☠☠☠
Бэкхён на секунду теряет дар речи. Такого поворота он не ожидал, он вообще в последнее время не понимает, что может выкинуть Кёнсу. Бэкхён подходит ближе. — Интересно, — он рассматривает лицо Кёнсу, будто впервые видит, будто не помнит наизусть каждую черту, меряет взглядом фигуру в непривычной светлой одежде. Старается смотреть прямо в глаза и контролировать голос. — Ты предлагаешь секс. Значит, можно будет тебя трогать. — Бэкхён в любую секунду ожидает подвоха, но всё-таки протягивает руку и касается виска Кёнсу тыльной стороной ладони. Очень мягко, с нежностью ведёт рукой вниз, по щеке к открытой шее. — Так? — Кёнсу замирает, как будто застигнутый врасплох. Он Бэкхёна не останавливает. Бэкхён останавливается сам, скользнув кончиками пальцев по ключицам и ниже по кашемиру свитера. — Очень заманчиво. — Бэкхён разочарованно улыбается. Говорить спокойно очень трудно. — Но я пас. Хочу, чтобы ты спал со мной, потому что хочешь меня, а не из-за того, что мёрзнешь в одиночестве. Кёнсу удивлённо распахивает глаза. Наверное, это самая яркая реакция, которой Бэкхён удостоился за последний месяц. Бэкхён криво усмехается — всё-таки достал, и холодность Кёнсу дала трещину. Только что последует дальше, Бэкхён знать не хочет. Не хочет ещё одну колкость в свой адрес, ещё одну пощёчину самолюбию. Он не хочет, чтобы этот разговор вылился в перепалку или скандал. Кёнсу в последнее время слишком часто делает ему больно. Это совсем не похоже на равнодушие, скорее, на месть. Холодную и мелочную. Из квартиры Кёнсу он практически выбегает. Останавливается на улице и делает несколько глубоких вдохов. Обида никуда не уходит. Жжёт изнутри, заставляет сжимать кулаки. Он слишком много позволяет Кёнсу. Пытается быть мягким, понимающим, помогает как может. А Кёнсу бросает из крайности в крайность: то он твердит о безразличии, то тащит Бэкхёна к себе в квартиру. Бэкхён не знает, как Кёнсу вообще дошёл до идеи предложить секс. Хотел сделать ещё больнее? Решил проверить, где закончатся у Бэкхёна терпение и гордость? На предположении о том, что Кёнсу расстроился, потому что Бэкхён в последний раз в его постели просто спал, он приказывает себе остановиться. Достаёт телефон, секунд десять размышляет об уместности звонка, потом набирает сообщение. «Кёнсу мне предложил секс по выходным! Это нормально?!» Значок о прочтении загорается почти мгновенно, но Чондэ с ответом медлит. И Бэкхён отправляет вдогонку: «Что у него вообще в голове происходит? Ты знаешь?» Зелёная галочка и тишина. У Бэкхёна руки дрожат. Наверное, стоило позвонить, но вылить на Чондэ свои эмоции — не самое лучшее решение. Чондэ в тараканах Кёнсу не виноват, но лучше с ними знаком. Пять минут проходят мучительно долго, прежде чем появляется отметка, что абонент пишет ответ. «Привет. Предлагать секс не в его характере, но не уверен, что он сошёл с ума». Если Кёнсу вменяем, это ещё хуже. Бэкхён сжимает телефон. «Тогда он издевается? Скажи, ему доставляет удовольствие надо мной издеваться?» Ответ приходит быстро: «Хм… Вряд ли». Но Бэкхён останавливаться не хочет, чувство несправедливости и обида слишком долго копились внутри, по каплям. Он боится, что его разорвёт на куски, если он не выскажет хотя бы часть. Хотя бы и Чондэ. «Тогда что это было? Нормально же общались. И тут — как пощёчина». Чондэ замолкает на несколько минут, заставляя Бэкхёна чувствовать лёгкую вину, что втягивает кого-то третьего в их с Кёнсу отношения. Хотя какого третьего, когда там уже Чунмён с