Имя ревности - Любовь

Район жилых частных новостроек на окраине города был свеженьким, «с иголочки». Новенькие разноцветные домики, новенькая асфальтированная дорога — чёрная, лоснящаяся. Фонари вдоль на столбах электроопор, фонари во дворах — куда помельче, но с фендибоберами: кованные, с вычурными плафонами. Каждый изгалялся как мог, чтобы хвастануть перед соседями. Дом для Ольги и детей Лукин приобрёл на центральной улице, позаботившись о том, чтобы от остановки маршрутки девочкам было идти недалеко и безопасно. Переезд из городской квартиры, принадлежащей лично Скворцову, организовали ударно-быстро — за несколько дней. Сразу закупили и мебель с необходимой техникой. Отец Ольги — суровый неразговорчивый мужчина, посадил на небольшом участке возле дома десяток плодовых деревьев. Мать Ольги привезла занавески, горшки с фиалками и две пуховые перины для внучек — семейное наследство. Лукин заявился, как только Ольга с дочерьми обжились, а старики вернулись обратно в своё городское жильё. Пришёл не с пустыми руками, а с щенком йоркширского терьера. Девочки встретили его появление, а точнее прибывшего у него за пазухой щенка счастливым визгом. Вручив подарок восторженно щебечущим малышкам, Лукин миролюбиво успокоил ворчавшую Ольгу, что они справятся. И щенка не замучают, и какашки убирать будут. Зато ответственности научатся. Плюс охрана, — добавил с серьёзной физиономией, вызвав у Ольги скептическую улыбку. Глядя вслед дочерям, утащившим щенка в детскую, она покачала головой. — Разбалуешь ты их, — упрекнула мягко. — А кого же ещё мне баловать? — резонно заметил он. — Тебя да детей. Ольга смущенно опустила глаза, теребя кухонный фартук в красных маках. — Борщ будешь? — спросила с надеждой. — Только с плиты, свежий. И сметана домашняя, здесь из поселка неподалёку привозят. Вкусная. — Разве что чай. Если есть. — Да есть, конечно, — Ольга развернулась, пошлепав пушистыми тапочками на босу ногу в коридор, ведущий в кухню. Внутри «бабьего царства» пахло свежей побелкой. Встроенную мебель из светлого бука только смонтировали, а вот обеденный стол всё ещё стоял прислонённый к стене в упаковке из картона, рядом со стульями, вложенными друг в друга. Лукина усадили за стойку, зрительно отделявшую пространство открытой кухни от гостиной. Ольга завозилась у плиты, ставя чайник. Рассеяно скользнув взглядом по узкой красивой спине Скворцовой, Вик застрял на светлом затылке молодой женщины. Маленький шрам на шее, под линией курчавых тонких волосков он раньше не замечал. За время, что прошло с момента их пленения, Ольга отошла и преобразилась — с лица ушло затравленное, беспомощное выражение, а в жестах появилась уверенность и прежняя живость. Лукин подумал, что кому-то достанется отличная подруга и жена. В своё время. А пока Ольга наслаждалась размеренным течением жизни и обустраивала новое гнездо. На его интерес она не претендовала, давно поняла, что отношения Лукина с Андреевым далеки от приятельских. Да и влюбленности в него никогда не испытывала, лишь вину за то, что вовлекла ложью в безумие Алексея, что едва не стоило жизни обоим Викторам. Ольга вернулась к стойке, поставив перед ним чашку с блюдцем и ложечкой, вырывая его из собственных мыслей. — Натянет заварку и разолью по чашкам, — сказала, поставив второй прибор для себя. — Есть печенье — магазинное, но вкусное. — Спасибо, не надо, — он развернул чашку за изящное ушко, вытянул ложечку и отложил в сторону. — Я без сахара пью, — пояснил на её вопросительный взгляд. — Как обживаетесь? — Понемногу, — Ольга, сев напротив, заправила пушистую прядь за ухо. — Девочкам здесь очень нравится. Я давно просила Алексея купить загородный дом, но он… Она замолкла, подумав, что зря упомянула бывшего мужа. Теперь уже «бывшего» официально. Месяц назад суд постановил заочное