Имя ревности - Любовь

Из мути обморока его вывели без церемоний. На лицо Андреева струей полилась вода, затекая в глаза, рот, нос, забираясь в уши, и дальше просачиваясь под рубашку на грудь. Виктор инстинктивно втянул воздух в лёгкие, закашлялся, и попытался гусеницей свернуться набок, уходя от хлеставшей в лицо струи. Чувствительным пинком его вернули на спину, продолжив экзекуцию. — Хватит, — прохрипел он, мотая головой, — хватит… На успех своей мольбы особо не рассчитывал, но струю отвели в сторону. Вода забила в цементный пол рядом с его головой, обдавая брызгами. Андреев разлепил веки и тут же снова зажмурился. Под череп заползла раскалывающая виски боль, а в глаза ударил яркий свет голой лампочки, свисавшей с потолка. Прежде, чем он снова закрыл глаза, Виктор успел разглядеть, что лежит на полу убогой комнатушки, размером три на три, с забитым фанерой окном. Вся меблировка состояла из пластикового круглого стола и таких же двух стульев. На заднем плане маячили три тени, одетые в длинные грязные балахоны. Гортанные, резкие голоса были чужими: говорили на арабском. Рядом прошлись чьи-то ноги, обутые в потрёпанные сандалии: светлые пятки, тёмная кожа — местный. — Пожалуйста… — простонал он, попытавшись ухватить ногу и обнаруживая, что связан. Запястья за спиной обвивала верёвка, болезненно врезаясь в кожу. Правое предплечье пекло. Андреев, кочуя по больницам в течении долгих десяти месяцев лечения, научился распознавать ощущения, оставленные неумелой инъекцией в вену. Его накачали неизвестной дрянью, оставившей жуткий «похмельный» синдром и инъекционные синяки на коже. Сандалии убрались из досягаемости, и на Андреева закричали, порождая новый приступ острой мигрени. Ухватив подмышки, его оттащили в сторону и бросили лицом к стене, словно тюк с шерстью. Андреев скрипнул зубами, унимая гулявшую по кишкам тошноту. Тянуло блевать, но желудок был пуст. Во рту царил вкус ментола, словно он выкурил целую пачку LF Menthol King Size, «закусывая» дихлофосом. Проведя языком по зубам, Андреев ощутил вкус крови. Из носа текло, пачкая пол красными кляксами. Его, очевидно, несколько раз основательно приложили в живот и в лицо, но как его били он не помнил. Что, мать вашу за ногу, происходит?! Вопрос всплыл на пике панического всплеска, закоротившего мышцы судорогой и прогнавшего холод вдоль позвоночника. Его выкрали. Но зачем? Время от времени отечественную прессу взрывало истерией по поводу мнимого или действительного похищения отдыхающих в Египте молодых туристок, которых, по слухам, увозили в пустыню к берберским шейхам и продавали в рабство. Но Андреев девицей не был, а с его искалеченным телом и обожжённой рожей он слабо представлял себя в роли «гаремного мальчика». К толстосумам, политикам так же не относился, выкуп за него платить не станут, так для чего было затевать его похищение? Лихорадочный поток размышлений прервал хлопок двери. Мужской голос грубо прорявкал на английском приказ закрыть рты и отключить воду. Андреев окаменел, ожидая продолжения. Тарабарщина чужого многоголосья прекратилась, в его спину перестали хлестать капли. К нему подошли. Не выдержав, он перевернулся, заморгал, избавляясь от воды на ресницах и задрал голову вверх. Над ним, заложив руки в карманы стоял… Алексей Скворцов. В белых брюках-чинос, небрежно распахнутой льняной рубашке, открывающей вид на крепкую грудь. Виктор опустил веки, надеясь, что «оболваненный» неизвестной химической гадостью мозг просто штормит, подкидывая видения того, кого здесь быть не могло. Но, вновь открыв глаза, признал, что стоящий перед ним шатен с неподвижными чертами лица, будто их обладатель пережил перманентный паралич, навсегда заморозивший взгляд голубых глаз и сцепивший в вечном недовольстве тонкогубый рот, совершенно реален. — Алексей?.. — Здоров, Андреев, — Скворцов растянул губы, но в глазах не отразилось ничего, кроме холодного равнодушия. — Давно не виделись. — Давно, — согласился он, переваривая ошеломление. — Что происходит? — Да вот, организовываю встречу старых друзей, — Скворцов небрежно повёл плечами, — тематическую, так сказать. — Вечер в ресторане не прокатывал? — смотреть на Алексея снизу вверх, до боли выворачивая шею было