Прогулка во тьме

      По прошествии трёх дней ситуация не меняется — Фушими ориентируется в пространстве исключительно на ощупь. Собственная комната превращается не то в больничную палату, не то в тюремную камеру. Практически всё время в постели, без действия. Синий форменный плащ постоянно висит в шкафу, надевать его теперь нет смысла. Он понимает, что вопреки всем своим заявлениям всё же стал обузой.       Фушими знает, что в последние дни к нему в комнату отчаянно пытается пробиться Акияма. Его голос время от времени слышится за дверью. Он зачем-то продолжает упорствовать и спорит то с Авашимой, то с Мунакатой, уверяя, что должен войти. От переполняющих эмоций пальцы стискивают край подушки. Ему незачем так тянуться, словно они важны друг другу. Они не друзья. Искреннее беспокойство других людей забирается под холодную броню коварными иглами, вынуждает сердце неприятно сжиматься и ныть. Околодепрессивное состояние делает Фушими совсем нелюдимым, поэтому он благодарен, что единственная просьба никого к нему не впускать исполняется безукоризненно.       — Ответь-ка мне, Фушими-кун, когда ты в последний раз ел?       Только на Мунакату этот запрет не распространяется, желания самого Фушими в данном случае не учитываются. Синему Королю весьма трудно запретить делать то, что он считает нужным. А нужным он считает навещать своего ослепшего офицера ежедневно, используя различные предлоги. От воспоминаний кожу на лице начинает характерно покалывать, и через секунду щёки уже горят от стыда. Любая попытка вразумить Мунакату, что принятие ванны — довольно интимный процесс, с треском проваливается. Безусловно его помощь в таком деликатном вопросе неоценима, но ситуация с каждым разом становится всё более аховой. Рейши будто не замечает чужого стыда и игнорирует любые протесты. Вбил себе в голову, что ответственен за произошедшее, только использует этот предлог исключительно ради удовлетворения своих нездоровых прихотей. Возможно, он обычный извращенец.       — Вам никогда не приходило в голову проконсультироваться у специалиста?       Открыв окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух, Рейши неспешно поворачивается и смотрит на сидящего по-турецки Фушими.       — По какому поводу?       — По поводу ваших наклонностей.       — Не совсем понимаю, к чему ты ведёшь. Так что насчет еды?       Мысленно Фушими называет Мунакату "лжецом" и сам не понимает, откуда взялась такая уверенность.       — Я не голоден, — утомлённый из-за последних событий голос звучит совсем равнодушно. Приём пищи — последнее, о чём хочется думать.       Пристальный взгляд снова ощущается как нечто вполне осязаемое. Фушими становится неуютно, он машинально поводит плечами, откидывает назад случайную прядь волос, ёрзает на месте. Мунаката ещё и молчит при этом, чёрт бы его побрал.       — Это бойкот? — раздаётся вкрадчивый голос после затяжного молчания.       Фушими готов по привычке цокнуть языком, пока в последний момент не вспоминает эпизод с ванной. Страшно представить, как далеко готов зайти Мунаката в своей настойчивой опеке, поэтому он сразу осторожно протестует:       — Пожалуйста, не вздумайте насильно кормить меня с ложки.       В ответ Мунаката странно хмыкает — веско и довольно. В ту же секунду волосы на спине встают дыбом.       — Неплохая идея. Спасибо.       Фушими накрывает глаза рукой, отдавая себе отчёт в том, что за язык никто не тянул.       — С меня достаточно гигиенических процедур.       — Это прекрасный способ тебя проконтролировать. Возможно, стоит тщательнее за тобой следить.       — Меня не нужно контролировать, — не понимая, шутит он или нет, Фушими отзывается резко.       — Тогда подойди ко мне.       Слова звучат властно — это очевидный приказ. В ответ на лице вырисовывается немой вопрос, но Мунаката объясняется до того, как Фушими успевает открыть рот:       — Если сумеешь, я поверю, что тебе не требуется дополнительный присмотр.       