решение о разводе в отсутствие Алексея. Помог опять-таки Лукин, везде имевший свои связи. Догадавшись о причине её заминки, он потянулся к её руке, державшей пустую чашку, сжал, ободряя, и тут же отпустил. — Теперь у вас новый этап в жизни начался, Оль. Дом — только начало. Она помялась, но всё же призналась — тихо, почти шёпотом: — Я боюсь, что он вернётся… — Не вернётся, — уверенно пообещал он. — Сомневаюсь, что немцы отпустят его без суда и следствия. Жаль только, что отсидит своё Алексей не в нашей пенитенциарной системе, а либеральной — европейской. — Твой друг — Олег, сказал, что он убил человека, — Ольга смотрела на него, тщательно соблюдая видимость того, что приняла и смирилась с окончательным преображением Скворцова в зверя, но подрагивавшие руки выдавали обратное. — Это правда? Скрывать уже известное Лукин не стал, но пообещал себе поговорить с Олегом. Трепать языком о грехах Скворцова тому не стоило. Ольга и так оказалась втянутой в сокрытие нескольких преступлений, что могло породить серьёзные неприятности с законом. — Не думай об этом, — сказал он, увильнув от ответа. — Не твой грех, не тебе о нём и голову ломать. — Эту страницу жизни Ольга уже перевернула и открывать её снова нужды не было. — Ты свободна, Оль, можешь строить дальше свою жизнь, как пожелаешь. А я помогу тебе и девочкам всем, чем смогу. Она покачала головой: — Достаточным было того, что ты купил нам дом. Дальше мы сами. — Не выйдет, — твёрдо возразил он. — Дети мои, мне о них и заботиться наравне с тобой. Не надо, Оль, — сказал уже мягче. — Я этого хочу. Не запрещай, Бога ради, — в его голос прорвалась излишняя эмоциональность. — Не так уж много осталось важных для меня людей. Я хочу быть кому-то нужным. Шум закипевшего чайника повесил в разговоре неловкую паузу. Ольга отправилась к плите, залила кипяток в заварничек, потянулась за сахаром. Лукин следил за ней с усталостью во взгляде. Пока не смотрела, он мог позволить себе опустить плечи и ненадолго рухнуть в грызущую изнутри тоску. Шёл сто третий день отсутствия Андреева. И Виктор так и не появился. Ольга вернулась к столу, поставила розовый фарфоровый чайничек между чашками, подвинула блюдо с дольками яблок. — Будешь? Девочки яблоки обожают. Особенно печёные с творогом.  — Я их тоже люблю. Мать часто такие же пекла, когда был мальчишкой. — Значит, это они взяли от тебя. — Нос у них тоже мой, как и уши, — он потёр мочку правого уха, ещё хранившую старый прокол для серьги, сделанный в подростковом возрасте. — Знаменитые лукинские уши — волчьи. У девочек, как и у самого Лукина верхняя кромка уха действительно была чуть заострённой формы. Теперь он видел в дочерях то, чего ранее, до того, как Ольга открыла ему его отцовство, не подмечал. — Я говорю, что у них ушки эльфов. У них даже ужимки твои: так же щурят глаза и морщат нос, когда чем-то недовольны. Вик усмехнулся: — Не замечал, что я делаю это как-то по-особенному. — Они такие же упрямые, как и ты. Ещё сам узнаешь, как иногда с ними бывает непросто. Он отразил её улыбку на губах с явным облегчением. Значит, принят. — Ты мне всё о них расскажешь. И о привычках, и о том, что особо любят. — Они сами тебе расскажут. Виктор… — она замялась, перейдя к не самой приятной части их разговора, — Алексея они считают отцом. Надо сказать, что он был отвратительным мужем, однако дочерей любил. Пока считал своими. И мне непросто будет пояснить им, почему они должны считать отцом другого мужчину. — Я понимаю. — И я не знаю, как подойти к этому… — А кто тебя торопит? — перебил он. — Я сказал им называть себя Виктором. Друг мамы. Хороший друг. Этого пока достаточно. Надоедать вам я не буду, но обещай, что отбросишь своё глупое «я всё сама» и будешь обращаться ко мне по всем вопросам, что так или иначе будут касаться их обеспечения. Как