Имя ревности - Любовь

Лукин никогда не подозревал за собой наклонностей мазохиста, но, очевидно, нечто пропустил в своём характере и сейчас открывал в себе новые грани. Иначе как было объяснить трёхчасовое бдение под домом Андреева в засаде из колючих кустов разросшегося шиповника? И ведь ни разу не отлучился, не оторвал взгляд от творившегося за забором. Обливался потом, рисковал получить тепловой удар и обезвоживание, даже отлил тут же, рискуя нарваться на патруль и получить админарест за непотребство в общественном месте, но свой пост не покинул. В результате от него не укрылось ничего, что можно было лицезреть за стенами дома: вдоволь налюбовался суетой в саду, долгим застольем, не пропустил и эмоционального прощания. А когда Амур повис на Андрееве, и, не думая о возможности попасть под обзор бдительных соседских глаз, влепил хозяину дома долгий поцелуй — едва зубы не искрошил, плавясь от захлестнувшей с головой ревности. Это лобзание подтвердило то, что и так было понятным. Эти дни Виктор принимал у себя гостей, и с одним из них, а может и со всеми тремя проводил время в постели, напрочь забыв о нём, Лукине. И плевать ему было на то, что тот варился в собственном соку, страдая от раскаяния и лелея, как дурак, надежду на прощение. Прощать его Андреев не собирался и быстро нашёл ему замену. Обида и ревность — плохие спутники для здравомыслия, но Вик сумел чудовищным усилием воли подавить и первое, и второе. Заодно и гнев укротил, удержав себя на месте. Не вывалился с дубиной в руках наперерез «Жучку», чтобы выковырять оттуда соперника, притворявшегося союзником, и надавать ему по шее. Вместо этого отступил вглубь, уходя с дороги. Если кто-то и был виноват в том, что ему дали отставку, сменив на новый интерес, то это был он сам. Сам, кстати, и Амура под Андреева подложил, в терапевтических целях. Что ж, это сработало: Андреев вновь был бодр, полон сил и походил на себя прежнего. Сиди, Лукин, радуйся, и заткни свои претензии сам знаешь куда. Своё укрытие он покинул, лишь когда автомобиль Кеди скрылся за углом, и, как пьяный, двинулся к припрятанной за ельником «Альмере». Открыв салон, завалился на распечённое солнцем сиденье и уставился перед собой в лобовое стекло тусклым больным взглядом. Вокруг буянила природа: пели птицы, порхали бабочки, ветерок колыхал мохнатые ели, а перед внутренним взором Лукина вдруг вспухла и разрослась грозовая темнота. Видать, таки пропекло макушку, да ударило по скукоженному мозгу, отомстив за «подглядки». Он едва успел свесить голову за дверцу и основательно проблевался на жухлую от солнца траву. Закончив опустошать желудок, вытер рот тылом ладони и откинулся на спинку кресла. В голове шумел ток крови, а глотку сковало ядрёной горечью желчи. Глупец ты, Вик. Мечтатель и глупец, бездарно прое…авший своё счастье. Прав был Олег, ему стоило смириться и найти стимул жить дальше. Без Андреева. Вот только знать бы, как убедить в этом оглохнувшее от тоскливого воя сознание и рвавшее грудь сердце. Кто бы научил тому, как жить без того, кто стал твоим миром. Единственным, кто был по-настоящему нужным, чтобы дышать в полную грудь, мечтать, строить планы, да просто знать, что всё делаешь правильно. Он рванул ворот рубашки. Грудь теснило от нехватки кислорода. Сплюнув вязкую слюну, Лукин потянул руку к карману с завибрировавшим мобильным и, не глядя на экран, отключил его. Говорить сейчас с кем-либо ни сил, ни желания не было. Он отбросил телефон на соседнее сиденье. Скользнув по гладкой ткани обивки, мобильный упал на резиновый коврик под сиденье. Заведённый мотор мерно затарахтел, автомобиль вырулил по земляной дороге на перепад выезда на тротуаре, и выбрался на мощённую брусчатку, проложенную вдоль заборов линии частных домов. У дома Андреева он притормозил и вцепился в руль, глядя перед собой. В шумевшей голове крутилась лишь одна мысль: выйти наружу, постучаться в дверь, бросится на колени и умолять, как последняя истеричка, вернуть его в жизнь Виктора обратно. Не бросать!!! Пальцы сжали руль с такой силой, что хрустнули суставы. Знал бы, что в этом будет толк — пополз бы к порогу. Вот только не нужен он был Андрееву со своими соплями. То, что на унижении построено, никогда не станет по настоящему важным. Рука потянулась к рычагу