***
Петунья Дурсль сжимала в руках красивейшее ожерелье… Да, тогда на празднике она не то чтобы произвела фурор, но выглядели они все очень достойно. Достойно… А достойна ли она была? — подумала женщина неожиданно для себя самой. И сердце сжало, словно тисками. Оно знало ответ… Она не хотела допускать его в свой разум, но… Это бесполезно, если сердце знает. Отбросив роскошное украшение на кровать, женщина впервые за много лет разрыдалась.***
Вернон Дурсль смотрел на… собственное разгневанное лицо. И это было очень странно — смотреть на себя откуда-то снизу. Этого быть не могло, но мощный живот почти упирался ему в нос, толстые щеки тряслись, он орал на… него и невероятно противно брызгал слюной. Он поднял руку и брезгливо утерся, тут же схлопотав такую оплеуху, что из глаз искры посыпались и с лица слетели… очки?! А его схватили за плечи и начали трясти… Петунья едва добудилась мужа, скрипевшего зубами и метавшегося во сне с совершенно нечленораздельными криками. — Вернон, дорогой, это я… Проснись же! Муж с криком отпихнул ее так, что она свалилась с кровати. — Вернон!!! Ты с ума сошел?! Только когда мужчина вместо ответа лег обратно и продолжил метаться, словно отбиваясь от кого-то, она поняла, что супруг так и не проснулся. Потирая ушибленное бедро, она встала и, мысленно благодаря себя за новый толстый коврик у кровати, прошла на кухню за водой. Когда она поднималась обратно в спальню, за дверью сына раздался крик… Пролив почти всю воду, Петунья ринулась в спальню к ненаглядному сыночку. — Не трогайте меня-а-а! — Тело сына содрогалось, словно от ударов, но глаза были плотно закрыты. Мальчик… спал?! И при этом — кричал не своим голосом! Несчастной перепуганной матери ничего не пришло в голову, кроме того, чтобы вылить Дадличке остатки воды прямо на голову. Ребенок снова заорал, но, наконец, сел и открыл глаза. — Тетя Петунья… а что вы тут де… — Дадли, это же я, мама! — Тетя, это я, Гарри… — НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!!! Вопль Петуньи на этот раз разбудил не только Вернона, но и жителей пары соседних домов и всех котов миссис Фигг. Старая сквибка, обладая отличным зрением, мягко говоря, не обладала хорошим слухом: собственно, только артефакт, подаренный Дамблдором помогал ей более-менее нормально общаться с соседями. Только вот на ночь она этот кулон, конечно, снимала… Однако, проснувшиеся коты занялись своими делами, так что старушка проснулась от завывания двух своих пушистых красавцев, в очередной раз не поделивших то ли кресло, то ли власть над миром. К этому времени Петунья уже проревелась на плече у мужа, а Дадличку, продолжавшего шарахаться от родителей, догадались, наконец, подвести к зеркалу. — Ох, я Дадли! — счастливо закатил глаза ребенок и рухнул на пол. От радости, конечно.***
До отца семейства то, кем он начал становиться в своих снах, дошло только после следующей ночи, такой же беспокойной и… мерзкой. — Этот щенок нас заколдовал! — утренняя буря негодования стихла только, когда он завел автомобиль. Чем чаще снились обличительные сны, тем сильней разгоралась ненависть к зеленоглазому отродью. Сердце готово было лопнуть от напряжения. Лавина из навеянных и своих чувств: страх, обида, непонимание, негодование, ненависть, - раскачивали нервную систему до предела. Ставший непривычно тихим Дадли молча сглатывал слезы. Петунья гладила сына по голове, не представляя, чем ему помочь. Хотя и сама нуждалась в помощи: ожерелье не хотелось выпускать из рук, но стоило коснуться его, как женщину с головой накрывало прошлое с её отвратительными поступками по отношению к племяннику. Сначала она злилась на себя. Потом — на Дамблдора, подарившего ей эту га… прелесть. Украшение было совершенным. Через пару дней, поняв, что с ней происходит, миссис Дурсль начала изо всех сил сопротивляться. — Надо держать себя в руках! Я не хочу больше касаться этой магической дря… прелести. А ноги сами несли ее в спальню, к секретеру с украшениями, руки сами открывали шкатулку, и все начиналось снова. А еще — муж и сын, которым снилось, что они — Гарри, господи, за что это нам всем, Поттер. Петунья сводила в церковь всю семью. Легче не стало. Она сходила на исповедь. Стало еще хуже. Тихий, усталый голос священника проникал под кожу ледяным ветром ее собственной вины. Больше она уже не спрашивала у господа, за что им это. Теперь она прекрасно понимала, за что. Она очнулась снова возле секретера. Открыла шкатулку, взяла украшение в руки — нет, она никогда не сможет расстаться с ним. Идеальные очертания расплылись перед глазами, и за ними вдруг встало лицо зеленоглазого мальчика. Женщина всхлипнула и прижала ладони к лицу, больше не сдерживая рыданий. А призрачный мальчик начал гладить ее по голове и уговаривать не плакать. Потому что все прошло. Все. Прошло. И ничего уже не исправить. Вернон, услышав вой жены, догадался принести воды. Они напились успокоительного, что немного помогло Петунье, и что-то внутри словно начало понемногу отпускать, словно перетянутую струну. Они все были такой струной — вот-вот порвется: из-за снов, из-за ночных бдений… Обращаться к врачам было стыдно. Особенно после того, как Петунья рассказала о своем визите в церковь. Дом начал становиться все запущенней. Сил не хватало ни на что, даже готовить пищу было трудно. Петунья похудела так, что почти просвечивала, а кусок ей по-прежнему в рот не лез. Зато сын был готов есть все подряд и теперь не морщился даже пожирая подгоревшие котлеты — главное, чтобы их было много. — Мама, а если человек умер, его душа больше ничего не помнит? — Что ты, сынок, о чем ты? Милый! Даже не думай! — А Гарри думал, наверное. И не раз. Как ты думаешь, если умереть, снов больше не будет? — Дадли… родной… На семейство Дурслей уже начали странно поглядывать все соседи. Красные глаза, странная неопрятность, бледные лица и вечные круги под глазами… Петунью не раз спрашивали, не больна ли она, здоровы ли ее сын и муж, на что в ответ женщина едва сдерживала слезы, а один раз ударилась-таки в истерику. Это еще усугубило ситуацию — появились доброхоты, начали заходить знакомые, рекомендуя кто хороших врачей, кто — медикаменты, кто-то советовал «примириться с Господом», и переносить это день ото дня становилось все трудней. Сын просто прятался во время таких визитов, а муж все чаще и подолгу начал задерживаться на работе, пока, в конце концов, не попал в аварию, к счастью, небольшую. Вернон отделался большим испугом и парой гематом, но утром встал радостный — жуткие сны прекратились. Однако, вздохнуть ему удалось ненадолго: через пару ночей все вернулось на круги своя. Кроме того, еще беспокойнее начал спать Дадли, и матери пришлось его даже на время забрать из школы. Впрочем, разницы не было никакой — учиться мальчик уже не мог совершенно. Никто не замечал маленькое существо с огромными ушами и бледной-бледной кожей и огромными глазами. Впрочем, сейчас никто в доме не заметил бы, наверное, и пары слонов… Акс наблюдал. И картина ему начала категорически не нравиться… Хозяину следовало знать о состоянии магглов. Мало ли что он задумал… — Хозяин — очень сильный Темный Маг, — сообщил домовик своему патрону, испытывая суеверное благоговение. — Еще немного, и им не помогут даже в Мунго.***