Чанёлем, целое ассорти советчиков и сочувствующих. Но перед Чондэ всё равно неловко. «Прости, я не хотел на тебя всё это выливать, но я думал, что ты можешь помочь». «Помочь не могу. Только поддержать морально. Кёнсу запутался. Он пытается разобраться в себе и своих чувствах. Думаю, тебя он не хотел обидеть. Он плохо понимает чувства других и что может чем-то обидеть», — пишет наконец Чондэ, но этот ответ Бэкхёна совсем не утешает. «Это уже где-то за гранью добра и зла! Я не раз говорил, что просто секс мне не интересен. А он… Ещё и с намёками, что с кем-то там собрался переспать. Не знаешь, с кем?» Снова мучительная пауза. «Не представляю даже. Дай ему немного времени». В Бэкхёне просыпается сарказм: «Чтобы найти нового любовника?» Чондэ присылает смеющийся смайлик, а следом сообщение: «Нет, чтобы подумать. Возможно, он осознает, что ляпнул глупость». «Спасибо. Утешил», — пишет Бэкхён и понимает, что его действительно немного отпустило. Совсем чуть-чуть. Думать, что Кёнсу его воспринимает как постельный аксессуар, по-прежнему больно. И перестать об этом думать Бэкхён не может. «Пожалуйста. Обращайся». Чондэ выходит из сети. Бэкхён ещё несколько раз вдыхает глубоко, медленно выдыхает и возвращается за ноутбуком в магазин. В конце концов, Кёнсу — не единственный интерес в жизни. Есть ещё повесть, которую нужно закончить. И сегодня Бэкхёну определённо лучше поработать дома.☠☠☠
Первые два дня Бэкхён кипит. Очень хочется пойти к Кёнсу, спросить, почему тот себя так ведёт. Бэкхён не понимает. Не хочет думать, что это просто месть. Не хочет думать о Кёнсу плохо. Не получается. Ведь это Кёнсу виноват в том, что плохо и больно. Сидеть на одном месте трудно, Бэкхёну сложно сосредоточиться. Мысли разрозненные и обрывочные. Работать не получается. Вместо связного текста — поток сознания. Бэкхён бесконечно возвращается к разговору с Кёнсу. Он поступил правильно. А Кёнсу — нет. Закрадывается мысль, что не стоило сразу убегать. Теперь он не узнает, как Кёнсу отреагировал, что у него на душе. Хотя, похоже, Кёнсу скорее умрёт, чем пустит его в душу. Горько. На второй день Бэкхён устаёт сидеть дома. Всё равно бесполезно. И душно. Стены давят, потолок нависает низко, Бэкхён чувствует себя запертым в клетке. Он выбирается на первую попавшуюся выставку. Залы галереи просторные и безлюдные. Выставка не слишком популярна, или другие люди находят себе более полезные и интересные занятия в десять утра. Всё равно. В галерее на Бэкхёна нападает апатия. Он смотрит и не видит. Полотна — просто яркие пятна. Нет ни сил, ни желания разбираться в их сюжетах. Он пытается заинтересовать себя, но физически не может. Как будто выгорел изнутри, и всё вокруг видится серым. Это если не думать о Кёнсу, не подкармливать уголёк обиды и злости. У Бэкхёна как будто осталось только два чувства: апатия и злость. Они сменяют друг друга по кругу. Сил едва хватает, чтобы дожить до конца дня и забыться тяжёлым сном. А потом проснуться в четыре утра и смотреть в темноту, кусать губы, сто раз спрашивать у пустой комнаты «почему?» и колотить подушку. Не отпускает. С премьерами тоже не везёт. Он забывает название фильма, как только оно исчезает с экрана. Он уходит с середины сеанса от избытка безразличия к проблемам героев. Уйти со спектакля — верх неуважения, и Бэкхён разворачивается у входа в зал и идёт домой. Слова складываются в уродливые предложения, словно Бэкхён разучился выражать свои мысли. Он перечитывает, но не удаляет. Гораздо страшнее потерять