передачи. Автомобиль покатил на малом ходу мимо забора, выехал на трассу. Лукин двигался на автопилоте, часто смаргивая пелену с глаз, но размытость не уходила. Мужики не плачут. Просто в глаз соринка попала и сидит там, растравляя душу. *** Прохоров обожал свою дачу, построенную ещё при Совках: домик-скворешник в два этажа, крохотный дворик, выложенный брусчаткой, металлический гараж и небольшой садик. Всё влезло в четыре сотки и неизменно радовало глаз буянившей зеленью, пением птиц и умеренно припекавшим солнышком. Но самым любимым на даче местом для Олега был мангал. Им Прохоров гордился особо. Тот был монументальным: выложенный из камня, с длинной столешницей и чашей-мойкой, к которой была подведена вода из колодца. У мангала Олег проводил большую часть времени — жарил до хрустящей корочки, томил до истечения сока то мяско, то рыбку. В этом был мастер. Щедрый хозяин угощал своими изысками всех соседей, и стоило над дачей Прохоровых взметнуться ароматному дымку, как от последних не было проходу. То румяными яблочками угостят, то розовых томатов ведёрко принесут, то виноградом попотчуют — янтарным, аж прозрачным — просто так, из любви соседской, а взамен под восторженные охи-вздохи — на пробу, новое блюдо от шеф-повара Прохорова. Олег комплименты любил и получал их полной чашей. В такие моменты — колдуя над очередной вкусностью и тщательно подбирая взвесь специй и заправок, он забывал обо всём на свете и отключал мозг от повседневных забот. Но в этот день лежавший рядом с миской нарезанных для гриля овощей мобильный своим настойчивым гудением никак не давал сосредоточиться и получить от процесса приготовления пищи истинное удовольствие. — Машка, Саня! — Прохоров, с досадой поморщившись, кликнул дочку с зятем, но те, видать, его не слышали. Или с дитём в доме возились, или на речку ушли, бросив «молодого» деда в одиночестве у его любимого мангала. Мобильный продолжал названивать и Олег позвал жену, не желая вытягивать руки из миски с фаршем. Тот требовал всего его внимания — целый знатный квартет ушёл в мясорубку: курятина, индюшатина, утка и цесарка. Олег готовил новый рецепт бургеров с дымком. Катерина не отозвалась и Прохоров, сплюнув, вытянул руки из миски. — Да кто же это такой упрямый, а? — пробурчал, сунув лапищи в умывальник и толкнув локтем ручку крана. Вода полилась на измазанные фаршем, поросшие короткими тёмными волосками пальцы. Мобильный замолк на секунды, но тут же вновь продолжил трезвонить. — Да иду я, иду. Вытерев руки вафельным полотенцем, Прохоров поднял мобильный к глазам. Абонент пребывал в режиме инкогнито. Олег нахмурил брови, но отозвался. — Кто? — бросил первым. — Добрый день, Олег, — ответили со сдержанной вежливостью. Прохоров моргнул. — Геннадий? — бросил без уверенности. — Рад, что был узнан. Прохоров, не оглядываясь, перекрыл продолжавшую бежать в умывальник воду и посмотрел в сторону дома. На высоком крыльце мелькнула и тут же исчезла Катерина, выплеснув на клумбу содержимое кастрюльки. — Да уж… сотрудничество наше было памятным, — осторожно сказал он, отходя в глубь сада и присаживаясь на скамейку. — И, как я помню, завершилось несколько месяцев назад. Есть претензии к выполнению нами договора? — Вовсе нет, — успокоил Геннадий. — Ваша сторона отработала все пункты контракта, как и ожидалось. — Тогда в чём дело? — уже не скрывая озабоченности, спросил Олег. — Я… звоню по собственной инициативе, — пояснил Геннадий. — Мои работодатели об этом звонке узнать не должны. Узнают — и увольнение будет самой незначительной моей проблемой. — Ясно, — планка дурных предчувствий Прохорова стремительно поднималась до максимального уровня. — От меня информация никуда не уйдёт. О чём пойдёт разговор? — Об Алексее Скворцове. Олег пропустил вдох, прежде чем поднялся со скамьи и отошёл ещё дальше от дома. — Я думал, эта проблема была решена раз и навсегда, — сказал, не скрывая тревоги. — Разве сукин сын не был заперт за тюремными стенами? — Был бы заперт, мои работодатели не получили бы доступ к счетам и украденным деньгам. По договорённости между сторонами — Алексей выдал местонахождение денег, а взамен получил право на свободу. Относительную свободу. — Что это значит? — Скворцова держали взаперти на вилле одного из банкиров в Бад