***
Темнота. Не знаю, сколько она длилась, может, всего минуту, а может столетия. Я полностью потерял счёт времени. «Не видно ничего. Когда это началось? Вроде бы, я тогда начал засыпать…» — подумал я. — «Но если это сон, то почему я осознаю себя? Что-то тут неладно…» И тут, посреди тьмы, я обнаружил пятно света. «Или оно всегда тут было?» И посреди пятна я увидел… себя? Да, я стоял на берёзовом паркете, посреди чёрного ничто, словно в свете прожекторов, которых нигде и никогда не было. Но был ли это я? Вроде бы тот же рост, телосложение, черты лица, глаза я не мог разглядеть, они скрыты в тени, ибо голова чуть наклонена вперёд… что-то было не так. «Ничего не понимаю…» Я стоял так минуту, а может быть, целую вечность, сам чёрт не разберёт. Было ощущение, словно сейчас я начну вещать какой-то стендап или тяжёлую жизненную историю в качестве вступления к бизнес-тренингу. И тут, тот «я», который не я — поднял голову и посмотрел мне в глаза, хотя самих глаз не было, вернее, они были, но… это сложно хоть как-то описать… полностью чёрные, чёрный белок, чёрная радужка, полная чернота. И чем бы оно не было, оно смотрело прямо на меня, прямо в душу, чёрт возьми… А потом Оно заорало. Издало ужасающий, пробирающий до костей вопль. И по мере его нарастания, черты якобы моего лица — стали приобретать звериные, первобытные черты… но не так, как у ликанов, иначе… От одного это крика всё внутри сжалось, хотелось убежать, но куда и как ты убежишь, если и тела-то у тебя нет? И тут мой двойник, или что это вообще такое есть, — ринулся в мою сторону, но добежать не смог и со всего разбега влетел в невидимый барьер. Это не было стекло или любой из существующих на земле материалов, просто невидимая преграда, через которую он не мог пройти. Его отбросило на спину, но моментально подорвавшись, он издал очередной крик и влетел в барьер с плеча, и ещё раз, и ещё… потом принялся бить ногами, словно пытаясь высадить невидимую дверь, но ничего не получалось… тогда в ход пошли кулаки, и спустя какое-то время, в воздухе стали висеть кровавые отпечатки, всё равно, что на стекле. Но даже когда с костяшек стёрлась кожа, а кости превратились в мелкие осколки, тварь не унималась и принялась биться головой… Человеческие черты, — мои черты, пропали уже практически полностью. У твари отсутствовал инстинкт самосохранения, ей было плевать на всё и всех, кроме удовлетворения собственных потребностей, и сейчас, — она хотела… нет, неистово жаждала добраться до меня и она сделает для этого всё… лишь от осознания этого, меня пробил холодный и липкий пот, сердце перестало биться, а лёгкие заработали, что мехи, пытаясь вновь запустить его… Я дал своему организму приказ: «Открой глаза!» — И, о чудо! Они открылись. Я всё ещё лежал на кровати, всё также держась за перило, и пожалуй, сжал его слишком сильно, ибо оно весьма существенно уплощилось. Некоторое время я не слышал ничего, потом раздался удар… второй… До меня не скоро дошло, что звуки эти доносились из нутра моего организма. Уши заполнил шум, с каждым учащающимся ударом, переходя на более высокую частоту, вскоре превратившись в писк, потом перейдя на ультразвук, а позже исчезнув вовсе. «Намёк понятен, Мир Розовых Слонов, намёк понятен…» — с этой мыслью, я поднёс руки к лицу и принялся тереть глаза костяшками пальцев, словно пытаясь силой выдавить это навождение из головы. Но что-то подсказывало, что образу этому будет не суждено выветриться до конца моих дней.***
Святая Елена вышла из шторма задолго до того, как я отошёл от «ночного путешествия», сделал все необходимые утренние дела и как уже заведено, отправился гулять по палубе, где мне почему-то лучше думается. Заметно потеплело, даже захотелось снять куртку, так или иначе, простуда мне теперь точно не светит, поэтому, почему бы и нет? Я снял куртку и подошёл к правому борту, океан успокоился, и воды его выровнялись, теперь только винты корабля тревожил саму безмятежность. «Наверное, мечта, а не работа, ходишь по морю, видишь разные места, разных людей, получаешь за это нехилые бабки… так или иначе, приносишь пользу человечеству, в конце концов.» — думал я. — «Почему бы и нет? Почему я так ломаюсь? Что я от этого потеряю или… неужели какой-то части меня нравится та жизнь? Чтобы охарактеризовать которую, нужен лексический запас явно побольше моего…» Мне не пришлось особо рыться в памяти, чтобы освежить событие минувшего часа, и в последствии вцепиться в стальной корабельный борт со страшной силой и лишь мысль: «Сломаешь.» Позволила мне расслабить хватку и отойти от борта. Я широкими шагами двинулся сначала во внутрь корабля, потом к своей каюте, где забрал синюю папку-скоросшиватель, а затем — к ближайшему столу, где внёс необходимые данные, расписался во всех возможных местах и таким образом, в девять часов тридцать семь минут, шестнадцатого февраля, одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года, я подписал Контракт.