воспитывать дочерей, я тебе указывать права не имею, прошу лишь позволить принимать участие в жизни девочек. А в каком объёме — тебе решать. Лады? Ольга согласилась с явным облегчением. Самый щекотливый вопрос они утрясли ещё накануне. Лукин собирался признать своё отцовство официально, однако в отсутствие Скворцова подавать иск в суд было бесполезным делом, потому с этим решили повременить. Оговорили заранее только одно — Ольга настояла на том, чтобы девочки носили её девичью фамилию, возвращённую по решению суда о разводе. Лукин не возражал, признав разумность доводов Ольги — для девочек и матери лучше было пребывать на одной фамилии. Решив, что визит на этом стоит завершить, Вик поблагодарил хозяйку дома за чай и вышел на крыльцо. Одновременно с этим к воротам из гофрированного железа подъехал Прохоров, разыскивающий Лукина. Помахав Вику и галантно расшаркавшись перед Ольгой, Олег предложил безлошадному Лукину, приехавшему к Ольге на такси, подвезти его в город. Отказываться Вик не стал. Собственный автомобиль — дорогой новенький внедорожник Лукин продал — нужны были деньги. Со временем он собирался приобрести машину подешевле, со вторых рук. По дороге Прохоров предложил заехать к нему в гости, оценить привезённый из-за границы ящик «Роял Салюта», но Вик отказался. К виски особого пристрастия не испытывал, да и настроения не было. Оба замолчали, глядя каждый в свою сторону. Прохоров следил за дорогой, а Лукин рассеяно рассматривал череду высоток, поднявшихся из земли буквально за один сезон. Строительный бум захватил всё свободное пространство как внутри города, так и на его окраинах. Заметив, куда устремлён взгляд Лукина, Прохоров хмыкнул: — Такими темпами мы скоро все леса вокруг города утратим. Ездить на охоту будем в зоопарк. С фоторужьём. А я мечтал внука научить птицу добывать с одного выстрела. — Найдёшь чему иному научить, — Вик, подняв палец, принялся чертить на стекле рисунок так, как делал когда-то в детстве, чрезвычайно зля отца. — Теперь мне тоже нужно думать, чему научу дочерей. Дочери… К этому слову он привыкал долго. Узнав о том, что Маша с Дашей — его дети, он не позволил себе пропитаться отцовством. Девочек воспитывал Алексей, а от него требовалось лишь сохранить тайну и отдать часть печени, как анонимный донор. К счастью, всё обошлось, Маша поправилась без операционного вмешательства. На память о том тяжёлом времени, когда случайное отравление поставило малышку на грань жизни и смерти, Лукину остался шрам под ребром, но на большее, чем знать и наблюдать издалека за тем, как растут его дети, ему права не дали. Ольга умоляла не разрушать семью, и он уступил. Теперь же всё изменилось, и девочки с Ольгой вошли в его жизнь раз и навсегда. Вот только дыру, образовавшуюся внутри, заполнить они не могли. Лишь держали на плаву, не позволяя сорваться. Вик свято верил в то, что Андреев вернётся. Откипит, отсердится и по истечении ста дней появиться в офисе компании, но этого не произошло. Ни на сто первый, ни на сто второй, ни на сто третий день. Сегодня шел счёт с номером сто четыре, и пора было признать, что он проиграл. Будто подслушав его мысли, Прохоров, не отвлекаясь от дороги, проворчал: — Не жди его, дружище. Отпусти и живи дальше. — Пока я не получил от него писульку — точку мы не поставили. — О том, какое условие ему выдвинул Андреев, Олегу Лукин рассказал сам. Сорвался в штопор на сто второй день, завалился к Прохорову домой и до утра плакался в жилетку под водку и нарезку из лимонов. — Какой писульки? — Заявления об уходе, — он отнял палец от стекла, — Андреев всегда соблюдал правила и любил чёртовы бумажки. Если он не написал заявления об уходе, он ещё вернется. — Значит, не всё потеряно? — Олег покосился на него, замедляя ход автомобиля. — Пораженческий настрой я от