Гаштайне. — Термальными водами сукиного сына баловали? — Решали, что с ним делать дальше. Скворцову обещали неприкосновенность и новую биографию с соответствующими документами. Никакой полиции, никакой тюрьмы, но и отпускать так просто не собирались. — И всё-таки отпустили, — мрачно изрёк свою догадку Прохоров, чувствуя, как закипает внутри гнев и брезгливость. Стоило догадаться, что немцы дадут заднюю, как только получат своё обратно. — Скворцов — не дурак, информацию выдавал частями, потому и тянули. Мне неизвестно, сбежал он из-под охраны или его отпустили, но есть подозрение, что Алексей оказался на свободе и по поддельным документам мог вернуться на родину. Прохоров похолодел: — Зачем? — промямлил, сам зная ответ. — Алексей неуравновешен… — И сам знаю, — жестко перебил он. — Когда он исчез из-под охраны? — Двое суток назад. Прохоров скрипнул зубами. — Мне не стали говорить о побеге, — оправдался Геннадий. — Как только я узнал, вышел на связь. Прохоров слушал уже вполуха, идя обратно к мангалу. Смахнув с каменной полки в ладонь старые армейский часы, Олег глянул на циферблат и, не прощаясь, отключился. Первым делом набрал Лукина, но мобильной того был вне связи. Набрал ещё трижды — никакого отклика. Беспокойство росло по экспоненте. Лукин подобного не допускал, найти его всегда было возможным в любом месте и в любое время суток. Поднявшись по ступенькам в дом, Прохоров миновал короткий коридор и вошёл в супружескую спальню. Закрыв дверь, он присел у широкой кровати, покрытой шерстяным цветастым одеялом и нашарил под кроватью выступавшую над остальными деревянную планку ламината. Под ней размешался самолично оборудованный Прохоровым тайник. Подняв планку, он вытянул наружу оружейный кейс. Внутри лежал Glock. Из армии Олег «пустым» на гражданку не ушёл. Оружие считал необходимостью, а при нынешней работе умение обращаться с оружием было несомненным плюсом. Соответствующим разрешением на ношение оружия разжился, открыв фирму, но, к счастью, применить его так ни разу и не пришлось. Скрип двери оторвал его от укладывания пистолета в кобуру под мышкой. На пороге застыла Катерина Прохорова. — Ты что это делаешь? — спросила женщина напряжённым тоном. — Съездить кое-куда надо, — ответил он, уводя взгляд в сторону и натягивая куртку. — С оружием? — Простая предосторожность. — Олег… — Катерина шагнула мужу наперерез, ухватила за локоть, заставляя взглянуть ей в лицо. — Что происходит? — Да всё в порядке, Катюш, — он бережно снял руку жены с локтя. — На ночь глядя могу вернуться, а дороги, сама знаешь, бывают неспокойными. А с весомым аргументом подмышкой я чувствую себя увереннее. Старею, видать. Катерина отступила, не поверив ни единому слову, но перечить не стала, знала — тот всё равно поступит по-своему. — Скажи хоть, куда едешь. — В офис, надо поработать над одним делом, — соврал на тех же модуляциях, но, подумав, прибавил: — На обратной дороге загляну к Лукину. Совсем мужик расхандрился. С деловым партнёром у него нелады. — Деловым… — Катерина покачала головой. — Олег, не считай женщин дурами. Глаза и мозг мы имеем и подмечаем куда больше, чем вы. — Есть не считать дурами, — Олег шутливо козырнул от непокрытой головы, отдавая честь её прозорливости. — Будь осторожен. — Я всегда осторожен. И ты же знаешь, я у тебя счастливчик, за всю службу в армии — ни царапины не получил, а уж на гражданке мне и подавно ничего не грозит. Притянув к себе Катерину, Прохоров чмокнул её в тёплую макушку и, отняв от себя, вышел из спальни. Катерина вздрогнула от слабого хлопка двери и скомкала в кулаках фартук. Взгляд женщины перекочевал на образок Божьей матери над кроватью. — Береги его, Милостивая… — прошептала одними губами. Перекрестившись, Катерина выпрямила спину — из кухни её позвала вернувшаяся в дом дочь. Убрав с лица волнение, женщина вышла из спальни. Жена военного — это не статус, а образ жизни. Всё в себе, ничего наружу. Тем временем Прохоров, подойдя к машине, вскинул руку с часами к глазам. На дорогу ему придётся потратить не менее часа. Но он знал того, кто прибудет к Лукину куда быстрее, так как уже находился в городе. В пятнадцати минутах неспешной езды от дома Вика. Вытянув мобильный, он отыскал нужный телефон и нажал вызов. Ответили ему после нескольких длинных гудков.