Что ты делаешь, Алла?

— О чём размечталась, подруга? — внушительный толчок скинул руку с толстенькой книжки под чудесным названием «Гражданский Кодекс Российской Федерации». Хитрый огонек в глазах Аксеновой предвещал ответ на свой же вопрос. — Вернее, о ком? — Нет, Саш, — потянула девушка, вернув руку в прежнее положение. — Мои мечты уже сбылись. Даже те, о которых я не позволяла себе мечтать, — она закрыла глаза, погружаясь в прежнюю негу, казалось, еще чуть-чуть — и замурлычет, подобно кошке. — Крылова, ну хватит! А то я завидовать начинаю. Лучше помечтай о том, как ответишь сегодня Алле. — Бесполезно. Не сбудется, — отстраненно отмахнулась она, открывая тетрадку. — Как бы я не старалась. Полночи убила на эти задачи! И решила всего одну! Которую она у меня, наверняка, не спросит! — в сердцах отодвинула кодекс Аня. — О, да ладно, — театрально изумилась подруга. — Ты в кой-то веки решаешь задачи? Я знала, что любовь великая сила. Но чтоб настолько… — Видимо, не такая великая. Всё равно она не поможет мне стать отличницей, — вздохнула девушка, невесело листая тетрадку. — Да ладно. Всяко лучше всё, чем у меня, — простонала Сашка, трагическая падая на стол. — О господи. Послал же бог такой жесткий предмет. И училку не лучше. — Да брось. Не такая уж и жесткая, — на сей раз собеседница была с ней не согласна. Да, кто бы мог подумать еще совсем недавно, что она будет спорить с подругой по этому поводу? Хотя вначале Алла показалась Ане сущей мегерой. Пожалуй, она виделась ей преподом-зверем в женском обличье в классическом обличии: официальные или приближенные к ним по стилю наряды, суровый, жесткий нрав и строгие, правильные, будто высеченные из камня, черты лица. Она не была красавицей в классическом понимании этого слова. И рост, и размер груди не позволял ее назвать топ-моделью. При этом, Алла казалась хрупкой и пропорциональной, как статуэтка. В ней было всего столько, сколько нужно. Ничего лишнего или неестественного. И это было прекрасно. Как и её карие холодные глаза, в которые Аня влюбилась, только взглянув в них близко, так, что можно было увидеть её глубокую, фантастическую суть. В которых читались суровость, неприступность, надменность и вместе с тем абсолютно несовместимая с ними боль и обида маленькой девочки, которая еще жила в ней. В чём девушка лишний раз смогла убедиться в тот сказочный вечер. Вчера она жила. Ее блестящие, искрящиеся глаза и беззаботная улыбка не могли соврать. Будто она очнулась от долгого, беспробудного сна — словно бы та самая Спящая Красавица из детской сказки. Аня и боялась, и очень хотела думать, что именно она «разбудила её». Очень. Но пока не могла — в силу своего вечного, врожденного пессимизма. — Ребят, может, домой пойдем! Двадцать минут прошло! — громкий голос «заводилы и души группы» Марины Бобер выдернул её из раздумий и привел в ужас. — Я поддерживаю, — вяло отозвалась Сашка. — Это было бы круто, если б она не пришла. Уехала б на какую-нибудь конференцию или заболела, — Аксенова не сразу заметила строгий взгляд Нюты, обращенный к ней дулом пистолета. «За Аллу и двор — стреляю в упор». — Да брось, Ань. Я не хочу её убить. Я не хочу ей отвечать. Но зная нашу бессмертную Аллу, отвечать мне всё же придется. Однако слова Риты Кочетковой, влетевшей в аудиторию в следующую минуту, вмиг не оставили в помещении ни души. — Ребята, Алла заболела!

***

— Нют, это не я! Это материализация мыслей! — как могла, открещивалась Сашка, в ногу с подругой топая на остановку. — Не, ну, а с другой стороны — не у тебя одной мечтам сбываться! — Да жаль. Я так хотела ей ответить. В кой-то веки решила задачи, ну… задачу. И вот! — в отчаянии развела руками Анна. — Ну, вообще-то не одной тебе плохо… — Да ладно? Не ты ли об этом мечтала! Да так, что сбылось! — А причем здесь я? Я про Аллу твою. Ну вот представь, лежит она одна, больная-несчастная, с кашлем, с температурой. Разве тебе её не жалко? — огонек, загоревшийся в глазах подруги, обещал новую, сумасшедшую идею, которую придется исполнить — так или иначе. Раздавшийся крик распугал прохожих вокруг них в радиусе не менее пяти метров: — Анька! Ты понимаешь, что это значит?! — Что мне, мягко говоря, капец. — Ты обязана навестить её!!! — Сашка вцепилась в её руку мёртвой хваткой, полная сил утянуть Аню в сторону её «счастья». — Нет, ну ты что, опять? Я только вчера была у неё… Блин! — лицо девушки приобрело скорбное выражение прежде, чем она изваянием застыла на месте. — А вдруг это она из-за меня заболела? Из-за наших вчерашних прогулок? — Ну вот, тем более, — не растерялась Аксенова. — Возместишь моральный ущерб, так сказать. — Такого термина в гражданском праве нет, — отстраненно отозвалась Аня. — Алла тебя бы убила. — Ну вот! Видишь, какая ты умная! Алла как услышит — мигом выздоровеет! Хотя не надо. Может, пары еще и в четверг не будет. Короче, иди к ней. Главное, не усердствуй с лечением. — Нет, Саш. Я и так успела ей надоесть, а тут снова припрусь. Выгонит еще. Я ж не знаю, какая она, когда болеет. — Ну что за нелепые отмазоны, Ань? Она ж не на голову болеет? Ты ж сама говоришь, что она не такая уж и грымза на самом деле… — Прекрати! Никакая она не грымза. Несчастная, замученная судьбой и глупыми студентами женщина! — тотчас вступилась за любимую Крылова. — Так тем более! Сделай её жизнь хоть чуточку лучше. Поверь, она оценит. В любом случае, ей будет приятно, что за неё беспокоятся. Что ты за нее беспокоишься. — Да, — эх, в какой раз Аня была вынуждена признаться — Саша права. И она должна пойти. Тем более, после их вчерашнего «свидания», которое перевело их отношений на иной, качественное новый уровень, истончив границу «преподаватель-студент» до предела. Или нет?..

