, — мне захотелось рассказать ей ту правду, которую я могла поведать, — я была замужем за его родственником, который очень близок ему. Нам пришлось развестись, не спрашивай почему, быть вместе мы не можем. Сам Стивен тоже развелся со своей женой. Мы не могли больше жить вместе со своей семьей и решили уехать. Нам обоим было больно находиться там. А потом он заболел, а я заботилась о нем. Именно тогда я… я не знаю. Он очень дорог мне. Безумно. Но я не могу, ведь была замужем за близким ему человеком, и он не может.       Я вспомнила о сегодняшней ночи. Между нами ничего не было, он просто обнимал меня. Но в этом событии оказалось столько близости, столько нежности и отчаянья… — Я думаю, что главное — это любовь, что связала вас. Разве важно, что было раньше? Ты знаешь, что твое имя означает королева? У нас бы тебе звали Эдже. Так веди себя, как королева, Шарлотта. Будь сильной, женственной, и он не сможет устоять.       Я думала о том, что меня зовут вовсе не Шарлотта. Впрочем, имя Эдже мне нравилось. Только я понимала, что все сложней, чем считала Фахрие.       — Здравствуй, Фахрие, — знакомый голос заставил меня отвлечься от размышлений. Я развернулась и увидела Карлайла. Фахрие же поднялась со своего места и улыбнулась.       — Он позвонил мне, и я ему все рассказала. Не обижайся, Шарлотта-Эдже, я считаю, что мужчина должен знать, где ты. Я позвоню вечером.       И она ушла.       — Зачем ты пришел? — он сел на место Фахрие. Выглядел Карлайл хуже, чем вчера, и меня начала мучить совесть.       — Беспокоюсь. Ты не должна разгуливать так просто по Стамбулу, это опасно. На самом деле, я хотел сказать, что завтра тебя ждут медицинские обследования. А вечером хочу пригласить тебя на свидание.       — Свидание? — я была ошеломлена. — Хочу почувствовать себя человеком. А целовать тебя в коридоре — это неправильно. Надо поступить, как полагается, Белла.       Мне оставалось только вытаращить глаза и думать о том, что стало с Карлайлом за несколько часов. Видимо, он очень переживал, когда я так сбежала.       Следующее утро я провела, сдавая кровь, что привело меня в кошмарное состояние.       Карлайл успел меня подхватить, когда я начала падать в обморок, и его прикосновение еще долго согревало меня. Я беспокоилась, как девчонка. Настоящих свиданий у меня, собственно, не было никогда, если не считать наш поход с Эдвардом на выпускной. Я надеялась, что Карлайл помнит о моей нелюбви к публичным мероприятиям, поэтому старалась сильно не беспокоиться. Но чем ближе был вечер, тем больше я переживала, ведь я не знала, что меня ждет. Я позвонила Фахрие, которая, узнав о встрече, тут же примчалась ко мне.       — Это совершенно невозможно, что ты так реагируешь на его приглашение. Это же чудесно! Первое свидание. Что может лучше в отношениях?       — Не знаю, Фахрие, просто я не привыкла к такому.       — Разумеется, ты готовиться не будешь? — Карлайла не было дома, поэтому мы могли беспрепятственно говорить. Фахрие сказала это, очень сильно нахмурившись.       — Нет. А надо?       — Твой Стивен старых порядков, это видно, думаю, ему будет неприятно, если ты придешь в шортах, — Фахрие была в ужасе.       — Разве так важно, в чем женщина? По моему, это глупости, — я совершенно не желала ничего делать, и меня уже начинало трясти.       — Боже, Шарлотта! Американцы ужасны. Неужели ты не понимаешь, как важно, чтобы женщина готовилась к встречей с мужчиной? В гаремах у султанов были только красавицы, а их тщательно умасливали, украшали и наряжали перед встречей с ним.       — Мне кажется, такое поведение унижает женщину. Я ведь не наложница. Не вещь и…       — Прекрати такие мысли! Ты ни в коем случае не вещь, а Стивен не султан. Просто ему будет приятно. Идти в джинсах — это немыслимо. Шарлотта, ты такая красавица, неужели ты не хочешь быть еще краше? Стивен наверняка будет выглядеть элегантно, я уверена.       — У меня все равно ничего нет, платье, в котором была на дне рождения, я залила соком.       — Я взяла пару нарядов для тебя, — мои расширенные от ужаса глаза заставили Фахрие засмеяться. На споры времени не было.       Скоро я была наряжена в синее платье с фиолетовой юбкой, стянутое под грудью. В таком наряде я смахивала на средневековую барышню. Я не хотела обижать Фахрие, которая сейчас напомнила мне Элис. Мысли о потерянной сестре заставили меня почти разрыдаться. Фахрие списала мое уныние на боязнь предстоящего свидания. Волосы я себе уложить не дала. Выпроводив Фахрие, я не стала переодеваться, просто упала на свою кровать. Совсем недавно Карлайл обнимал меня на ней, словно желая чего-то большего, чем просто поцелуй.       Я ненавидела себя.       Карлайл заехал за мной на машине. Он позвонил, попросил спуститься и сесть в голубенький форд.       Мое платье было одобрено ошалевшим взглядом Карлайла. Несколько секунд он просто неотрывно глядел на меня. На нем самом был пиджак и джинсы, в этом ансамбле он выглядел чудесно.       — Фахрие? — только и вымолвил он, безуспешно пытаясь нащупать ключ зажигания. Его реакция смутила меня.       — Фахрие. Ты взял напрокат машину?       — Конечно же нет, — он улыбнулся, — я ее купил. Разумеется, это не мой мерседес, но форд тоже неплох. Нам гонять не нужно, слишком велик риск уехать в какой-нибудь кювет, — он завел машину, и мы поехали. Уже наступил вечер, и вокруг было темно.       — Куда мы едем?       — Хочу показать тебе одно место.       Я промолчала. Руки вспотели, и я вытерла их о платье.       — Белла, я волнуюсь. Это первое мое свидание в жизни, если не считать начало наших отношений с Эсми. Надеюсь ты простишь, если что-то пойдет не так, — его лицо было абсолютно безмятежным, но голос слегка дрожал. Я видела, как он вцепился в руль.       — Для меня это тоже ново. Все будет хорошо, — его хриплый голос заставил меня задуматься о том, как бы он звучал, если Карлайл шептал мне что-то на ухо. Стоял за спиной и шептал. При этом он не касался бы меня. Только от этих мыслей, я покраснела, как помидор.       Мы ехали по вечернему Стамбулу, наполненному светом огней.       — Это мечеть султана Ахмета или Голубая мечеть, построенная в семнадцатом веке, — Карлайл иногда комментировал то, что мы проезжали. Мне нравились его пояснения, краткие и наполненные смыслом.       Мы ехали и ехали. Я давно уже перестала следить за дорогой, просто смотрела на Карлайла. Он явно осторожничал, не привык еще водить в образе человека, но это только добавляло ему очарования. В чем толк совершенства? Влюбляешься не в него. Но Эдвард был совершенством… Так может, я не была влюблена в него, а просто была ослеплена желанием завладеть тем, что я никогда не могла бы получить? Может, меня поразил в самое сердце его вампирский облик?       Если на свете существует максимально мучительная смерть, то я достойна ее.       — Скоро приедем. Закрой, пожалуйста, глаза, Изабелла.       Я последовала его просьбе.       Скоро мы остановились, и Карлайл вышел из машины. Я услышала далекий плеск воды, но открывать глаза побоялась.       Моя дверь открылась, а мне было разрешено открыть глаза.       Прямо перед моим взором открылся чудесный вид на море, которое шумело. Вокруг была ночь, но звезды хорошо освещали пространство, поэтому я могла видеть эту прелестную картину. Стихия… как же я скучала по ней.       — Подожди буквально пару секунд, я быстро. Карлайл исчез из поля зрения, открыл багажник, куда-то что-то понес. Я сидела, не смея двигаться, завороженная красотой океана, который видела из окна машины. Скоро появился Карлайл, немного запыхавшийся, но по-настоящему красивый. Он церемонно протянул мне руку, которую я приняла, и помог выйти из машины. Я чуть не упала, и он снова был вынужден меня подхватить.       — Совсем все испорчу, не получится у нас свидания, — я захихикала, но стоило мне посмотреть на Карлайла, как смеяться расхотелось. Он тяжело дышал, глядя на меня, и поспешил убрать руки. На его лбу даже выступила испарина. Шум океана и наше объятие… Мне стало жарко.       — Ты выглядишь, как будто я снова оказался на костюмированном балу, как при коронации нового монарха, и увидел прелестнейшую особу. Ты настоящая саксонская леди. Такой я представлял Ребекку — прекрасную еврейку, которую возжелал Бриан де Буагильбер, хоть и считал себя благочестивым христианином.       Таких комплиментов мне еще никто не делал.       — А кто такая эта Ребекка?       — Она стала пленницей Бриана, когда тот захватил в плен ее и нескольких человек, желая получить выкуп за них и сведения. Он пожелал получить Ребекку, был готов усыпать ее золотом, но она чуть не бросилась в пропасть. Она не хотела быть вещью, опозоренной и униженной. Пойдем.       Он взял меня за руку и повел к морю. За несколько метров до берега я увидела небольшой туристический ковер, на котором лежал сложенный плед, а рядом стояла сумка. Туда-то меня Карлайл и отвел. Он усадил меня и закутал в плед.       — А ты?       — Мне тепло. Я взял с собой немного еды и питье.       — Не надо, я не голодна. Садись рядом. Здесь невероятно красиво.       Волны разбивались о берег, рождая ни с чем не сравнимую музыку. Я вдруг захотела посмотреть на небо, слушая эту мелодию, и опустилась на землю. Я лежала на коврике, поэтому мне не было холодно. Над головой раскинулось бесконечное небо. Звезды мерцали, а луна светила, рождая на воде лунную дорожку, я знаю, я видела ее, когда глядела на море. Карлайл, не колеблясь ни секунды, лег рядом.       — Когда был этот карнавал, о котором ты говорил?       — Когда короновали Викторию. Вольтури изъявили желание побывать там.       — Какой она была?       — Я видел ее издали, но могу сказать, что меня поразила ее царственная осанка и лицо, в котором читалась готовность управлять столь огромной державой, как Великобритания.       Мне очень хотелось взять его за руку, но я не решалась. Мы лежали, рассматривая звезды, а впереди шумел океан.       — Ты видел еще когда-нибудь королев или королей? Общался с ними?       — Однажды я танцевал с настоящей принцессой. Это было в 1913. Русский царь Николай праздновал трехсотлетие династии Романовых, а меня в составе консилиума других врачей пригласили в Россию. Его сын был болен гемофилией. Это когда кровь не свертывается, и любой порез может закончиться смертью, — пояснил он, поворачиваясь ко мне. Его глаза поблескивали в свете луны, — тогда я танцевал и перебросился парой слов с великой княжной Татьяной. Это была очаровательная барышня, которая поражала меня своей красотой и невинностью. А через пять лет я спасал людей от испанки.       — Я могла лишь читать о том, что ты видел.       — Порой я бы хотел забыть.       — Забыть о чем?       — Забыть о людях, которых давно уже нет в живых. Забыть о тех, кого не смог спасти. Не вспоминать о тех, кого мог обратить, но не стал. О тех, кого убили те, что я обрек на вечное существование.       Я коснулась его лица. Он накрыл мою руку своей. Мы смотрели на друг друга, не смея шелохнуться, а впереди нас шумел океан.