Августовская прохлада

Есенин отпрянул назад, пробормотал слова приветствия и поспешно скрылся в комнате. Маяковский тяжело поднялся и прошёл на кухню, Ахматова последовала за ним. — Я принесла Орехову рукописи, он просил успеть до конца года… — произнесла она. — Увидела, что дверь открыта… Володя, что происходит? Маяковский сел за стол и жестом пригласил Анну присесть напротив. Взяв портсигар, поэт достал оттуда сигарету и закурил. Какое-то время он молчал, подбирая слова, затем произнёс: — Я влюбился. — Боже! — Анна приложила ладонь к щеке. Чёрная замша контрастировала с белизной её кожи. — В Есенина? — Да, — глядя в глаза своей давней приятельницы, ответил футурист. — Но как же… ты ведь… — Ахматова не смогла подобрать слов и откинулась на спинку стула. — Ох… — Я могу попросить тебя кое о чём? — сбрасывая пепел в железную миску, продолжил Владимир. — Конечно. — Не говори никому об этом. Это личное. Я не хочу, чтобы другие тыкали пальцами, да трогали грязными руками, — хмуро произнёс мужчина. — Ты мог бы и не просить, — с нотками укоризненности ответила Анна. — Разумеется, это останется строго между нами. — Спасибо, — Маяковский покрутил сигарету в пальцах. — А как же Лиля? — А что Лиля? — задумчиво спросил поэт, рассматривая тонкую струйку серебристого дыма, ползущую к потолку. — Ты понимаешь, что я имею в виду. — Я исцеляюсь. Не думаю о ней, не реву, не страдаю. Впервые за долгое время боли нет, — мужчина снова взглянул на Ахматову. — Это такое странное состояние. Не мотает, не мутит, как на корабле с морской болезнью… — Я рада, что ты, наконец, выбрался из этого болота, — тихо произнесла Анна. Владимир осёкся и удивлённо спросил: — Правда? Правда рада? — Я давно говорила, что тебе пора отстраниться от Лили. Ты прекрасно это знаешь, — сдержанно ответила Анна. — Давно пора было бежать. Маяковский не слушал советов Ахматовой, которая полагала, что Брик — циничная и меркантильная сучка. Он отмахивался от её трезвых и разумных доводов и уходил страдать. — Теперь я спасён, — твёрдо ответил Маяковский и потушил сигарету. — У вас с ним всё серьёзно? — помолчав, поинтересовалась Анна. — Очень. — Пригласи сюда Сергея Александровича, пожалуйста, — строго произнесла поэтесса. — Но… — Володя, будь добр. Маяковский медленно поднялся и вышел из кухни. Спустя пару минут он вернулся с насупленным Есениным, который явно был сконфужен от всего происходящего. — Давно хотела познакомиться с вами лично, — произнесла Анна, вставая и протягивая Сергею руку. Тот знал, что акмеистка относится к нему настороженно, где-то на грани критичности. — Здравствуйте, — ответил Есенин, слегка пожав ладонь. Все трое сели за стол. Анна сцепила пальцы в замок, в полумраке кухни сверкнул старинный перстень с маленьким камушком. — Сергей, я буду говорить откровенно, потому что мы с Владимиром старые приятели. Я не смею вмешиваться в его личную жизнь, более того, делать это не люблю и не умею, но вещи, которые я вам скажу, вам не скажет никто другой. — Анна… — начал было Владимир, но Ахматова продолжила. — У Володи, как вы знаете, были длительные и тяжёлые, я бы даже сказала больные отношения. Лилия Юрьевна пренебрегала всем тем, что давал ей Маяковский. Подарки, деньги — она с мужем откровенно жила за его счёт. Вы не представляете, как он страдал и ревновал. Любая другая сжалилась бы, проявила милосердие, но не Брик. Ей нравилась эта игра, где она была королевой, лидером. Понимаете? Сергей был обескуражен информацией, которая посыпалась ему на голову. Он, конечно, понимал, что Лиля вертела Маяковским, но не был в курсе подробностей. — Понимаю. — Когда он отдалялся, она манила