Таким же тоном он всегда говорит на планёрке и раздаёт указания во время операций. Фушими не понимает, почему его начинает одолевать раздражение напополам с досадой. Как будто пытаются взять на "слабо". С какой целью Мунаката ставит его в столь неприглядное положение? Он испытает унижение в любом случае: если откажется, признав свою неспособность действовать самостоятельно; и если согласится, не справившись. А хуже всего, что Мунаката изначально не оставил ему даже этот ничтожный выбор. Неисполнение приказов командира недопустимо.       В своей нерешительности Фушими заметно медлит и слышит снисходительный вздох со стороны окна. Хмурый и напряжённый, он упрямо свешивает босые ноги с постели и встаёт. Всего несколько метров, но он даже не имеет представления, сидит тот или стоит. Ничего, приказ будет исполнен, конечности ему пока не отказали.       Один неуверенный, небольшой шаг — рука машинально пытается найти изножье кровати. Мунаката молча наблюдает за очередным актом унижения своего подчинённого. Второй шаг. Фушими упрямо сдерживает желание идти с вытянутым вперёд руками, чтобы не выглядеть более беспомощным и жалким. Он третий по силе после Короля. Эта мысль возвращает былую спесь, он выпрямляется, движется легко и уверенно своей обычной походкой. Три шага. На третий по инерции влетает лицом прямиком в грудь Мунакаты. От неожиданности резко отшатывается, но чувствует руки на своих плечах, удерживающие рядом.       — ...прошу меня извинить, капитан, — чересчур формальным извинением Фушими пытается перекрыть всколыхнувшееся внутри смущение. Слишком близко. Мунаката приятно пахнет. По неведомой причине эта ситуация вынуждает сердце биться чаще, чем когда он впервые оказался перед ним совсем без одежды и был насильно выкупан.       Фушими тяжело дышит. Напряжение между ними становится почти невыносимым, ещё немного и он просто сорвётся, оттолкнув Мунакату от себя.       Мунаката наклоняется.       Этот момент кажется чертовски затянутым. Нервирует. Фушими снова чувствует чужое дыхание на своей щеке:       — Хорошо справился.       И не выдерживает. Он мёртвой хваткой вцепляется в отвороты плаща Рейши, не успевая осознать, что творит, и рывком притягивает ближе. Его губы такие же прохладные, как руки, которые в тот же миг забираются под выпущенную из брюк рубашку. Фушими обо всём забывает. Он с неожиданным рвением оттесняет Мунакату назад, вынуждает опуститься на стул и забирается сверху, крепко сжимая коленями его бёдра. Впервые за несколько дней пребывания в кромешной тьме его захватывают по-настоящему живые чувства. Весь серый оскудевший мир отступает назад. Бурлящая кровь разливается по венам словно во время боя, адреналин заставляет сердце в груди буквально клокотать; ему не обязательно видеть, чтобы ощущать себя живым. Частые, смешавшиеся друг с другом вздохи возвращают силы. Фушими не замечает за собой, что трётся о тело Мунакаты и извивается под его руками от резко накатившего возбуждения. Эмоционального. Он чувствует только, как чужой горячий язык ласкает глубоко и жадно, как чужие руки крепко сжимают голую спину под тонкой рубашкой.       Дверная ручка с едва уловимым скрипом опускается вниз. Дверь предусмотрительно заперта изнутри, поэтому раздаётся вежливый стук.       Мунаката ощутимо сбавляет напор. Фушими чувствует, как тот колеблется, и крепко стискивает в пальцах его воротник, не отпуская. Не сейчас. Поцелуй из нетерпеливого превращается в совершенно отчаянный.       — Капитан, это Авашима. У нас внештатная ситуация, — знакомый женский голос из-за двери.       — ...понял. Сейчас буду.       Сухо, коротко, строго по делу. Голос Мунакаты звучит прямо над ухом. Он глубоко и судорожно вдыхает ртом, и это лучше любых слов даёт понять, что всё закончилось. Фушими перестаёт сжимать его плащ с прежней силой, но всё равно не выпускает из хватки. Отпустить сейчас означает добровольно обречь себя впоследствии на тонну неловкости и бесполезные попытки сделать вид, будто ничего не произошло. Это трезвый подход к делу, само собой. Вот только в штанах уже наличествует стояк.       — Фушими-кун.       