***
Осторожными шагами Рогнеда шла по вытоптанной тропинке. Утренний лес был тих и безмятежен. В воздухе ярко был выражен запах хвои и продрогшей от осени земли. Хрупкие ветки приятно хрустели под грубой подошвой ботинок. Девушка спускалась вниз по склону, наслаждаясь природой. Как давно она могла позволить себе остановиться, вырвать себя из водоворота мнимых дел и забот и просто прогуляться по лесу? Должно быть, ни разу. Всё это время Рогнеда куда-то бежала, следовала за Пожирателями, пыталась услужить всем, чтобы добиться их благосклонности. И Рогнеда даже не понимала, насколько устала от всего этого, пока не приехала сюда, в Сумрачный лес. Здесь она ощущала себя свободной. Какая-то призрачная атмосфера царила в этом месте, отчего каждый житель Сумрачного леса казался абсолютно безмятежным. Каждый постоялец относился к другому с родственной теплотой, отчего всё поселение составляло собой большую и крепкую семью. Честно сказать, Сибелл сильно завидовала всем этим юродивым из-за здешнего жизненного уклада, пускай ни за что бы не созналась себе в этом. Она искренне хотела почувствовать себя единицей чего-то крепкого и нерушимого, чего-то большего, чем строгий солдатский строй, завязанный исключительно на дисциплине. Но сама девушка даже в мыслях не допускала, что она когда-нибудь станет полноправным жителем Сумрачного леса. Здешние поселенцы вызывали у неё недоверие, насмешку и даже жалость, да и сама Сибелл, даже обезумев и оставшись здесь до конца своих дней, никогда бы не перестала восприниматься как враг. Порой, нам тяжело признаться себе в этом, но семья — важнейшая составляющая в жизни человека. Это опора, которая позволяет нам развиваться, пробовать свои силы, невзирая ни на что, потому что где-то в глубине души мы знаем — существуют люди, которые всегда будут рядом. Именно поэтому Рогнеда последовала вслед за Роуманом, именно поэтому, видя тьму, живущую в нём, не отказывалась от него всё это время. И даже если сам брат этого не признавал, Роуман нуждался в Рогнеде так же сильно, как и она в нём. Но иногда, например, как сейчас, Рогнеда сильно уставала. От чего — сказать было трудно. Был милорд, которого необходимо почитать, были Пожиратели смерти, чьих благосклонности следовало ей добиться, и был Роуман, который вёл себя так, словно Рогнеда была услужливой собачонкой в его владении. Всё это сильно давило на неё, и когда казалось, что груз уже непосилен ей, она сбегала сюда, к Бо. Рогнеда шла мимо деревьев и не чувствовала больше никаких обязанностей, нужд или ответственности. Жизнь здесь протекала тихо и размеренно, что она сама невольно пропиталась безмятежностью. Громкий шелест пронёсся где-то сбоку, и когда Рогнеда инстинктивно обернулась, то увидела женщину с корзиной, перебегающую от одного дерева к другому. Она прошипела: «Убийца!», и бросила в Рогнеду камень, но, целенаправленно или нет, она промахнулась. И камень с глухим стуком ударил по стволу соседней ели. Неизвестная скрылась за деревьями, и вскоре хруст веток под её ногами стал отдалённым. Рогнеда уже привыкла к ненормальному поведению жителей при виде волшебницы. Являясь Пожирателем смерти, она навевала на них животный страх, который подталкивал всех этих людей на необдуманные поступки. Это ещё раз доказывало ей, что все они самые настоящие уродцы из цирка, как и говорил Роуман. Лишь Бо был не таким. Он был сильным и крепким, вселял в Рогнеду уверенность в завтрашнем дне. С ним она чувствовала себя в полнейшей безопасности, и это подкупало. Порой, он бывал грубоват и невежлив, но в этом был какой-то свой шарм, заставляющий Рогнеду проводить с ним время. Когда девушка возвратилась в поселение, она заметила взволнованные лица жителей. Конечно, чаще всего они что-то выкрикивали ей вслед, бросали в спину проклятья, однажды кинули под ноги белку со вспоротым животом. Некоторые же попросту игнорировали её присутствие, и лишь высказывали своё негодование самому Бо, который предоставил свою крышу волшебнице. Однако сейчас поселенцы скрывались в своих самодельных шалашах, выглядывали