мысль, отвлечься от текста и начать снова думать о Кёнсу. Думать о Кёнсу больно. Кулаки сжимаются сами собой. Апатия идёт на убыль. Гнев и агрессия занимают всё больше места в мыслях. Бэкхён не так много дрался в жизни, но поведение Кёнсу выбешивает. На его поступки у Бэкхёна слишком бурная реакция. То разбить лицо самому Кёнсу, то кому-то третьему. Непривычно. Бэкхён впервые за неделю пишет что-то связное. Он не задерживается над исправлениями, меняет цвет текста. Сначала на красный, режущий глаза и как будто горящий на белом фоне. Потом на зелёный. Говорят, он успокаивает. Бэкхён постепенно втягивается, и когда встаёт из-за стола, чтобы налить себе воды, с удивлением обнаруживает наступление ночи и три пропущенных звонка от Чанёля. Вряд ли что-то плохое случилось, иначе бы Чанёль позвонил десять раз или уже пришёл. Потом посещает мысль, что ему, может быть, нужна помощь. Бэкхён набирает номер. Чанёль отвечает гудка после пятого и слегка охрипший спросонья. — У тебя всё нормально? — интересуется Бэкхён. — Было. — Чанёль прочищает горло. — Потом ты меня разбудил. — Прости. Но ты звонил, я думал, что-то случилось. — В восемь вечера, — вздыхает Чанёль. — Всё как обычно. К тебе прийти? — Бэкхён медлит с ответом. — Всё равно не усну. — Тогда приходи, — соглашается Бэкхён. Чанёль появляется, как всегда, со стопкой пластиковых контейнеров, заполненных едой, которые расселяет по полкам холодильника. Бесцеремонно выуживает пустые из кухонных шкафов и складывает на столе, чтобы позже забрать. Бэкхён всегда поражался способности Чанёля приготовить еду как будто мимоходом, не особенно напрягаясь. — Что у тебя случилось? — прямо спрашивает Чанёль. Бэкхён зря надеялся, что он ничего не заметит. — Ты на тень похож. Вы снова поссорились? — Не совсем. Кёнсу, он… — голос обиженно срывается, но Бэкхён подавляет желание начать жаловаться. — Я в тупике. — Почему? — Чанёль садится на диван и вытягивает ноги. — Похоже, стал слишком чувствительным. — Влюбился? — Чанёль заинтересованно приподнимает брови. — Я? Нет! — резко отвечает Бэкхён. Слишком резко для достоверности. Чанёль склоняет голову к плечу и вопросительно смотрит. — Немного. — Ясно. По уши, — говорит Чанёль и кивает своим словам. — Рассказывай. — Он предложил секс, — Бэкхён понимает, что звучит это нелепо. — Без обязательств. Секс ради секса. — А ты? — А я не могу. Не хочу. Не с ним. Бэкхён опускается на диван и начинает говорить. Он говорит, говорит и не может остановиться. Не хочет останавливаться. Невысказанные раньше слова обиды и горечи просто льются, перестают жечь и выедать изнутри. Однако пустота никуда не девается, только ширится и растёт. Чанёль не перебивает, спокойно слушает. Не сочувствует, не жалеет, ни слова не говорит о Кёнсу, и Бэкхён ему за это благодарен. Когда слова заканчиваются, Бэкхён замирает и смотрит в одну точку. Он даже не ждёт от Чанёля утешения. — В чувствах нет логики, — наконец говорит Чанёль. Ровно и спокойно. — Ты всё-таки определись, чего хочешь больше: бросить всё и убежать со своей обидой или переступить через гордость и ещё побороться. За Кёнсу, за вас обоих. — Я боюсь, что бесполезно. — Кёнсу был на твоём месте, — Чанёль криво усмехается. — Он не боролся. Наверняка у него были свои доводы. — Был ты, — Бэкхён грустно улыбается. — Красивый и опасный. — Теперь путь свободен, — Чанёль треплет его по волосам и обнимает. Коротко, крепко, совсем по-дружески. — И ты не Кёнсу. Если хочешь быть с ним, ты должен что-то сделать. Только не глупость. — Я сделаю. — Верю в тебя, — Чанёль отстраняется. — А теперь спать. Без отговорок. Впереди тяжёлый день. Чанёль уходит. А Бэкхён ложится в постель и отключается.☠☠☠