его назад. Возможно, благодаря этой боли Владимир писал, я не стану спорить, но… Разве это даёт ей право играть с чужими чувствами и предавать любовь? Эта женщина позволяет себе за глаза говорить о Володе в уничижительных интонациях, высмеивать его. Я лично была свидетельницей подобного, — Анна на миг замолчала, чтобы немного взять себя в руки, ибо говорить о Брик без эмоций ей было не под силу. — Эта женщина бы погубила его и в момент, когда так нужна поддержка, бросила бы. Ей нужны были только его деньги, успех и слава. Повисла густая, неуютная тишина. Есенин посмотрел на Маяковского, на лице которого отразилось столько разных эмоций, что Сергей вдруг понял, что его посвятили в тот аспект жизни, который был доступен только самому Владимиру. — Поэтому вы должны понимать, что Володя очень раним, где-то даже излишне. Я могла бы сказать вам это тет-а-тет, но не люблю говорить о людях за их спинами, — Анна встала и взяла сумочку. — До встречи. Маяковский порывисто встал и пошёл провожать подругу. Когда он вернулся на кухню, то застал Сергея с лихорадочно блестящими глазами. Владимир потоптался на месте, внимательно глядя на Есенина. — Что с вами? — тихо спросил он. — Помните, вы говорили, что я не умею любить, а вы — да? — Забудьте, я просто хотел вас поддеть, — побледнев, ответил Владимир. — Постойте. Вы были правы. Та любовь, которой вы любите, мне недоступна. Самоотверженная и бескорыстная любовь, позволяющая наступить на горло своей гордости… Нет, я так никогда не умел. — К чему вы клоните? Есенин молча встал и вышел в коридор. Сняв с крючка пальто, мужчина второпях надел его. Маяковский преградил ему выход из квартиры. — Объяснитесь! — потребовал он. — Я ничего не понимаю. — Мне нужно подумать, — отведя взгляд, ответил Есенин. — О чём?! — О нас. О вас. О себе. Прошу вас, отойдите, — в голосе Сергея звучало столько грустной требовательности, что Владимир отступил в сторону и припал плечом к стене, тяжело дыша. — Как всё непросто… В этом… казалось бы… простом мире, — с трудом произнёс он. — Я скоро вернусь. — Не вернётесь. Сергей решил не спорить с Маяковским и вышел из квартиры. Владимир сам не знал, куда вдруг подевалась его наглость. Еле передвигая ногами, футурист прошёл в гостиную и достал из кармана пиджака револьвер, который иногда брал с собой. Есенин ушёл, и это означало конец. В первую очередь конец ему самому как поэту, ведь без музы он не сможет творить. Во вторую, он снова был одинок и никому не нужен. Боль становилась всё сильней и обжигающей. Владимир судорожно прикрыл глаза и приставил дуло к виску, слыша неровное биение своего сердца. — Умирать несложно, — прошептал он и взвёл курок. Продолжать всё это не было смысла — Владимир устал от обжигающей боли и одиночества. Не успел Маяковский решиться нажать на курок, как кто-то крепко схватил его за руку и дёрнул в сторону. Выстрел пришёлся в стену под потолком. Штукатурка градом посыпалась на пол. — Ты совсем уже рехнулся?! — заорал Есенин, вырывая оружие из обмякшей руки Владимира. Тот осел на пол и рассеянно огляделся. — Зачем ты это затеял?! — тряся револьвером, вопил Сергей. — Вы же ушли, — подняв на Есенина тяжёлый взгляд, произнёс мужчина. — Что мне без вас остаётся, если не пуля в лоб? Я устал быть один. — Я же сказал, что скоро вернусь. Я хотел просто побродить, подумать. Что ты себе придумал? — Есенин бросил оружие на диван, стараясь отдышаться. — Я думал, что вы ушли насовсем. Ведь вы сказали, что не умеете любить, как я… — Владимир поднялся и, с надеждой глядя на Сергея, заключил его в объятия. Тот ответно обнял мужчину. — Припадошный ты мой, — с нежностью произнёс он.