неудобно, но «формат встречи» Скворушка, похоже, менять не собирался. Он поскрёб щеку, будто раздумывал над его предложением. — С рестораном — не сложилось, — сказал, опуская руку. — Значит, это… — Андреев обвёл взглядом комнатушку, застряв напоследок на стоявшем за спиной Скворцова уже знакомом ему русоволосом парне, заманившем его в ловушку, — твоих рук дело? — Моих. — И зачем? — От Андреева не укрылась выпуклость за поясом парня. С оружием дело имел и не сомневался, что тот вооружён. — Иначе к твоему дружку было не подобраться. — Моему дружку? — Ну, трахалю, если хочешь. Лицо Андреева вытянулось: — Тебе нужен Лукин? — отрицать «статус» Вика относительно своей персоны не стал. Плевать было на насмешку, а вот на что не плевать — так это на то, что лежал связанный, как каплун, в окружении вооружённых чужаков. — Именно, — подтвердил Скворцов. — Ты — наживка, Андреев. Он за тобой придёт, и тогда мы закончим одно наше с ним незавершённое дельце. И ты мне в этом поможешь. — И в чём же я тебе должен помочь? — В осуществлении справедливого суда. Видишь ли, Андреев, твой хахаль и партнер совершил проступок, который не может остаться без надлежащего возмездия. Я долго думал, каковым же оно должно быть и вспомнил о старом, добром законе талиона — Lex talionis. — Скворцов сделал знак и местных вымело из комнатушки, взамен внутрь вошли два амбала со славянскими рожами. Один из них поставил на стол старый Polaroid onestep. — Юридический институт оставил в моей памяти не так уж много полезной информации, но этот принцип запомнился, — продолжил Алексей, — зуб за зуб, око за око, — он наклонился к нему, сузив глаза, — жизнь — за растоптанную честь. — Я не понимаю, о чём ты говоришь. — Не поделился, значит, Вик своей радостью. Побоялся, — Скворцов, усмехнувшись, разогнулся. — Только ты в нём труса не видел, а я его гнилое нутро за версту чуял, — голос Алексея налился ненавистью. — Стоило бы свернуть ему шею сразу, но это было бы слишком просто. Не по мне. Виктор молчал. Он знал Скворцова ещё с детских лет и не принадлежал к тем, кто его недооценивал. Алексей лишь выглядел обманчиво спокойным и отстранённым. Когда требовалось, Скворцов быстро собирался и жалил, не жалея. Андрееву, по малолетству, как-то довелось лицезреть его в дворовой драке. Бить противника между ног — не по-пацанячей чести, но Скворцову было плевать — свалив своего соперника с первого же удара по гениталиям, он продолжил топтать несчастного ногами: прыгнул на спину, вдавил ботинок в затылок. Оттащили его тогда с трудом. Алексей, сцепив зубы, вырывался из хватки друзей с мрачным огнём в глазах. Для него — детская драка была боем, который он был обязан выиграть во чтобы то ни стало и добить врага. — Это розыгрыш… — в сознании Андреева всё ещё теплилась надежда на то, что происходящее — злая шутка. — Нет, — Скворцов покачал головой. — Всё по-настоящему. — А я-то как в ваши разборки затесался?! — заорал он. — Что бы вы там не поделили, меня к этому каким хреном прибило?! — Считай — не повезло. Игорь?.. — Алексей сделал знак, и его сменил русоволосый. — Фото должно быть отчётливым. И эмоций побольше. — Какие ещё фото?! — Андреев зарычал, но его игнорировали. — Сделаем в лучшем виде, — парень, подхватив фотоаппарат, махнул «лбам» и Виктора, не церемонясь, вздёрнули на коленки. Он попытался сопротивляться, но один из амбалов чувствительно приложил его в поясницу кулаком и смелости поубавилось. В висок уперлось дуло пистолета — холодное, жесткое. Прикипело к коже, будто ожог. Желудок сжался, выдавив на язык едкую горечь. Андреев тяжело сглотнул. — Ты что делаешь, Алексей? — его голос сел не от страха — от сбоившей осознание нереальности происходящего. — Собираюсь стену твоими мозгами украсить, — спокойно пояснил он, потянув со стула кусок дерюги и отрывая длинную полосу. — А потом фотку Лукину пришлю. Лицо Андреева прорябило потрясением. — Вот подходящее выражение лица, — удовлетворённо отметил Алексей, — снимай. Стоявший рядом с ним «Игорь», шагнув ближе, сделал снимок. Из щели выполз глянцевый квадрат. Отойдя назад, парень дождался проявки, деловито оценил снимок, и разочарованно цокнул языком. — Не пойдёт. Выглядит не настолько испуганным, чтобы его ё…арь