Что ты делаешь, Алла?

— Ну что, Алька, желаю тебе много денег, мужиков и умных студентов! — Два первых пункта-то с великим трудом, а последнее и вовсе нереально, — флегматично икнув, именинница поставила на стол нетронутый бокал. Празднество затянулось. Добрая половина гостей вовсю обсуждала друг с другом вопросы применения законодательства, а злая и вовсе засобиралась домой. — Ну че ты такая грустная? У тебя же день рождения! — преданная Милка не оставляла надежды растормошить подругу. — Праздник! — Я тебя умоляю, Мил, тридцать семь лет — это не радостный, а грустный повод для выпивки, — это была не самая лучшая особенность организма женщины — активировать слёзные железы после обильных возлияний. — Да брось, Аллочка, — улыбнулся Женя Соловьёв, кандидат наук и её очень хороший друг, с которым они старались построить отношения, в конце концов так и оставшиеся дружбой — и на том спасибо. — Это отличный возраст. Поверь мне, тому, кто пережил его четыре года назад и сейчас бы не отказался. — Не, правда, чего вы такие кислые? — неожиданно шатко поднялась с места кандидат юридических наук и почти что профессор, Марина Васильевна. — У тебя проигрыватель есть? — Зачем проигрыватель? — оппонировала ассистентка Даша. — Сейчас на компьютере можно всё, что хочешь. Хоть Мадонну, хоть «Машину Времени». — А зачем нам Мадонна? У нас вон своя Пугачёва есть, — Мила торжественно указала на именинницу, протестующе и беззащитно упавшую на стол и закрывшую лицо руками. — Не надо. Я не Пугачева, — жалобно запричитала Горелюк. Да уж, о её нелюбви к тезке, в честь которой её и нарекли родители, знала вся кафедра. Согласно закону подлости, песни Примадонны женщине никогда не нравились. — А кого ты любишь? Меня любишь? — не унималась Людмила. — Нет. Настеньку, — пролепетала она, уплывая куда-то в долину сновидений. — О. Началось, — обреченно вздохнула Мила, подливая в бокал горячительного напитка. — А что за Настя? — поинтересовалась Даша, подсаживаясь рядом.  — А ты не знаешь? — оживилась девушка. — О… Там целая история. — Расскажи! — в глазах подруги зажегся огонёк интереса. — Не надо! — неожиданно воскресла из хмельного забвения виновница торжества. — Я сама. Ты не понимаешь. Настя такая классная. Мы так любили друг друга. Нежная, милая. Идеальная. Я не знала, что бывают такие на свете. Ну почему она меня бросила? — простонала она, заваливаясь на стол. — Ого. А что за Настя? Где они познакомились-то? — уже тише спросила Даша. — Бывшая деканша ТГУ. А во времена её далёкой юности — её преподавательница. — Да ладно? — Ага. Только это, т-с… секрет. Иначе будете пить не на дне рождения, а на моих похоронах. — Да ты что? Я могила. Выходит, у неё есть опыт в таких отношениях? А чего ж она отшила эту? Которая к ней клеилась? — Ну потому, видимо, и отшила. Дважды в одну реку не входят, как говорится. — Да. Ой, девочки, — Алла также неожиданно вернулась к ним. — Мне тридцать семь лет. Я не переживу просто. Да и ей будет лучше. Она молодая совсем. Ей с мальчиками надо встречаться, замуж, что ещё там… А не всё это. Хотя, знаешь, — на лице заиграла пьяная улыбка. — Она ведь хорошенькая. Мне кажется, даже похожа на Настю. Да. Но нет. Вы правы. Нельзя, — испустив самый обреченный вздох из всех возможных, Горелюк тяжело поднялась с места и, столь же нелёгкой походкой добравшись до дивана, в позе именитой тезки-звезды упала на него навзничь. — О. Это надолго, — последние гости разбрелись. Кроме Милы и Дашки, приходящей в себя после новости. — Да. Бедная. Мне кажется, она до сих пор любит её. Вот и не сошлась с Соловьёвым. А тут ещё эта похожа оказалась… — вздохнула Дарья, наполняя себе стакан. А черти в глазах Людмилы, c жаром взирающей на телефон подруги, плясали лезгинку. — Слушай. Так. Тут остался телефон этой её? Ученицы? — словно голодный зверь на кусок мяса, накинувшись на недешевое устройство, она с жаром полезла в контакты. — Как её зовут-то? Аня? Анна Сергеевна. Ну это стопудняк не она. О вот. Аня! — Погоди. Что ты собираешься делать? — Подарок нашей Пугачёвой на день рождения. «Пугачева» отозвалась сонным ворчанием по ту сторону реальности и комнаты. — Т-ш… Т-ш-ш... — осторожно поднявшись с места, Люда накрыла спящую подругу пледом. — Всё. Спи, заинька. У тебя был тяжелый день. Надеюсь, завтра будет лучше, — лукаво подмигнув, Мила стала печатать текст сообщения. «Здравствуй, Аня. Приношу ещё раз свои извинения и в качестве оных прошу тебя прийти ко мне на день рождения. Завтра. К одиннадцати. Не забудь подарок!» — Лучше к часу! А то она не успеет привести себя и дом в порядок. Ей, поди, на учёбу. — Какая учеба? Прогуляет ради любимой-то! Или погоди… Завтра ж воскресенье! — Ну тем более, — пожала плечами Милок, взявшись за уборку. — Может, хоть развеется, погуляет. Подумаешь, крутить романы с учеником нельзя! Нельзя прозябать в одиночестве, в тридцать семь-то лет. — Тридцать семь лет... Какой кошмар, — сонно простонала Алла. Однако, не проснулась — оно и к лучшему.

***

— Алла. Позвала. Меня. К себе! — крик, раздавшийся на том конце провода, словно лезвием пронзил тишину ночи. — Ура! Я же говорила, что наши старания не пройдут напрасно. А ты ещё мне — «не надо, не надо», — неугомонная Сашка, кажется, радовалась гораздо больше, исполняя сложные акробатические фигуры по всей комнате.