Прогулка во тьме

      В один момент всё начинает идти кувырком. А ведь выглядит до убогого привычным и обыденным: гонор, воинственный взгляд, богатая на эмоции мимика, громкие фразы, унылый фанатизм, несдержанность. Этому набору качеств есть только одно название — Мисаки. Где-то когда-то краем уха Фушими слышал, что самый больший вред человеку могут нанести его друзья. Этот идиот наверняка не понял что к чему, в первые секунды даже радовался, пока не увидел, что неожиданно пропустивший удар и не устоявший на ногах Фушими зажимает свои глаза. Слетевшие очки валяются рядом. Не ослепи его красная вспышка, продолжил бы глумиться, доводя бывшего товарища до белого каления, но сейчас тот стоит в полной растерянности, недоверчиво глядя, как он норовит выдавить себе глазные яблоки.       — Эй, — задним числом понимает, что дело дрянь. — Эй, обезьяна!       И опасливо приближается, пока его не захлёстывает волнение — тогда мигом подскакивает к нему.       — Хорош придуриваться!       — Болван, Мисаки... — выдавливает Фушими. Интонации прежние, знакомые, только на лице теперь изображена гримаса боли. Пронзает до самого затылка. Если бы не линзы очков, эффект от вспышки не получился бы настолько сильным. Дневной свет, умудряющийся просочиться сквозь пальцы, теперь режет подобно ножу. А ведь день пасмурный, солнце скрыто за серыми тучами.       На фоне слышны звуки борьбы — остальные члены "Хомры" и "Скипетра" развлекаются, больше ничего не замечая вокруг себя. Чужие ладони касаются напряжённых рук Фушими, и он уже готов осадить Мисаки в очередной раз, чтобы не лез, куда его не просят, но прямо над головой раздаётся не его голос, а Мунакаты, который что-то приказывает вдогонку спешащей в эпицентр стычки Авашиме. Отчаянно хочется соображать, но ни черта не получается; глаза закрыты, однако их по-прежнему болезненно слепит от красного света, запечатлённого в зрительной памяти.       Какая ирония. И кто бы ещё мог его ослепить, как не Ята Мисаки?       Услышав неутешительный вердикт, Фушими наотрез отказывается от госпитализации. Не только потому, что на дух не переносит больницы, но и по той причине, что смысла в этом попросту не видит. Вообще ничего не видит. Теперь. Уговоры Сери и врачей не действуют. Мунаката тоже здесь, рядом, хотя за изрядное количество времени не проронил ни слова, будто это ему вынесли приговор "слепота". Но Фушими чувствует его присутствие; знает, потому что рука Рейши лежит на его плече. Он абсолютно уверен в том, что рука принадлежит именно ему, и что именно его пальцы время от времени впиваются сильнее, чем следовало бы. В любой другой ситуации давно бы отмахнулся, но сейчас, находясь в кромешной темноте и слыша угнетающие сознание речи, ему настолько всё равно, что он не сопротивлялся бы, даже возьми его командир на руки. Полнейшее безразличие.       — Я понимаю, сейчас тебе трудно...       — Не понимаете, — сказано мягко, с натянутой улыбкой. Лучше бы отмахнулся, чем это.       — Ты принял решение сгоряча. Подумай о госпитализации.       — Если это всё, то, будьте добры, оставьте меня. Я устал.       — Фушими...       Рука лейтенанта Авашимы касается его плеча, и Фушими вздрагивает. Как же трудно ориентироваться, как трудно реагировать на всё происходящее вокруг. Сейчас он даже не смог бы сказать наверняка, какое у неё выражение лица. Приходится вслушиваться в голос, в интонации, в дыхание и делать для себя удивительное открытие: её голос может быть нежным. Нежным и убийственно жалеющим. Ну почему нельзя просто оставить его в покое? Фушими делает неудачную попытку сбросить эту теплую, ободряюще поглаживающую руку со своего плеча и ударяет по ней гораздо сильнее, чем хотел. Он собирался всего лишь отстраниться от ненужной ласки, но вышло чересчур раздраженно, даже грубо. Шаг назад. Немая сцена.       — ...простите, лейтенант. Я действительно хочу побыть один. Вам ведь не составит труда открыть дверь самостоятельно?       — Нет, ничего, — удивление во взгляде Авашимы сменяется большей жалостью, которую Фушими, к собственному счастью, не может видеть. — Я хотя бы помогу тебе добраться до кровати.       — Поверьте, это лишнее.       Невидимая стена, выстроенная Фушими, становится толще, к нему невозможно подступиться ни с одной стороны. Сдавшись, она уходит, утешая его напоследок словами о том, чтобы он не переживал, и что они найдут способ, как вернуть ему зрение. А он, в свою очередь, понимает, что это обычная дань вежливости и по-прежнему ненавистная ему жалость. Никчёмная попытка утешения.       Когда шаги Авашимы затихают где-то в коридорах, Фушими на ощупь пробирается к своей постели, сшибает по пути тумбу и злобно шипит от ноющей боли в колене, но в итоге достигает цели, падает поверх покрывала прямо в одежде. На него мигом наваливается усталость, конечности кажутся абсолютно неподвижными, даже дыхание на время прекращается. Со всех сторон давит угнетающая сознание тишина, она сливается с окутавшей его тьмой и сковывает чувства. Фушими думает, что всё это похоже на смерть. Скорее всего, в такой мир она и забирает каждого — в мир без света, без звука, без движения. Вечное небытие.       А потом взъерошенных волос касается прохладная ладонь.       Мунаката!       Фушими был уверен, что остался совершенно один, что кроме него и Авашимы здесь больше никого не было. О продолжающем хранить молчание Рейши он даже не вспомнил.       От лёгкого прикосновения подскакивает так резво, что ударяет своей же головой прямо по подбородку Синего Короля, который по свойственной ему привычке наклонился к лежащему слишком близко. Больно.       — До чего активный подросток, — отшатнувшийся Мунаката присаживается обратно на край постели, потирая ушибленный подбородок и глядя на схватившегося за ноющую от удара голову Фушими.       — Вы..? — изумление на искажённом мукой лице моментально сменяется озадаченностью. — И что вы здесь забыли?       — О чём ты? Я нахожусь здесь с самого начала.       — Я же сказал, что хочу побыть...       Он умолкает, ощутив странное движение в воздухе прямо перед собой, и инстинктивно отстраняется. Рука Мунакаты, потянувшаяся к его лицу, так и замирает в воздухе. Фушими чувствует, что его пальцы продолжают находиться совсем рядом, непозволительно близко, как и сам Синий Король. С каких пор он придаёт значение его фамильярности? Тот всегда был таким. Если виной всему обострившиеся из-за потери зрения чувства, то подобное положение становится более ненавистным; Фушими не нравятся новые ощущения от нахождения Мунакаты рядом.       Вновь немая сцена. В точности как недавно с лейтенантом Авашимой. Мунаката всё ещё не убирает руку, и Фушими это почти пугает. Слишком близко, слишком неуютно, слишком беспомощно с его стороны. Всего слишком. Ранее он не подозревал, что настолько полагается на свои глаза, и теперь, окутанный беспроглядной тьмой, абсолютно дезориентирован. Прямо сейчас он должен остаться...       — ...один, — Мунаката заканчивает его прерванную ранее фразу, но у Фушими складывается впечатление, словно он читает мысли.       — Если позволите, — ответ должен был прозвучать немного едко, но вместо этого звучит растерянно.       "Только твоей жалости мне не хватало", — несколько мгновений вновь повисшей тишины заставляют Фушими с досадой подумать, что последние слова он, кажется, произнёс вслух. Или чего там ещё Мунаката копается, молча сидя с ним рядом на кровати? Он же говорил, что ему не нужна сиделка.       — Я проведаю тебя позже, — Мунаката встает, и вместе с ним уходит напряжение. Фушими дожидается, пока тот покинет комнату, и после этого с облегчением снова валится на постель, надеясь поскорее забыться сном.       В темноте понятие времени исчезает. Наверное, Фушими превратится в отшельника, лишь бы не просить чужой помощи, демонстрируя свою слабость. Ему самому кажется, что сейчас вечер, поэтому он неуверенным шагом бредёт в ванную, вытянув руки перед собой. И все равно врезается плечом в дверной откос. Из-за такой неуклюжести и беспомощности Фушими становится тошно от самого себя. Он прислоняется головой к стене и одновременно слышит, как кто-то входит в комнату. На лице появляется кислая улыбка. Верно, он ведь обещал.       — Вам определённо нечем заняться, — и всё же голос звучит вежливо.       — Мои дела улажены, — а в голосе Мунакаты звучит улыбка. Раздражает. — Не ожидал увидеть тебя на ногах посреди ночи.       — А что вы делаете у меня посреди ночи?       — Проверяю твое состояние.       Рейши ничто не способно смутить, его всего можно смело охарактеризовать одним словом — невозмутимость. Именно эта его выдержка раздражает больше всего; у Синего Короля нет слабостей, он во всем совершенен. Фамильярен и снисходителен. Фушими даже думать не хочет, каким он сам выглядит на фоне такого идеального человека.       — Мне нужно в ванную, — сообщает он усталым тоном, надеясь вытравить Мунакату из своей комнаты.       Но вместо этого звучит короткий и ужасающий ответ:       — Я помогу.       К тому времени, когда до Фушими доходит смысл сказанного, и он собирается возразить, Мунаката уже стоит рядом.       — Я справлюсь без посторонней помощи.       — Я в этом не уверен.       Смешно. Уж с ванной-то у него не будет никаких проблем. Фушими привычно цокает языком и, задевая плечом стоящего близко Мунакату, упрямо делает шаг в ванную комнату самостоятельно — спотыкается о порог и летит вперед. В последний миг в голове снова проносится мысль об испытанном перед командиром "Скипетра 4" унижении. Сейчас к ослепшим глазам добавится разбитый в кровь нос, и тогда Мунаката Рейши точно поселится с ним в одной комнате, полностью оправдывая звание курицы-наседки. Или предотвратит падение. Его руки держат крепко. Фушими безвольно виснет на них, с горькой улыбкой принимая действительность, в которой он ни на что не годен. Даже на то, чтобы добраться до душа.       Мунаката помогает ему выпрямиться, затем проходит в комнату. Щёлкает выключатель, и загорается свет: Фушими не видит, он просто знает. Начинает шуметь вода. Прохладные пальцы касаются лица совершенно неожиданно и Фушими вздрагивает, но Мунаката просто снимает с него очки. А затем начинает снимать форменный плащ.       — Это лишнее, — Фушими поспешно пресекает это действие, понимая, что его начинает охватывать стыд. Уже чересчур. Он не инвалид-паралитик и не ребёнок, со своей навязчивой опекой Мунаката переходит всякие границы. Уж с собственной-то одеждой у него не будет никаких проблем. Правда, точно так же он минуту назад думал о самостоятельном походе в ванную комнату. Да в конце-то концов! Он лишился зрения, а не рук.       Раздеваться перед своим начальством несколько странно. Он мог бы выйти, но стоит и чего-то ждет. Чего? Просьбы о помощи, чтобы справиться с ширинкой на штанах? Мунаката слишком печётся об этой ситуации, Фушими всего лишь нужна пара дней на адаптацию, после он сможет не только передвигаться, но и сражаться без глаз. Он вовсе не собирается становиться обузой для "Скипетра 4" и в частности для Мунакаты. Впрочем, когда очередь дошла до трусов, он волей-неволей замешкался.       — Эм... Может, вы выйдете? — пришлось спрашивать в лоб, так как ситуация становилась из ряда вон выходящей.       — Если ты смущаешься, я могу отвернуться, — голос Мунакаты по-прежнему звучит ровно и спокойно. Как ни странно, в нём не слышны даже нотки участия или жалости, которые могли бы вывести Фушими из себя. Но какая разница, даже если отвернётся? Ему самому все равно ничего не видно. Может быть, тогда нет и смысла прятаться от назойливого Мунакаты? Напрягает лишь тот факт, что Синий Король, по всей видимости, считает, что его ослепший подчиненный способен утонуть в горячей воде.       Странно принимать ванну под надзором этого человека. Странно вообще находиться под его бдительной опекой. Почему он не идёт опекать Суо Микото, а возится с ним? Фушими слышит шорохи одежды — это Мунаката снимает свой плащ. Любопытно, зачем. Он по привычке трёт закрытые глаза мокрыми пальцами, словно надеясь резко прозреть. Снова шорох и странные звуки — кажется, он садится на борт ванны.       — Что вы делаете? — наконец спрашивает Фушими, не выдерживая.       — Ничего, — Мунаката отвечает слегка удивлённо, будто не понял вопроса. — Жду тебя.       — Чего именно?       Дошло. От комичности происходящего Фушими впервые за всё время пробивает на искренний, слегка едкий смех.       — Только не говорите, что Синий Король собрался меня купать.       Вместо ответа он чувствует прикосновение влажной руки к своему лицу, пальцы нежно касаются опущенных век. Теплые. Наверное, нагрелись от воды.       — Хорошо, что тебе весело. Значит, ситуация не настолько скверная, как я ожидал.       Голос Мунакаты вновь становится снисходительным. Он приподнимается и наклоняется, — цепенеющий Фушими чувствует это интуитивно — его рука тянется за шампунем, случайно касается голым предплечьем. Видимо, закатал рукава рубашки сразу после того, как снял плащ. Так он это всерьёз? Нет, большего унижения уже не вынести, но все сбивчивые возражения Фушими благополучно игнорируются, и Мунаката просто принимается мыть ему голову, мягко массируя кожу и взбивая густую пену в волосах. Теперь говорить что-либо становится совершенно бессмысленно. У Фушими отнимается язык, он не сумел бы выдавить из себя ни слова даже будь на то желание. На лице возникает мрачная тень. Подобное он не способен принять, эмоции хлещут через край, но он сидит в тёплой воде неподвижно, позволяя Мунакате делать всё, что тот считает нужным, даже когда последний начинает растирать его тело мочалкой. Фушими чувствует, как от стыда у него начинают гореть щёки, и они наверняка покраснели, что безусловно не укроется от цепкого взгляда начальства.       Он приходит в себя, когда стоит уже в опустевшей от воды ванне, и Мунаката обтирает его толстым махровым полотенцем. Ни один из них по-прежнему не проронил ни слова, от чего делается только хуже. Это противоестественные для них отношения, нельзя сократить дистанцию так быстро, но Фушими с опозданием понимает, что каким-то образом Мунаката всё же это сделал. Собственная нагота резко перестает смущать, начинает беспокоить исключительно поведение капитана, совершенно нетипичное для него. Или типичное? Сказать по правде, Фушими понятия не имеет, что из себя представляет этот человек, поскольку никогда не интересовался его личностью в таких аспектах. Не было необходимости.       Мунаката помогает выбраться из ванной (радует, что хоть на руки не додумался взять) и ведёт обратно к постели. С таким профессиональным гидом Фушими ступает по собственной комнате гораздо увереннее, удерживая свободной рукой наброшенное на плечи полотенце, укрывающее все интимные части тела. Хотя Мунаката уже успел их увидеть, можно не прикрываться. В комнате не так уж холодно.       Усевшись на край постели, Фушими продолжает хранить молчание, не поднимая головы и радуясь, что мокрые волосы спадают на лицо, укрывая от взгляда Мунакаты, вдруг ставшего ощутимым почти физически.       — Эта слепота временное явление, — гнетущее молчание, наконец, прервано, и Фушими благодарен за это.       — Спасибо за помощь в ванной, но меня не обязательно утешать.       — Я не утешаю, — Мунаката трогает его за подбородок и вынуждает поднять голову. — Зрение вернется через какое-то время. Нам доступно больше знаний об этом мире, чем простым людям, поэтому и мир влияет на нас в большей степени, чем на остальных.       — А если у моих глаз просто истёк срок годности? — Фушими отчаянно хочет отвернуться, так как дыхание Мунакаты касается его лица. И лицо из-за этого снова начинает гореть.       — Значит, мы их заменим, — голос Мунакаты небрежен. Он в самом деле готов влить столько ресурсов на донора и саму операцию по пересадке глаз? Чтобы Фушими стал еще больше ему обязан?       — Кажется, меня снова клонит в сон, — слова приносят должный эффект, потому что Рейши сразу отстраняется, но на этот раз напряжение продолжает держать Фушими в цепких объятиях, не позволяя облегченно вздохнуть.       — В твоем состоянии сон пойдёт на пользу. Доброй ночи, Фушими-кун.       Мунаката на удивление быстро сдаётся и уходит, а Фушими продолжает неподвижно сидеть на кровати, переваривая произошедшие за последние полчаса события. Его губы медленно растягиваются в горькой улыбке, звучит тихий смешок. С уходом Мунакаты чувство одиночества в этой холодной и пустынной темноте отчего-то стало лишь сильнее, режет без ножа.       И сна ни в одном глазу.