Просыпается Бэкхён всё равно без настроения, но с некоторым подобием решимости поговорить с Кёнсу. Только нужно подобрать слова и время. Все слова, которые Бэкхён складывает в голове, всё больше и больше походят на обвинительную речь. Главным остаётся вопрос: «За что ты со мной так?». И это полный провал. Бэкхён всё-таки намерен помириться с Кёнсу, а не устроить новую ссору. Нужно быть осторожным. Очень тщательно подбирать слова. Бэкхён отрывает взгляд от листа бумаги, на котором тезисно строит ход разговора. Как будто это диалог для рассказа. Откладывает карандаш, диалог всё равно неправдоподобный. Он смотрит на кольцо. Его и не его одновременно. Оно висит на настольной лампе и мозолит глаза не первый день. Бэкхён прятал его в ящик, но не помогало. Он помнил, что кольцо есть, и лез на него взглянуть. Потом вернул на место. Узелок затянут слишком крепко, и развязать его не получается. Бэкхён просто разрезает тонкую ленту, снимает и надевает кольцо на палец. Непривычно и тяжело. Массивный перстень не подходит ни к форме пальцев, ни к гардеробу. Бэкхён усмехается, что его заботят такие глупости. Он смотрит на блеск красных камней и вспоминает слова Чанёля, что Кёнсу был на его месте. Смешно и грустно. Круг замкнулся. Кольцо как символ боли и неразделённой любви. Поэтично до зубовного скрежета. Первым порывом хочется сорвать кольцо и зашвырнуть подальше, но Бэкхён сдерживается и сжимает кулак. Затем рвёт на кусочки дурацкую схему разговора и выбрасывает вместе с ленточкой. Стук в дверь заставляет вздрогнуть. Бэкхён вроде бы не назначал встреч, но в последние дни в голове такая каша, что мог и забыть. Он открывает дверь, не спрашивая. — Кхм, — на пороге Кёнсу в новом, непривычно ярком для него шарфе, и Кёнсу кажется каким-то неловким. — Добрый день. — Привет, — на автомате говорит Бэкхён, чувствуя, как потеют ладони. — Зайдёшь? — Собирался. — Бэкхён отступает. Кёнсу проходит вперёд и останавливается через пару шагов. — Я… нужно поговорить. Бэкхён проходит к дивану, садится и приглашает сесть Кёнсу. — Да, нужно, — больше ничего не добавляет, ожидая слов Кёнсу. Все мысли вылетели из головы. Ему не с чего начинать разговор. — Наверное, я должен перед тобой извиниться, — Кёнсу шагает к дивану, но так и остаётся стоять. — Не хотел тебя обидеть и вообще… Прости. — Прощаю, — медленно говорит Бэкхён после паузы. Он не может поверить, что это происходит на самом деле. Кёнсу в его доме и Кёнсу извиняется, а Бэкхён чувствует себя не в своей тарелке. — Неловко получилось, — Кёнсу слегка пожимает плечами. — Наверное, надо было сказать как-нибудь по-другому. Это не потому, что мне не с кем спать, — Кёнсу сжимает переносицу. — Чёрт, это сложно. Чунмён мне все уши прожужжала, что я должен перед тобой извиниться. Я же задел тебя, да? Не думал, что тебе будет неприятно. Сердце ухает куда-то вниз. Лучше бы Кёнсу ничего не говорил. Бэкхён цепляется пальцами за диванную подушку. — Задел, — соглашается Бэкхён. Сохранять спокойствие очень трудно, но он должен, если хочет помириться с Кёнсу. — Очень сильно. О чём ты думал, Кёнсу? — Мы же взрослые люди. У всех есть потребности и… — Кёнсу сжимает губы на мгновение. — Просто захотелось попробовать. — Что попробовать? — Бэкхён вскакивает. — Пройтись по тому, кто тебя любит? Тебе этого в жизни не хватало? Поэтому ты