***

Блин, ну что так долго? Анна была в шаге от того, чтобы развернуться и уйти, и от нервного срыва. Неужели вчера она так надоела Алле, что она теперь ни под каким предлогом не хочет её видеть? Хотя, вроде бы всё прошло вполне нормально, да и Горелюк слишком прямолинейный человек для таких подстав. Ну не умерла же она, в самом деле. Впрочем, с учетом того, что она болеет, а в городе бродит эпидемия какого-то страшного гриппа… Боже мой. Бредовая, но в одночасье лишившая разума мысль побудила, забив на все нормы приличия, словно в гонг, барабанить в чужую дверь. Которая наконец-то открылась. Из-за неё показалось любимая преподавательница с красным носом и в смешных тапочках с помпончиками. Однако от сурового, негостеприимного взгляда девушке стало совсем не до веселья. — Здравствуйте, Алла Алексеевна, — тихо пробормотала Крылова, с ужасом ожидая самого «теплого» приема. — Привет. А что за отчаянное физическое воздействие на мою дверь? Если так хочется подолбить — купи себе барабан для этих целей и долби себе на здоровье, — она говорила заметно в нос. — Извините, Алла Алексеевна. Я думала, что вам там плохо. Совсем… — пролепетала девушка, тая, будто снег под палящими лучами весеннего солнца, то ли от радости встречи с любимой, то ли от страха быть выгнанной ей в сию минуту. — Ну, от твоих симфоний мне точно не легче. И так голова трещит, как после новогодних праздников. — Вы что, пили? — изумленно спросила девушка. — Вы с ума сошли? А вот это, пожалуй, было зря. — Чего?! Это ты походу… сошла! — сорвалась женщина, тут же сморщившись от внезапно настигшей боли и схватившись за голову. — Ладно. Ты зачем пришла-то? Говори да иди, а то и так фигово. Уж прости меня за не преподавательский сленг. — Ну как же? — совсем поникла девушка. — Просто у нас отменили вашу пару, сказали, что вы заболели. Вот и я собственно… — в подтверждении своих слов Аня показала пакеты, доверху набитые всеми возможными традиционными и нетрадиционными средствами медицины. — Так, — Алла мученически закрыла глаза, будто собиралась умирать прямо здесь и сейчас. — Сейчас ты забираешь все свои целительские баулы и идешь, куда там… Короче, куда-нибудь еще. У меня реально нет сил с тобой воевать. Пожалей меня хотя бы сейчас, когда мы не на паре и тебе это ничего не стоит, — Аня никогда не видела в ее взгляде столько мольбы. И, конечно же, всё поняла. Руки с «баулами» опустились сами собой. Вот так вот. Того и следовало ожидать. — Вы… Извините. Я должна была понимать, что вам плохо, и последнее, кого вы хотели бы видеть сейчас — это кого-то ваших из студентов-двоечников, — на глаза запросились слезы, которые девушка не смогла сдержать прежде, чем развернулась к выходу. — Стой! — окликнула её преподавательница, не дав сделать и шагу. И как было не повернуться? — Ты погоди. Не устраивай мне здесь потоп. А то твои слезы, мои сопли. Мы точно соседей зальем. Ань, я, правда, очень рада тебе. Просто я чувствую себя не очень и не хочу, чтоб ты заразилась. Или увидела, как я умираю на стареньком диване. Это как-то непедагогично, что ли. — Ну что вы, Алла Алексеевна! Это абсолютно нормально, когда ученики ходят навещать заболевшего учителя, — отмахнулась повеселевшая Крылова. Она всё-таки рада её видеть! И даже переживает! И это было так прекрасно, что она хотела броситься ей на шею и зацеловать до смерти. А лучше — всего за день поставить на ноги. Если, конечно, получится. Доктор она еще более никудышный, чем юрист. — Это очень приятно. Прости, мое состояние не позволяет мне в полной мере выразить радости, — девушке показалось или в её глазах и впрямь мелькнули теплые огоньки? — Ну, правда. Проведала — убедилась, я живая. Можешь идти. А то тебе еще к семинарам готовиться, а ты тут будешь со мной. Заразишься еще, заболеешь, получишь пару на экзамене. Я ж себе никогда этого не прощу! — А вот и не заболею! — миг — и Анна извлекла из одного из своих пакетов медицинскую маску, также молниеносно натянув её на лицо. — Всё. Готово. И если я получу двойку, то это будет точно не ваша вина. — Ну, Крылова… — изумленно выдохнула Алла, казалось, даже забыв про недомогание. — Ну, раз так, проходи уж. И не зарекайся. «Поверь, если это случится, ты будешь говорить совсем иначе… И матом», — добавила она уже про себя.