Джереми как твой лучший друг (1/1)
16 ноября 2017 г. в 22:08
Он всегда отличался от остальных. Нет, дело далеко не во внешнем виде, за который он порой так ненавидит самого себя. Просто Джереми другой: он не подшучивает над девчонками, не прогуливает уроки, не таскается по вечеринкам, пусть даже это вечеринки его лучших друзей, и не курит за школой, наплевав на все правила и на собственное здоровье заодно. Джереми любит музыку в наушниках и смотреть в окно на переменах, наблюдая за прохожими и воображая, о чем каждый из них может думать. Джереми любит долгие разговоры о важном и существенном. Джереми любит философские фильмы, проливные дожди, и фото, сделанные на полароид.
А еще Джереми любит, когда ты улыбаешься, особенно если причина твоей улыбки — он сам.
— И чего ты с ним водишься? — не упустит шанса фыркнуть любая из твоих одноклассниц. Ты, разумеется, промолчишь, пока внутри все полыхает огнем, а в горле комом встают слезы. Обидно. Не за себя, за него. Обидно так, что однажды ты точно выскажешь в лицо каждой из этих фальшивых разукрашенных кукол все, что ты о ней думаешь.
— Что ни говори, Т/И, а они правы, — хмыкает юноша, вертя в руках провод от наушников. Ты закатываешь глаза, тяжело вздыхая.
— Я тебе что говорила насчет этого, а? — куксишься, окидывая его укоризненным взглядом, — Прекрати слушать их и начни уже верить мне.
— Я тебе верю.
— Тогда я не понимаю, в чем дело.
— Посмотри на меня внимательно, — он поджимает губы и разводит руками, — Посмотрела? Вот, в чем дело.
Он злится, и ты это прекрасно понимаешь, но злишься не меньше него, поэтому вскакиваешь с насиженного места, начиная нарезать круги по пустующему классу.
— Джереми Рэй Тейлор…
— О, нет, не называй меня так, я знаю, что за этим послед… — собирается было взмолиться он, но ты резко повышаешь голос:
— Нет, я буду тебя так называть, и да, я буду продолжать компостировать тебе мозги ровно до того момента, пока ты, наконец, не перестанешь страдать ерундой! — еле сдерживаешься, чтобы не ударить ладонью по ближайшей парте, дабы не усугублять ситуацию еще больше, — Спрашиваешь, почему я общаюсь с тобой? Почему плевать хотела на всех этих «плохих парней» и размалеванных девиц? Потому что они — искусственные. Они пустые. Пустые!
Останавливаешься, присаживаясь обратно к нему и запускаешь ладонь в спутавшиеся волосы, стараясь хоть как-то их пригладить.
— Ты говоришь, что я достойна лучшего. Это, по-твоему, лучшее? Они ведь не видят ничего дальше собственного носа. Никто из них не видит, — говоришь тише, потому что чувствуешь, как горло сдавливают уже знакомые тиски, — А ты помнишь мою депрессию пару месяцев назад? Ты тогда названивал мне каждые полчаса и спрашивал, все ли хорошо. Я отвечала, что да, но хорошо не было. Ты это знал, и поэтому продолжал звонить. Помнишь, как я заболела, а родители как раз уехали в командировку? Ты тогда принес мне целый пакет апельсинов и мед, который я терпеть не могу, а ты меня все кормил и кормил им, говоря, что он поможет. И мне действительно стало легче, но я сомневаюсь, что благодаря меду. А помнишь, как я пропустила кучу уроков математики из-за проблем с учителем? Помнишь, как вступился за меня перед этой ведьмой? А помнишь…
И ты говоришь, говоришь, говоришь, и готова говорить об этом вечно, до тех пор, пока он полностью не поверит в то, что ты говоришь, в то, что ты чувствуешь.
— Именно поэтому, Джерри, ты — и есть лучшее для меня. Только вот я этого совершенно не заслуживаю, раз даже не в состоянии убедить тебя, — сокрушенно качаешь головой, смахивая непрошенную влагу с пушистых ресниц.
— Прости меня, — у Джереми в глазах столько вины и внезапного осознания, что вся твоя злость, даже малая толика, испаряется моментально. Поэтому ты улыбаешься, взъерошивая его светлую шевелюру, и слушаешь, как он ворчит, посмеиваясь.
— Я просто в следующий раз сразу начну тебя бить.
— Какая же ты у меня все-таки добрая, я не могу.
Ты больше не позволишь ни одной из этих пустышек вымолвить хоть слово о нем. Ты больше не позволишь ему поверить этому слову хоть на секунду. Джереми слишком много отдавал тебе все это время, теперь настала твоя очередь отдавать, и ни одна живая душа теперь не посмеет и пальцем тронуть того, кто настолько дорог твоему сердцу.