так со мной поступаешь? — Попробовать заняться с тобой сексом и не умереть от восторга. — Кёнсу напрягается. — Что? — Я тебя не обманывал. Я отношусь к тебе искренне. Неужели тебе каждый раз необходимо меня унижать? Или топтать мои чувства? Почему ты не можешь просто на минуту забыть, что было тогда, и посмотреть, что происходит сейчас? Я много прошу? Кёнсу, это много? — Подожди, — Кёнсу вытягивает руку и трясёт головой. — Что? Ты — что? — Я устаю, — Бэкхёну наконец удаётся совладать с голосом и почти — с эмоциями. — Правда устаю бороться за тебя с тобой же. Это бессмысленно. Просто скажи, чего ты хочешь? Вот прямо сейчас. Кёнсу смеётся. Смех отдаётся в голове ещё несколько секунд, после того как Кёнсу замолкает. — Серьёзно? Ты борешься и… Это всё плохая мелодрама. И с каких пор? — Бэкхён замирает. Он не собирался признаваться. А теперь у Кёнсу есть ещё один повод издеваться. — С каких пор ты думаешь, что меня любишь? — А с какого момента ты решил, что любишь меня? — Со второго курса, — отвечает Кёнсу без улыбки. — Ты с кем-то спорил в коридоре рядом с открытым окном, солнце падало через листья, лучи скользили по ключицам в расстёгнутом вороте твоей рубашки, будто целуя. Я тогда понял, что хочу так же. — А теперь отпустило? — Бэкхён подходит в Кёнсу почти вплотную. Накатывает злость, холодная, расчётливая. Желание сделать больно в ответ перекрывает всё. — В том момент, когда ты мог быть рядом, настолько близко, насколько только хотел. Уже не хочешь? Только причинять боль? — Прости. Я бы не предложил, если бы знал. — Кёнсу отступает. — Я не стал бы пользоваться, это больно. Никогда не хотел причинить тебе боль. — Так чего ты хочешь? — Бэкхён очень хочет, чтобы Кёнсу сказал. Или, по крайней мере, растерялся. — Ты не ответил. — Теперь? Понятия не имею. — Отлично, — тихо говорит Бэкхён. — Сообщи, как определишься. Кёнсу медленно кивает. Задерживается на пару секунд, избегая его взгляда, и уходит. Когда за ним закрывается дверь, Бэкхён сжимает кулаки и несколько раз пинает диван. Бэкхён думал, что умеет контролировать свои чувства. Оказывается, не всегда.☠☠☠
Бэкхён не помнит, откуда в доме бутылка вина. На вид оно не дешёвое, на вкус тоже. Снова накатывает злость. Бэкхён отхлёбывает из горлышка, не только потому, что лень доставать бокал, но и потому, что уверен, — бокал он разобьёт. Хотя посуда не виновата в припадке благодушия Кёнсу. Только его жалости Бэкхёну не хватало для полноты картины. Однако Бэкхён сам виноват, не удержался, ляпнул. Он ерошит волосы обеими руками и стонет. Надо же было так сглупить. В ушах звучит смех, потом Бэкхён вспоминает серьёзный взгляд и не знает, что думать об этом переходе. Поговорили очень продуктивно, ничего не скажешь. Теперь Кёнсу его жалеет. Или наоборот — злорадствует. Неопределённости разрывают на части. Вино хорошее, только не работает. Бэкхён не чувствует себя пьяным. Он сидит на диване и смотрит в одну точку, как будто это поможет найти ответ. Бутылка пустеет слишком быстро. Бэкхён достаёт из кармана телефон. — Чанёль, я идиот. — Неожиданное признание. Я немного занят. — Я правда идиот. — У тебя две минуты на вменяемое объяснение. И если проблема того стоит, вечером мы её обсудим. — Ты там секундомер включил? — удивляется Бэкхён. — Минута сорок пять секунд, — серьёзно отвечает Чанёль, ещё сокращая время на объяснения. — Приходил Кёнсу. И мы поссорились. Я не смог держать себя в руках. — Ясно. Вечером зайду. Много не пей. — Я не пьян. — Верю. До вечера. Чанёль