Фушими вздрагивает, очнувшись, и понимает, что Мунаката просит с него слезть. Вместо этого он окончательно разжимает пальцы и обессиленно опускает руки, всё ещё тяжело дыша. Не двигаясь с места. Почему лейтенанту приспичило прийти именно сейчас? Почему Мунаката довёл ситуацию до такого абсурда? Занимался бы своими делами, не перегибая палку, он столько раз его об этом просил.       У взбудораженного и крайне раздосадованного Фушими всё-таки вырывается непроизвольное цыканье, а Мунаката нехотя убирает руки из-под его рубашки. В последний раз проводит ладонями по пояснице, отчего разгорячённое тело послушно выгибается навстречу. Любое прикосновение к коже заставляет приятно содрогаться, Фушими не удаётся это контролировать, и он только срывается на разочарованный вздох, снова вцепляясь в его плечи.       Стук в дверь повторяется.       Мунаката никак не выражает собственное недовольство, только подхватывает Фушими под бёдра и поднимается вместе с ним. Последний, не задумываясь, обнимает его за шею, чтобы ненароком не упасть назад. Он невольно трётся возбуждённым членом о напряжённое тело, пока Мунаката несёт его обратно на кровать, и впервые издаёт сдавленный звук, утыкаясь в чужое плечо. Одна мысль о том, чтобы кончить прямо сейчас от рук Мунакаты Рейши, доводит до предела. Он действительно оставит его одного в таком состоянии?       Сдержанный, спокойный и невозмутимый, в этот раз Мунаката уходит без каких-либо слов на прощание. Фушими буравит дверь ненавидящим, слепым взглядом. Их с Авашимой голоса быстро затихают в недрах коридора. Глубокое разочарование, обида и злость лишь подстёгивают обострившиеся чувства — он с сожалеющим стоном валится на кровать и, кусая губы, нетерпеливо расстегивает ширинку на брюках. Утыкается лбом в предплечье, а широко расставленными коленями в постель. Позволяет себе не сдерживаться, пачкая пальцы в обильно выступившей смазке, размазывая её по набухшему члену. Докатился. Из-за Мунакаты. Фантазия заставляет в деталях представить, до чего они могли дойти, не прерви их Авашима. Дыхание Фушими учащается, когда он вспоминает запах Рейши и его настойчивый язык. Пальцы скользят быстрее. Где-то на задворках отступающего сознания вспыхнула и сразу погасла мысль, что дверь больше не заперта.       На лбу выступает испарина. Не получается. Не получается, мать его, кончить. Фушими глухо и мучительно стонет сквозь зубы от раздражения.       В коридоре раздаются и постепенно приближаются новые голоса и шаги. Среди них он узнаёт голос Акиямы Химори. Будет крайне неловко предстать в столь откровенном положении, если сейчас тот рискнет попытать удачу и тронет дверь вопреки всем запретам старших по званию. Из груди вырываются только шумные, измождённые вздохи, но Фушими кажется, что его услышат, даже просто проходя мимо комнаты. Напрягаясь от избытка ощущений, он, весь подрагивая, настойчиво трёт пальцем головку члена.       Из-за болезненной чувствительности уже хочется ныть.       Не получается, все ещё ни хрена не получается.       Чёрт бы тебя побрал, Мунаката.       Голоса достигают двери и снова удаляются, а взмокший от пота из-за чрезмерного усердия Фушими устало растягивается на постели и закрывает глаза. Влажно. Нужно сменить штаны и простынь. Как-нибудь. Без зрения он по-прежнему плохо опознает расположение предметов, но где хранятся чистые вещи в его комнате прекрасно помнит. Набьёт, разве что, пару синяков, пока будет пытаться сориентироваться. Тяжелый вздох. В конечном итоге мучительная разрядка не принесла ожидаемого облегчения. Мысленно он раз за разом возвращается к спонтанному, до одури горячему поцелую и изнывает от чувства глубокого неудовлетворения. Не так всё должно было закончиться. Осознание, что теперь он хочет Мунакату, даётся на удивление легко и спокойно. Фушими просто лежит и пытается вспомнить черты лица своего командира, которого не видит уже несколько дней. Чёткий образ не формируется, потому что он никогда не испытывал потребность запоминать лица людей, состоящих в "Скипетре 4". Он хорошо помнит только лица людей из "Хомры". Раздражает. Безумно раздражает неуёмная жажда досконально вспомнить лицо Мунакаты именно сейчас.       — Тц.       Надо запереть дверь.