из-за штор и сымпровизированных окон, шушукались и следили за передвижением Рогнеды. Когда она обернулась на очередной шёпот, лица людей скрылись. Они чего-то боялись, и вскоре Рогнеда поняла, чего именно. Она подходила к фургону, когда увидела Бо. Он стоял снаружи, спрятав руки в передние карманы джинс. Тяжёлая куртка была накинута на голый торс. И в целом Бо выглядел очень недовольным. — Что-то произошло? — спросила Рогнеда. Неприятный ветер внезапно потревожил деревья, и холод заставил укутаться ее в утеплённую мантию. Мужчина с щелчком откидывал большим пальцем крышку зажигалки и захлопывал обратно. Это свидетельствовало о его плохо скрываемом волнении. — К тебе гости, — угрюмо промычал Бо и кивнул на фургон. Забравшись на порожек у входа, Рогнеда уже знала, кого увидит внутри. Надменный и стройный, он стоял у холодильника, осматривая часть фургона, которая служила кухней. Дорогой тёмно-синий костюм, сидевший на нём, сильно выделялся на фоне окружающей его бедноты и был каким-то неправильным пятном в этом месте. Роуман по привычке держал струнную осанку, уставшим взглядом пробегался по прибежищу Бо, и по безразличному выражению лица нельзя было прочесть его чувства. Прошло уже больше недели, как Рогнеда жила в Сумрачном лесу. Каждое утро она просыпалась с мыслью, что именно сегодня придёт её брат. И несмотря на внутренние убеждения, что она этого совсем не желает, сильная обида затаилась внутри неё за то, что он не приходил за ней. — Привет, сестра, — сухо сказал Роуман, когда раздался скрежет двери и в фургон просочился холод с улицы. Уже по его голосу, по тем равнодушным ноткам, тщательно скрывающим раздражение, Рогнеда отметила его скверное расположение духа. — Не ждала? — С милордом всё в порядке? Рогнеда понимала, насколько глупо прозвучал вопрос, но тогда она смогла выдавить из себя лишь это. Лёгкое ощущение свободы испарилось, и вместе с Роуманом вернулись отягощающие её чувства. — Твоя покорность ему удивляет меня, Рогнеда. Преданна ли ты мне так же, как и Волан-де-Морту? Как он мог спрашивать об этом? Временами, его было слишком много в её жизни. Он был везде: в мыслях, в сердце и просто рядом. И потому было глупо притворяться, что Роуман ей безразличен. Рогнеда пошла за ним, даже когда он лишил её всего, что она имела. И теперь он был первым и последним, о ком она думала, проживая день за днём. — Ты мой брат, Роуман. Я не твой солдат, и не твоя рабыня. Я могу лишь любить тебя. Только вот если бы позволил мне… Нависая над ней, Роуман кричал. Он был взбешён, и таким Рогнеда его видела впервые. Тварь, которая продолжала жить внутри её брата, сбросила оковы, вновь завладела им, обволокла Роумана гневом и питалась страхом Рогнеды. Она чувствовала его неизмеримую власть над ней. И в этот момент ураган внутри неё разбередил ещё неизвестное тогда чувство, подтолкнувшее к необдуманному поступку. Рогнеда всегда была импульсивной. Девушка, по венам которой текла взрывная смесь, готовая вырваться наружу в любой момент. Роуман кричал на неё, сжимая руки в кулаки. Ещё немного, и он ударил бы её. Именно тогда Рогнеда поцеловала его. От этого порыва ей почему-то стало тяжело дышать, словно воздух стал до невозможного сжатым. Страх накатил на неё тугим облаком. Рогнеда вжималась в его губы, зажмурив глаза. В первое мгновение Роуман опешил, затем вжал сестру в стену, отвечая на её поцелуй грубостью. Они целовались, скрываясь в тени коридора и не говоря ни слово, словно прятались за кулисами дешёвой театральной постановки. Роуман напирал на неё, кусал, метался от губ к шее. Всё, что было в Рогнеде рационального, всё правильное призывало её прекратить то, что начала она сама. Девушка чувствовала брата всем телом, ей нравился пыл, с которым он изучал её, алчущую и податливую. Но Роуман сам отстранился от неё. Рогнеда, ещё чувствуя его на своих губах, со страхом заглянула в его глаза. Он окинул её взглядом, полным огня, и прошептал: «Грязная…». После этого он ушёл, оставив Рогнеду одну. Тогда-то она и осознала свою глупую ошибку. — Я