голову потерял. — Сволочи… — Андреев затрепыхался, но держали его крепко. Скворцов повернулся к русоволосому. — Дай пистолет. Игорь протянул оружие рукоятью вперед и отступил в сторону, ловя в объектив новый ракурс. Андреев прекратил бесполезно выворачивать суставы из плеч, отшатнувшись от направленного в лицо оружия. — Нет! — Прощай, Виктор, — буднично попрощался Скворцов и нажал курок. Бах! Бах! Оглушающие короткие хлопки перекрыли вопль — Андреев вжал голову в плечи, сажая голос в крике. В последний момент сукин сын — Сквороцов, поднял руку выше и всадил две пули в стену над его макушкой. В спину, затылок полетели мелкие отщепы кирпичной кладки и извёстки. Его ненадолго отпустили, позволив скрутиться в комок, с тихим воем утыкаясь лбом в грязный пол. Тяжело всхлипывая, он заглатывал пыль, сотрясаясь всем телом. Грудь сдавило тисками, не позволяя дышать в полную силу. В ушах стоял звон. Кажется, он обмочился, если и так — ему было всё равно. Живым его отсюда в любом случае не выпустят. Отловят на живца Вика и отправят на тот свет обоих за неизвестную ему вину Лукина. Алексей вернул пистолет и шагнул к нему. Подняв его голову за спутанные пряди, смотал тряпку и, скомкав, сунул кляпом в рот. — Думаю, теперь выражение будет то, какое требуется, — бросил через плечо на вопросительно поднятые брови русоволосого. — Снимай. Виктора вновь ухватили за плечи, развернув к камере, и впаяли дуло в висок. Во взгляде блондина плясал неподдельный ужас. Больше он не сопротивлялся. Щелчок фотоаппарата завершил действо. Андреева оставили в покое, и он повалился на пол. *** Лукин мерил шагами гостиную бунгало Прохорова, бросаясь коротким хлестким матом, сопровождая его обрывками междометий. Олег, сидевший на диване, не спускал с него глаз. Не отвечал, зная, что тому следует выплеснуться и остыть, но следил зорко, время от времени бросая взгляд на занявшего позицию у входа Геннадия. Константин, взяв фото с конвертом, исчез в спальне, прихватив один из ноутов, и чемоданчик с техникой. Благоразумно — учитывая, что Вик кипел желанием кому-нибудь врезать. Первым кандидатом на мордобой был он сам, но начни Лукин сам себя молотить — ничего бы не изменил. Самобичеванием Андреву было не помочь. — Ты сказал мне, что Алексей отбыл в Германию вместе с Ольгой, — наконец прорвался осмысленной речью Лукин, не прекращая своего забега по комнате. — Я сказал, что туда вылетела Ольга, но не Алексей, — терпеливо поправил Олег. — Скворцов по своему паспорту вылетел из Мюнхена в Египет днём позже вас, и пока обратно не возвращался. — Откуда такая уверенность? Тебе что, лично из миграционной службы доклады шлют? — Есть надёжные каналы информации, — увильнул от прямого ответа Прохоров, — а какие — тебе знать не надобно. Но данные проверенные. — Это Алексей, — Лукин, остановившись, с силой ударил ладонями по стоявшему перед диваном столу. Задребезжали стаканы на подносе, бутылка с минералкой, упав, подкатилась к краю столешницы. Олег резко нагнулся, подхватывая бутылку. — Исчезновение Андреева — его работа! — С этим я не спорю. — Его чёртова месть мне! — Есть за что, — Олег осторожно поставил бутылку обратно на стол. Лукин сцедил злое «Да пошел ты» и он поднял руку. — Тихо, тихо. Я не осуждаю, лишь констатирую. Никому не нравится осознание того, что ему наставили рога. Особенно, если рога прорезались — благодаря другу. — Друзьями мы не были, — Лукин снова зарысил по гостиной. — «Приятелю», — соглашаясь, поправился Прохоров. — Алексей считает себя обиженной стороной. Имеющей право на сатисфакцию. — Не говори мне этого, Прохоров, — он, не прекращая бега, ткнул в его сторону пальцем, — я даже думать не хочу, что выдаст мозг этого больного ублюдка на этот раз! Олег сощурился: — Значит, уже не отрицаешь, что авария Андреева была случайностью? — Я не знаю, что это было! — проорал он, застревая у выхода на террасу. Оба на некоторое время замолчали. Геннадий следил за ними из своего угла, сложив руки на груди. Лукин тяжело дышал, хрустя суставами: то складывал пальцы в кулаки, то разворачивал веером, будто чью-то шею, позвонок за позвонком ломал. Прохоров сморщился, звук был препротивный. — Хватит, по нервам дерёт. Надо решить, что дальше делать, как