себя гоню. Прохоров покивал седой головой, но без особой веры. Дальнейший путь они проделали в молчании, думая каждый о своём. Притормозив по просьбе Лукина у поворота к его дому, Олег на прощание велел ему не раскисать и оставил русака сиротливо стоять на тротуаре. Стряхнув задумчивость, Вик потопал к небольшому магазинчику, обустроенному на первом этаже девятиэтажного жилого комплекса. Холодильник дома был пустым, а питаться доставкой пиццы ему уже надоело. Да и брюшко от такого рациона нарастало быстро. Закупившись всем необходимым, чтобы сварганить несложный ужин, он взял направление на свой подъезд. Там его ожидал сюрприз. Первым в поле его зрения попал припаркованный неподалёку весёленький салатовый «Nissan Juke», сверкавший лаковой шкуркой, а вторым — стройный шатен, с куцым хвостиком волос, забранных под яркую красную бейсболку. Парень держал в руках листок и то смотрел на него, то на дом. Лукин ускорился, узнав Кеди. Словно почувствовав чужое внимание, тот повернулся к мужчине и рефлекторно шагнул назад к машине, но тут же остановился, поняв, что был замечен. — Вот так встреча… — выдал Вик, подойдя ближе. — Привет, — шатен справился с эмоциями не так быстро, как он, но с готовностью растянул губы в улыбке. — Я тут… похоже заблудился. — А куда шёл, Красная шапочка? — Лукин скользнул взглядом по бейсболке. — К бабушке, — Кеди упрятал листок в карман — движение было излишне медленным, не нарочитым, но Лукин не обманулся — листок прятали именно от него. — Друга ищу. Это дом четырнадцать? Вик, отрицая, покачал головой: — Очень мимо, пятьдесят второй. — Да, крепко промахнулся, — Кеди нервно хихикнул. — Зато тебя встретил. Интересная штука жизнь, подбрасывает нам вот такие… неожиданные встречи. — Да, интересная, — согласился Вик. — Не знал, что мы один город делим. — А мы и не делим, я сюда… к другу приехал. С одним поручением. И вот надо же, как получилось, с тобой встретился. Видать, не зря не туда свернул. — Не зря, — Лукин хмыкнул. У тебя слишком безмятежный взгляд, парень. Врёшь и не потеешь. Своего вывода вслух не произнёс, спросив иное: — Зайдёшь? Раз уж встретились. Посмотришь, как я живу, чем дышу. Кеди склонил голову к плечу. — Ну, отчасти я это уже знаю, — напомнил с усмешкой. — Тогда я тем более просто обязан тебя пригласить. Чай, не чужие, — выдал с широким оскалом. Трудно быть чужим с тем, с кем трахался, как кролик. Эту мысль он так же оставил при себе, но, очевидно, Кеди думал так же и направился вслед за ним к подъезду. Открыв электронный замок, перекрывавший вход для чужаков, Лукин сделал широкий жест рукой, приглашая войти. Кеди вплыл внутрь подъезда. Глядя на его напряжённо вытянутую спину, Вик думал о том, что в совпадения подобного рода никогда не верил и менять своего мнения был не намерен. Квартира Лукина располагалась на втором этаже: добротное жилище с двумя спальнями, большой гостиной и громадной кухней, выходившей на застеклённую выпуклую лоджию. На последней Вик оборудовал мини-спортзал: поставил несколько тренажёров и стойку со штангой. Вид из окон открывался обалденный: на широкую реку, белокаменный мост, и высокий каменистый берег, увенчанный короной из сосен. Вид Кеди оценил в первую очередь: — Красиво, — сказал, обернувшись на стоявшего за его спиной мужчину и уважительно присвистнул, проведя кончиками пальцев по грифу штанги. — Сколько здесь? — Сто. — Я бы под ней сдох, — Кеди хихикнул. — Определённо, — согласился Лукин, окинув взглядом субтильное тельце гостя — в чём только душа держалась. — Чай, кофе? — Спиртное не предлагается? — шатен с ним заигрывал, но прозвучало с заметной натянутостью. — Да чего душа пожелает. Бар полон. — Вик ушёл и вскоре материализовался на пороге с двумя бокалами и бутылкой «Мерло». Покачав бутылкой с вопросом в глазах и получив