отключается. Бэкхён остаётся наедине с нерешённой проблемой. Он не уверен, что алкоголь ему помогает, если целая бутылка только слегка притупила боль, а память по-прежнему с ним, твёрдая и трезвая. — Кёнсу, над чем ты смеялся? — спрашивает Бэкхён у пустоты. — Над моими чувствами? Надо мной? Ты понимал, что это больно, но смеялся. Отлично. Просто отлично. Сидеть на месте становится трудно. Бэкхёну нужно что-то делать, чем-то отвлечься, хотя бы ненадолго вырваться из круговорота тяжёлых мыслей, в который его снова затягивает. Бэкхён бы многое отдал за то, чтобы отключить голову и не думать о ссоре. Уборка не помогает. Она занимает руки, но мысли настойчиво роятся в голове, жалят, терзают до головной боли. Смех, жалость, грусть, понимание. Бэкхён путается в реакциях Кёнсу, раз за разом прокручивает в голове сцены из их разговора. Неумолимо краснеет, когда вспоминает своё неловкое признание и отчаянное нападение. Зачем он довёл до этого? Ведь они с Кёнсу могли помириться, если бы он сдержался. Если бы спокойно выслушал. Бэкхён заканчивает с уборкой и идёт в магазин, в надежде, что прогулка немного развеет и остудит. В магазине он рассеянно бродит между полок, не зная, что хотел бы купить. Аппетита нет, а список он не составил. Наконец он доходит до холодильника с намерением взять несколько банок пива и понимает, что не захватил ни корзину, ни тележку. И что он вообще пришёл в один из самых больших супермаркетов района, который далеко от его дома, но близко к дому Кёнсу. Мысль встретить Кёнсу пугает. Бэкхён не представляет, что будет делать, если сейчас увидит Кёнсу. Такого спокойного. В новой одежде. Который, в отличие от Бэкхёна, не выглядит жертвой бессонных ночей. Но всё равно Бэкхёну любопытно взглянуть на Кёнсу. Будет ли он чувствовать себя неловко после их разговора? Как будет себя вести? Бэкхён надеется, что он Кёнсу не безразличен, раз снова сумел пробить его панцирь и хоть как-то задеть. Мысль о том, что Кёнсу мог запутаться не меньше него самого, осеняет, когда Бэкхён берёт в руки корзину. — Кёнсу… — Бэкхён кусает губы. Обида и злость борются в душе с желанием простить, задушив гордость. Он готов бросить корзину и пойти к Кёнсу, только не уверен, что удержит себя в руках. Поссориться дважды за один день Бэкхён не готов, и у него нет уверенности, что Кёнсу будет его слушать. Кёнсу не хочет его слушать, и это главная проблема. Бэкхён стискивает ручку корзины. Перстень, оставшийся на пальце, жжёт как будто раскалённый. Бэкхёну нужно пережить этот день и не натворить новых глупостей. Вдвоём с Чанёлем они просто приговаривают несколько банок пива и закуску. Бэкхён пересказывает их разговор с Кёнсу и замолкает. Всё возмущение, кипящее в мыслях Бэкхёна, переплавленное в слова звучит глупо и жалко. Бэкхён не хочет быть заезженной пластинкой, хотя бы вслух. Перед уходом Чанёль оставляет ему приглашение на открытие выставки, объясняя, что не сможет выбраться в середине дня, а Бэкхёну пойдёт на пользу развеяться. Он не слушает возражений, что это бесполезно, и если ему жаль приглашение, пусть найдёт более благодарного кандидата. — Тебе понравится, поверь, — Чанёль подмигивает и исчезает за дверью.☠☠☠