***

В середине месяца Маяковский занялся новой постановкой. Тем не менее, всё своё свободное время он проводил с Есениным. Владимир заполнял собой всё пространство и не давал Сергею слишком много пить. Семнадцатого числа Есенин был приглашён на ужин к редактору Довлатову, куда собирался, примеряя у зеркала новый костюм. Маяковский ревниво смотрел на Сергея, куря и выпуская дым носом. — Хочешь узнать кое-что? — спросил он. — Хочу, — поправляя манжеты, отозвался Есенин. — Мне нравится твоя лирика. Не вся, но есть очень чувственные вещи. — Это с тех пор, как мы…? — Сергей обернулся и открыто улыбнулся Владимиру. — Мне и раньше нравились некоторые твои стихи. Но тогда мы стояли по разные стороны, и признаться в этом было равносильно поражению. — Отвечу откровенностью на откровенность. И мне нравится твоя лирика. Та, что о чувствах. В пролетарской романтике я ничего не смыслю, ты уж не обессудь. — Хорошо, что ты понимаешь главное — это романтика! — улыбнулся Маяковский. — Ты романтик. Именно такие романтики, как ты, воспевают революции, а государство потом пожирает и их наравне с прочими, — застегнув последнюю пуговицу пиджака, Есенин подошёл к Владимиру и коснулся пальцами его щеки. — Ладно, я пошёл. — Меня не пожрёт. Я — будущее, — самодовольно ответил Маяковский и тут же повернул голову, принимаясь целовать пальцы. — Тогда до встречи в будущем, — ухмыльнулся Есенин. Сергей был готов ко многому, но не к тому, что на ужин в числе прочих была приглашена Брик. Она сидела между двумя мужчинами и потягивала вино, едва заметно улыбаясь. Стоило ей заметить Есенина, как на лице женщины отразилось что-то нехорошее, пугающее. — Сергей Александрович, прочтите что-нибудь! — попросил кто-то. — Да, пожалуйста! — Не сегодня, — сдержанно ответил Есенин и взял бокал. На его губах играла улыбка, но в глазах читалось напряжение. — Вы теперь завели большую дружбу с товарищем Маяковским. Так говорят. Почему же он не пришёл? — У него много работы, — сделав глоток, отозвался Сергей. — Володя иногда ужасно скучный, — заметила Брик. — Его ревность не имеет границ. Особенно когда мы, например, занимались любовью с Осей, а он, запертый в другой комнате или на кухне, ревел и скрёбся в дверь. Повисла неловкая пауза. Сергей с шумом проглотил вино, которое уже было во рту, и посмотрел прямо в глаза той, что увидела в нём настоящую угрозу, поэтому унизила Маяковского прилюдно, перед посторонними.  — Излюбили тебя, измызгали... со всех сторон, — произнёс он, улыбаясь. Кто-то ахнул. — Так, Оленька, поставь пластинку! — крикнул хозяин дома, боясь, что сейчас разразится скандал. — Как не стыдно, товарищ Есенин! — взвизгнул кто-то. — Вы же хотели стихи, — оскалился он, ощущая клокочущую в душе злость и радость от красивого ответа этой… Лиля ничего не сказала. Взгляд её стал тяжелее и холоднее. Допив вино, она отставила пустой бокал и продолжила светский разговор с тем типом, который сидел слева от неё. — Думаешь? Что ж, посмотрим... Теперь Ося стал много времени проводить в Чека… И тут Есенина словно обдали ледяной водой. Юсупов. Допрос. А ведь он увидел этого недобитого дворянина именно в гостях у Брик! Тяжело поднявшись, поэт вышел из комнаты.