одобрительный кивок, он вновь исчез и Кеди последовал за ним на кухню. Лукин хозяйничал у небольшого стеклянного стола. — Прости, но кроме сыра на закусь ничего нет, — сказал, показав ему на стул. — К сухому красному — самое то, что надо, — шатен сел, наблюдая за тем, как он наполняет бокалы. — Забыл спросить или ты за рулём, — Вик приподнял горлышко, обрывая течение рубиновой струйки. — За рулём, так что мне без фанатизма. — Зелёный «Жучок» твой? — Мой, — подтвердил Кеди, расплываясь в горделивой улыбке. — Подарок на день рождения. — Щедрый у тебя даритель, — Лукин протянул ему бокал и взял свой. — Щедрый, — подтвердил он, мгновенно нахохлившись. — Только это не то, что ты подумал. «Папиков» у меня не было и не будет. В содержании не нуждаюсь. — Я этого и не говорил. — Однако подумал. Вик неторопливо пригубил вино. — Глупо предполагать, что можешь влезть кому-то в голову и узнать, кто и что думает, парень. Кеди наморщил нос, сдвинув бейсболку на затылок: — Раз уж чести удостоился твоим гостем стать, то лучше обращаться по именам. Я — Олег. Как звать тебя, я знаю. — Амур разболтал? — Лукин опустился на стул, скрипнув ножками по глянцевым плитам пола. Почти зеркальных, отражавших силуэты мебели и двух человеческих фигур. — Что ещё ты знаешь? — У нас секретов друг от друга нет. — Это я уже слышал. Не самая полезная штука для отношений, — заметил, сползая в угрюмость, — жизнь может ткнуть носом в необходимость солгать, а последствия раскрывшегося вранья — всегда печальны. — Считаешь, что иметь друг от друга секреты правильно? Вик потянул бокал к губам. Кто он такой чтобы давать советы? Его собственная модель поведения — не сработала и Лукина в наказание отправили за борт. — Иногда по-иному не выходит, — пробормотал, потянувшись к лежавшим на столе сигаретам. — Ты как к пассивному курению относишься? — спросил, вытрусив сигарету из пачки. — Это твой дом. Я в нём не указ. «Дом» был родительским, но уточнять Лукин не стал, занятый выбиванием огонька из зажигалки. Подымить отошёл к открытой двери на лоджию, подхватив со стола вычурную металлическую пепельницу. — В гости к другу в одиночестве приехал? — поинтересовался с нарочитой небрежностью. Олег подтвердил: — Макс занят, а Андрей гостит у родителей. Так что приехал только я. Лукин ему не поверил, но развивать тему не стал: — И как вам втроём уживаться удаётся? — спросил хмуро. Любопытство было не праздным: Вик не находил общего языка с одним партнёром, а парни умудрялись мириться с постоянным присутствием соперника, и это вызывало зависть. Что союз троицы держался на влюблённости в Амура, Лукин понимал, подмечать нужные мелочи умел. Но только в отношении чужаков. В собственных же трениях с Андреевым — страдал на хроническую слепоту. — Бывало непросто, — признал Олег. — Ревновали? — До драк доходило. Рвали Макса между собой, не замечая, что творим с ним и с собой. А когда он ушёл к другому, влюбившись до беспамятства, остались у разбитого корыта и сошлись на этой почве… Стали любовниками, позже, когда Макс вернулся, поселились все вместе… — Кеди запнулся, обрывая приступ откровенности. Лукин смотрел на парня сквозь тонкую дымную завесу. — Сблизились, значит, на почве общей беды. — Что-то вроде того. Нам пришлось общими усилиями вытаскивать Макса из тяжелейшей депрессии. Тот, на кого он нас променял, погиб, и он решил что и ему жить незачем. Крышей поехал: сперва сутками напролёт лежал в постели, а потом принялся чудить, да так, что сторожить приходилось каждый его шаг. — Значит, любил. — Любил, — признал Кеди. — Возможно, так, как уже никого любить не сможет. Но мы живы и рядом. В этом наше преимущество. Лукин задумчиво слушал. — Преимущество… — повторил он рассеяно. — Хорошо, когда оно есть. — Иногда достаточно и счастливой случайности. — Ну, с этим у меня