блондинчика твоего выручать. — Твои соображения? — проскрипел Лукин. Прохоров одобрительно кивнул, сигнализируя мимикой «вот это другое дело», и подсел ближе к столу. — Раз фото живого прислали, значит, убивать его Скворцов пока не собирается. И вскоре о себе напомнит. — Каким образом? Ухо Андреева пришлёт? — Зачем ухо? Тебя потребует, как выкуп. Ему не Виктор нужен, а ты. — И я пойду, — твёрдо заявил он, разворачиваясь к Прохорову. Олег свёл кустистые брови к переносице: — Тактическая ошибка, Лукин, — сказал строго. — Это мне решать. — Как только в его руках окажитесь вы оба, вам конец. По иному действовать надо… — Это правильное решение. — Голос Геннадия оборвал продолжение речи Прохорова. Тот, недовольный вмешательством, закряхтел. — Что тут правильного? Скворцову только и надобно, чтобы этот дурак — покорным бычком на заклание к нему пришёл. — Вот пусть и получит то, что желает, — с нажимом произнёс Геннадий, сверля старого вояку пристальным взглядом. — А мы на подмогу придём и возьмём его тёпленьким. — Подмога? — Лукин жевал губы. — Местную полицию подключить хочешь? — Сами справимся. — Мы не знаем, сколько у Скворцова людей, — Прохоров загорячился. — Действовать следует с умом. Сначала послушать его требования, потом проработать план. — Он у нас уже есть, — сказал Геннадий. — Здесь не ты командуешь, — холодно напомнил Прохоров. — Подвергать жизни обоих опасности я не дам! — Моего мнения спросить не хочешь? — угрюмо осёк его Лукин. Олег поднялся на ноги: — Отвечать, Вик, ты можешь только за себя! А ты об Андрееве подумай, он не такой тёртый как ты, нахрапом на Алексея и его банду пойдёшь, и зазнобу свою блондинистую загубишь! С умом действовать надо, — завершил, снижая тон, — потому — сбавь обороты. Ждём следующий шаг Алексея и разрабатываем план операции по освобождению. Лукин молчал, глядя на него исподлобья. — Всем всё ясно? — повторил Олег, полоснув взглядом и его, и Геннадия. — Ясно, — буркнул последний за обоих. Вик подтверждать что согласен, не стал и, развернувшись, направился к выходу. — Ты куда? — бросил ему в спину Прохоров. — Буду ждать в своём бунгало, — не оборачиваясь, процедил он. — Вместе надо держаться! — кисло возразил Олег. Вик слушать не стал, хлопнув входной дверью. Оказавшись в удушающей жаре подступавшего вечера, Лукин остановился на крыльце, глубоко вдохнул и, позволив себе короткую слабость, закрыл глаза. Перед внутренним взором тут же всплыло лицо Андреева — бледное, окровавленное, с кляпом во рту. Его блонди… Упрямый, глухой ко всему, кроме собственной обиды. Родной настолько, что пах для него домом. Он знал каждый сантиметр его тела, но не знал, как убедить его в том, что любит настолько, что готов вывернуться наизнанку, только бы тот позволил ему по его следам ходить, взглядом гордые плечи облизывать, засыпать, обернув собою, и просыпаться грудью к спине, зарывшись носом в светлый пушок на затылке. Дурак ты, Лукин, слишком поздно понявший, что не секс привязывает, а слово и дело. Открыв глаза, он вдохнул глубоко и сошёл на дорожку. До бунгало добрался, отслеживая периметр и гостей на своём пороге выловил задолго до того, как подошёл к крыльцу. Амур поднялся со ступеней, махнув сидевшему на перилах хмурому Акуме. Оба не отрывались от Лукина, пока тот не приблизился. — Мне сейчас не до визитов, — предупредил Вик. — Рувик нашёлся? — игнорируя его «подите вон», спросил Амур. — Нет. Парни переглянулись.  — Ты думаешь, что его похитили? — спросил Амур в лоб. Лукин выдавил челюсти: — Это вас обоих никаким образом не касается... — Уже слышал, — оборвал он. — Но мы можем помочь. — В расслабляющем массаже я сейчас не нуждаюсь, — Вик шагнул мимо к ступеням, но брюнет цепко ухватил его за запястье. — Ты ведь впервые в этой стране. Ведь так? — спросил, щурясь. — И ничего о ней не знаешь. А мы здесь — плаваем в своей стихии. Потому не спеши отказываться от протянутой руки помощи. Не ради тебя пришли, ради твоего друга. Лукин прошёлся взглядом по напряжённым лицам «помощничков». Пацанва зелёная, но свой гонор ему лучше засунуть глубоко в зад и выслушать, что предложат. Освободившись от пальцев Амура, он поднялся на крыльцо, провёл картой по щели замка и приглашающе распахнул дверь.