Программу открытия и список экспонатов Бэкхён даже не открывает. На открытие выставки идёт вслепую, подобрав подходящий костюм. Он приходит на полчаса позже назначенного времени, застаёт конец торжественной речи не то директора галереи, не то куратора выставки — женщины средних лет с волосами, убранными в гладкую причёску, и в ослепительно дорогом платье. Её слова Бэкхён пропускает мимо ушей и отвлекается на официанта, который бесшумно появляется рядом. Бэкхён с улыбкой берёт с подноса бокал с шампанским и для себя решает, что открытие не такое уж и скучное. Он окидывает взглядом публику, не находит ни одного знакомого лица и берёт второй бокал шампанского. У женщины заканчивается набор общих фраз, и она предлагает публике приятно провести время и насладиться работами. Красный шнурок снимают и всех приглашают пройти в следующий зал, чтобы ознакомиться и восхититься. Краем уха Бэкхён улавливает, что это коллективная выставка: художники — его соотечественники, которые учились и некоторое время творили во Франции. Бэкхён и рад бы восхититься, но ощущение вторичности и бессмысленности представленных экспонатов не покидает. Картины с оптическими иллюзиями почти увлекают и наталкивают на мысль взять третий бокал шампанского. Но даже с ним Бэкхён не понимает ценности цветных разводов на холсте. — Вы не там стоите, — говорит подошедшая девушка. — Что? — Бэкхён непонимающе смотрит на неё. — Нужно отступить за линию, сместиться правее и слегка наклонить голову влево. Тогда вы увидите надпись. — Нецензурную? — уточняет Бэкхён и слегка отступает вправо. Девушка делает большие глаза, а Бэкхёну становится весело. — Нет! Да как… — Тогда нет смысла изображать сову, — растягивая слова, изрекает Бэкхён. Девушка фыркает, а Бэкхён отходит, так и не узнав, что же написано на картине. На следующей картине изображён стул на зелёном фоне. Обычный деревянный стул. Даже ровный и симметричный. Бэкхён зависает. — Хм… — Вы знаете, что символизирует этот стул? — рядом стоит серьёзный мужчина. — Натурщица ушла, а художник выразил свою боль в портрете пустого стула, — отвечает Бэкхён и задумчиво опустошает бокал. Мужчина смотрит на него с полминуты, но Бэкхён хранит загадочный вид, стараясь не рассмеяться. — Интересная интерпретация, — выговаривает наконец мужчина. — Вы искусствовед? — Нет, писатель, — отвечает Бэкхён. — Простите, меня ждут. Выливать на незнакомых людей своё дурное настроение приятно. Это отвлекает и даже немного развлекает. Видимо, Бэкхён очень выразительно молчит, поскольку люди, желающие узнать его мнение едва ли не о каждом экспонате, не заканчиваются. —… у художника был тяжёлый период, — говорит кто-то в ухо в тот момент, когда Бэкхён пытается прикинуть, на сколько тонов самая светлая часть холста отличается от самой тёмной. Математически задача не решается, поскольку на картине плавный градиентный переход. — Это заметно, — отзывается Бэкхён, не оборачиваясь. Он покачивает головой, как будто подбирает слова. — Небольшой наклон передаёт утрату точки опоры. Серый говорит о том, что художнику не хватало денег на краску другого цвета. Что ему отвечают, Бэкхён не слышит, идёт дальше. Куратор подходит к нему через пять минут медитации на парные розетки. — Добрый вечер. Куда вы смотрите? — Здесь не хватает таблички. — Это розетки. — Вот я и пытаюсь понять, почему они так бросаются в глаза. И почему расположены так высоко. Не заземлены? — Это не экспонаты. — Жаль, — Бэкхён старается глазами и голосом выразить самую искреннюю скорбь по поводу отсутствия розеток в списке экспонатов. — Они бы сделали выставку более энергичной. — Вам не нравится выставка? — Уверен, она чудесна, — грустно улыбается Бэкхён. Желание шутить уходит так же внезапно, как накатило. — Я просто не способен оценить по достоинству. В галерее становится трудно