явный напряг, — Вик смял окурок о дно пепельницы и отлип от стены, возвращаясь обратно к столу. — Моим преимуществом было то, что я был его первой любовью. Но я сам похерил всё, согнув шею перед отцом. Мне надо было подождать, когда Виктор закончит школу и рвануть с ним подальше от пересудов и заботливых родственничков, однако я это не сделал. — Почему? — Запала не хватило. Родитель у меня был — кремень, потомственный военный. Когда я заикнулся, что не пойду по его стопам и не поеду в академию, он отправил меня в нокаут одним ударом. Я даже не понял отчего меня вырубило. Будто паровоз в морду въехал. Когда очнулся, он уже сам паковал мою сумку. Кеди усмехнулся, тронув губы печалью: — Такому аргументу было тяжело противостоять. Но не думай, что я стану осуждать. Мой отец, как и твой, носит погоны. Из дома меня выставили, как только открылась моя радужная ориентация. Слова, которыми меня батя напутствовал, до сих пор душу выворачивают. Но по прошествии времени я понял, что это было даже к лучшему: закалило и в путь толкнуло, в том направлении, в котором всегда хотел двигаться. Лукин слушал, думая о том, что сидящий перед ним парень был куда глубже и умнее, чем старался показать. Да и многое ли мы показываем чужаку? Истинное прорывается наружу только вот в таких вот разговорах. — Думаю, мой отец знал, — вырвалось у него помимо воли, — понял, что моя дружба с Андреевым нечто большее для нас обоих. Потому и отослал в академию, хотя планировалось, что сперва я год поработаю, а уж потом буду поступать. Родители в долги влезли, мать долго болела и мне уже подыскали хлебное место, но в последний момент отец круто поменял планы и отправил мои документы в академию. Он сделал всё, чтобы разлучить меня с Виктором. — Но ведь у него не вышло? — мягко подтолкнул к нужной мысли Кеди. — Виктор меня не простил. И всё пошло наперекосяк. — Тогда скажи ему, что сожалеешь о том, что по малолетству уступил отцу. — Всё это уже не имеет значения, — Лукин встрепенулся, выбираясь из горчивших полузабытых воспоминаний и, обрывая разговор, отвернулся к окну. Кеди, глядя ему в спину, поднялся. — Мне пора. Навалившаяся на хозяина квартиры тоска стала сигналом для быстрых сборов гостя. Лукин его не задерживал: проводил до двери, проинструктировал, куда следует двигаться, чтобы найти «мифический» четырнадцатый дом и попрощался. Прикрыв дверь, он некоторое время стоял, вслушиваясь в звуки. В сознании шёл отсчёт. Десять, девять, восемь, семь… Закончив единицей, Лукин выбрался на лестничную площадку и, подойдя к двери напротив, выжал кнопку звонка. Открыл ему мужик лет тридцати, в спортивных штанах и растянутой футболке. — Привет, Серёга, — поздоровался Вик. — Ты сегодня не на смене? — Отдыхаю, — сосед-таксист пожал протянутую ему руку. — А что? — Даю две сотни баксов за аренду твоей машины. Пойдёт? — Да не вопрос. — Сергей исчез в глубине коридора и через минуту вручил ему ключи и документы. Вернувшись в квартиру, Лукин накинул куртку, сунул в карман портмоне и сбежал по лестнице вниз. У почтовых ящиков он затормозил, увидев торчавший из ящика с номером его квартиры краешек конверта. Вот и ответ на то, почему Кеди крутился у его дома. Вытащить конверт целым не вышло, выпуклость внутри зацепило за край и плотную бумагу надорвало. На ладонь вывалились прямоугольная печать и пластиковая карта-ключ. И то, и другое узнал сразу, потому не сомневался и о содержимом лежавшего в конверте сложенного в четыре белого листа. Читать его не стал, скрипнул зубами и решительно толкнул металлическую дверь. Выбравшись наружу, Вик осмотрелся. Салатовый «Nissan Juke» исчез, но он знал, куда тот отправится и, не спеша, подошёл к стоявшему у подъезда серебристому «Nissan Almera» соседа. Сев за руль, Лукин отрегулировал сиденье под себя и выехал со двора.