Liam

Горацио всё чаще ловит себя на мысли, что боится. Страх преследует его делом о шестилетнем убийце. Страх настигает его при каждом посещении палаты племяннице, которую медленно убивает рак и химиотерапия. Страх выворачивает его наизнанку известием о том, что убийца его брата на свободе. Он не стразу понимает, что все его страхи концентрируются вокруг Келли и её предстоящих родов. Он внимательнее присматривается к ней, интересуется её самочувствием несколько раз в день и даже предлагает взять досрочный отпуск. Келли обещает подумать, но только после дела об ущемлении прав ребенка. Горацио предчувствует, что это дело будет далеко не простым. Келли не боится. Она злится и все больше волнуется о том, правильный ли выбор она сделала, не рассказав Горацио об отцовстве. Очередное дело, в котором заложником в войне родителей становится ребенок, заставляет её нервничать все сильнее. Новые улики, приоткрывающие нелицеприятную историю семьи, раздражающее поведение Райана, даже звонок отца, срывающий её из лаборатории в разгар проверки улик – все это выбивает её из колеи. Боль, скручивающая поясницу, лишь подтверждает, что этот день будет далеко не простым. Горацио кажется, что дело Эми, как и многие до этого, попадает к нему в руки не случайно. Банальное разбирательство оборачивается целой сетью преступлений, предотвратить которые у него не получается. Перестрелка у здания суда пугает его. Смертью человека, который считал себя настоящим отцом девочки и пытался её защитить. Слезами в глазах ребенка, на глазах которого её отец пытался убить её мать. Лежащей на асфальте Келли, и кровавыми разводами на её одежде. Последнее пугает его настолько сильно, что даже простые слова застревают в горле, заставляя концентрироваться на дыхании. - Это не моя кровь, - слегка удивленно говорит Келли, поднимаясь с помощью Райана, и тут же пускается в язвительное отчитывание новичка, уничтожившего улику. Горацио пытается расслабиться и сосредоточиться на деле, но даже то, что с Келли все в порядке и она не пострадала в перестрелке, не делает это простым. Она полностью погружается в дело, не обращая внимания на тянущую боль в пояснице. - Ты в порядке? – интересуется Райан, исполнительностью пытающийся искупить собственную вину. – Может, тебе стоит показаться врачу? - Как только закончим с этим делом, - обещает Келли скорее самой себе и поглаживает живот. Она должна увидеть мать, торгующую собственной дочерью, за решеткой. - Вот увидите, вы еще окажетесь на моем месте, - пафосно кидает Келли в лицо Чери Лайл, заставляя Горацио нервно сжать кулаки. Он никогда не бил женщин, но искушение велико настолько, что почти подавляет принципы, вбитые под кожу. Ему хочется крикнуть, что Келли никогда не будет торговать своим ребенком, никогда не станет той, кому деньги важнее дочери. - Боюсь, для того, чтобы оказаться на вашем месте, - Келли смотрит на обвиняемую в мошенничестве женщину надменно и презрительно, - я слишком люблю своего ребенка. Горацио знает, что Келли никогда не окажется на месте Чери Лайл, насколько бы не простым делом это было. Боль скручивает её неожиданно сильно, напоминая о данном самой себе обещании. - Келли, - в голосе Райана столько испуга и паники, что она с трудом подавляет смех. Очередная схватка, прошивающая все ее тело, заставляет скорее стонать, чем смеяться. – Мне вызвать скорую? Или позвать Алекс?! - Просто позвоните в госпиталь и сообщите, что мы едем, мистер Вульф, - в голосе Горацио железное спокойствие и поддержка. Он уверенно ведет её к машине и усаживает на сиденье, хотя она даже не успевает попросить его об этом. Впрочем, у неё появляется более важное дело, чем расшаркиваться в благодарностях, и это дело тоже не обещает быть простым. Горацио действует автоматически, отсекая собственные мысли и страхи. Сажает напряженно кусающую от боли губы Келли в хаммер, гонит по улицам Майами так, как гнал бы в любой экстремальной ситуации. Проблема в том, что эта ситуация для него особенная. - Извините, сэр, дальше Вам нельзя, - медсестра останавливает его за дверями родблока, почему-то расположенного на этаже хирургического отделения. Но Горацио не успевает задуматься над этой нелогичностью, которая совсем не испугала Келли, как его окликает Сьюзи. - Горацио, ты приехал! – она кажется возбужденной, взволнованной, но светящейся робкой надеждой. – Тебе позвонили врачи? Горацио не знает, о чем идет речь, но кивает, чтобы увести девушку подальше от комнаты, в которую ему не войти. Сейчас, задача смириться с тем, что не он отец ребенка Келли, кажется совсем не простым делом. - Врачи нашли анонимного донора, - Сьюзи греет в руках стаканчик кофе, заставляя Горацио подавить желание сказать, что этот напиток и так горячий, - но им оказался ново… точнее, еще не рожденный ребенок. Поэтому нам пришлось ждать, и вот сейчас… - Сьюзи подавляет всхлип, грозящий перейти в рыдания, - они собирают команду по трансплантации, а значит… Горацио понимает, что это значит. Понимает даже больше, чем дано понять Сьюзи, которую он прижимает к себе, чтобы поддержать. На самом деле, поддержка нужна ему самому, потому что мелкие детали сейчас складываются в картину, смириться с которой представляется совсем не простым делом. Келли просыпается в палате уже вечером, чувствует себя усталой, счастливой и немного оглушенной. Она ждала появление сына на свет на две недели позже. И не ждала увидеть в своей палате Горацио. - Он мой сын, - констатирует он, и Келли не находит в себе смелости солгать напрямую. - Как ты узнал? – ей не интересно, но она хватается за этот вопрос, чтобы выиграть время и подумать. - Сложил два и два: внезапно появившийся анонимный донор для Мэдди, рождения которого пришлось ждать до сегодняшнего дня, и тебя. Кстати, операция прошла отлично. - Ты должен понимать, что если об этом узнают… Горацио понимает, но слова Трипа о том, что нельзя заставить людей быть примерными родителями звучат в его голове на бесконечном повторе, поэтому решение оказывается совсем простым. - Мы никому не скажем, - он смотрит на Келли, причудливо изогнув голову, и встречает в её глазах понимание. Они всегда понимали друг друга. – Но я буду его отцом. Келли облегченно выдыхает, игнорируя скапливающиеся в уголке глаз слезы. Всего два предложения только что сделали очень сложное совсем простым.