дышать. Уже на улице, ловя такси, Бэкхён понимает что немного встряхнулся. Он пытался развлечься и даже на два часа забыл о проблемах с Кёнсу, о переживаниях. Теперь время вспомнить, потому что на экране телефона светится значок сообщения. От Кёнсу. «Я не хочу причинять тебе боль». Бэкхён смотрит и не понимает. Читает ещё раз. — Что это, чёрт возьми, должно значить? — бормочет он. Его бросает в жар. — Что? Рядом тормозит машина, Бэкхён садится на заднее сиденье и называет адрес Кёнсу. Если Кёнсу написал, значит, что-то решил. Что-то изменилось. Предчувствие будоражит и бьёт в голову не хуже шампанского. Бэкхён смотрит на себя в зеркало заднего вида и примеряет спокойное выражение лица. Получается не очень. В «Доме костей» людей немного. Бэкхён вдыхает воздух, пропитанный ароматом кофе и сладостей. Его не было всего неделю, а такое чувство, что вечность. Он коротко кивает Чунмён и проходит в служебное помещение. Решительность держится за счёт отчаяния. Бэкхёну уже нечего терять. Ему необходимо знать, что имел в виду Кёнсу своим сообщением, какие чувства стоят за этой фразой. В мастерской пахнет краской и клеем. Остро, знакомо. Кёнсу стоит, склонившись над столом, с кистью в руке. — Привет, — это всё, на что хватает голоса, фантазии, сил. Кёнсу поднимает голову. — Что? Бэкхён? — Не ожидал? — Бэкхён проходит вперёд. — Я получил твоё сообщение. — Нет, — Кёнсу снимает очки и трёт переносицу. — Нет. Я думал… неважно. Он откладывает кисточку и вытирает и без того чистые руки. Кажется, будто Кёнсу избегает его взгляда. — Мне — важно. Что ты имел в виду? — Я, кхм… Это и имел. Не хочу, чтобы тебе было больно. Чтобы ты… — Что-то новенькое, раньше он слов не подбирал. Кёнсу глубоко вздыхает и поднимает глаза. — Мне жаль, что заставил тебя… страдать? Не знаю, насколько верное определение. Я никогда не хотел тебе мстить. Просто хочу, чтобы ты был счастлив. Кёнсу складывает руки на груди и снова отводит взгляд. — Спасибо, конечно, — говорит Бэкхён, и лучше бы не говорил. — Но я страдаю. Без тебя. Вслух звучит очень глупо, но других слов Бэкхён не подобрал. Он смотрит на Кёнсу и ждёт ответа. — Со мной тоже страдал. — Кёнсу морщится. — Не хочу давать ложную надежду. Я больше не испытываю тех чувств, на которые ты, возможно, надеешься. Для тебя будет… — он передёргивает плечами. — Бэкхён, ждать ответа мучительно, по себе знаю. Гораздо хуже, чем просто знать, что не любят. — Понимаю. Тоже по себе, — Бэкхён медленно выдыхает. — Но по-прежнему хочу услышать, чего ты хочешь, Кёнсу? Ты скажешь мне? — Не знаю, что тебе отвечать, — Кёнсу вздыхает. — Такое чувство, что я каждым словом делаю хуже. Прости. — Не извиняйся, — Бэкхён выдерживает паузу. Сложнее всего удержать язык за зубами, чтобы не выйти на новый круг пререканий. — Давай лучше избавимся от сожалений. — Хорошо, — Кёнсу медленно кивает. Маленькое согласие, но оно чувствуется Бэкхёну большой победой. Бэкхён почти улыбается, но вовремя одёргивает себя. Он словно идёт по минному полю, и у него нет права на ошибку. — Мне нужно сегодня ещё поработать, — проговаривает Бэкхён, пока Кёнсу не передумал и не начал уточнять, на что согласился. — До завтра, Кёнсу. Уходит Бэкхён на подъёме. Он вырвал себе ещё одну попытку вернуть Кёнсу. Обида и злость уступают место эйфории и решительности. Немного расстраивает то, что Кёнсу не хочет говорить о себе. Ведь у любого человека есть желания и мысли, даже если он в них не разобрался. Бэкхён надеется решить эту проблему в первую очередь.☠☠☠