не принимаю твою любовь, Рогнеда, — качнув головой, ответил Роуман. Он прошёл мимо стола, вычерчивая пальцем узор на его поверхности. В фургоне пахло сеном, и Роуман с видимым удовольствием втянул в себя этот запах. — Тогда зачем ты пришёл? — Ты нужна мне. Девушка всегда удивлялась тому, с какой лёгкостью Роуман прощался со словами. В этом был весь Роуман. Он мог всего лишь обронить слово, не придавая этому значение, а для Рогнеды это было равносильно проглатыванию лезвий. — Тебе нужна не я, — возразила она. Рогнеда так долго ждала, когда брат придёт за ней. И вот теперь, когда Роуман здесь, такой хладнокровный и бесстрастный, Рогнеде лишь хотелось, чтобы он исчез. Оставил её в покое, забыл о ней, дал возможность обрести свободу. — Тебе нужен хоть кто-нибудь, потому что всех близких людей ты уже исполосовал ножом, — с отвращением закончила сестра. — Ты чужой. Тебя не принимают Пожиратели смерти, в детстве ты всегда сторонился ребят с нашей улицы. Ты всегда считал себя лучше других. Девушка пристально изучала лицо брата, пыталась заметить, чувствует ли её брат хоть что-нибудь. Всё было тщетно. Роуман стоял, потирая запястье руки, с особой надменностью смотрел на неё. Рогнеда поняла: он видит в ней лишь ничтожность. От этой мысли ей стало не по себе, хотелось сейчас же броситься к нему, попросить прощения, заставить его изменить своё мнение на её счёт. Но другой голос твердил Рогнеде, что сейчас ей жизненно необходимо проявить стойкость. Но ради чего, сама не понимала. — Это всё? — его голос был холоден. Настолько, что он мог обжечь. — Ты должна быть мне благодарна, что сейчас ты стоишь здесь, что ты связываешь себя с этим ничтожным охотником, живя в этой нищебродской глуши, что ты дышишь тем же воздухом, что и я! — он кричал. — Разве ты не понимаешь, что ты обязана мне?! Это всё мое снисхождение! Казалось, прошло всего одно мгновение, но Роуман был перед Рогнедой, обдавал горячим дыханием, тёмными глазами осматривал её, пытался отыскать толику понимания на её лице. — Да что с тобой не так? Мы брат и сестра, — разочарованно произнесла она. — Ты моя, Рогнеда, — он выдохнул эти слова прямо в лицо сестре. — Запомни это. — Ты токсичен, — Рогнеда отстранилась от Роумана и направилась к выходу. — Ты красив, даже слишком. Но это всего лишь нелепая маска. На самом деле, стоит к тебе приблизиться — ты тут же сделаешь больно. И тебя уже не исправить, Роуман. — Ты не можешь исправить меня, потому что я не сломлен. Меня не нужно исправлять, понятно? Я — это я. Роуман сел на кровать. Он упёрся локтями в колени, запустил пальцы в густые смольные волосы и сцепил их в замок на затылке. Он утратил возможность нормально спать и питаться, постоянно думал лишь об одном человеке. Сколько раз он пытался быть нормальным? Пытался завести друзей, девушку? Должно быть, десятки раз. Но почему она? Почему какая-то девчонка, которую Роуман встретил совершенно случайно, которую он должен был убить сразу же, как только увидел, смогла посеять в нём зерно человечности? — Со мной что-то происходит, — его голос звучал приглушённо. — Кажется, я начинаю что-то чувствовать… Кажется, я начинаю любить. — Но ты не можешь, — Рогнеда грустно улыбнулась брату. — И поэтому я тебе не верю. С этими словами Сибелл вышла из фургона. На душе было скверно. Словно ножевое ранение, которое когда-то ей нанёс брат, вновь открылось и теперь сильно кровоточило внутри неё. Это была та боль, лечение которой Рогнеда не знала. В этот момент она ненавидела Роумана за то, кем он являлся, но больше всего ей хотелось избавиться от самой себя. Ведь она позволила себе оставить близкого ей человека, когда тот нуждался в ней. И Рогнеда действительно опасалась за эмоциональное состояние брата. Отдалившись от фургона на несколько шагов, Рогнеда позволила сомнениям вытеснить её решительность. Она резко остановилась, борясь с желанием вернуться обратно, приласкать Роумана и вымолить прощение. «Нет, Рогнеда, хватит», — твёрдо сказала девушка и стремительным шагом покинула поляну, где стояло прибежище Бо. Сам хозяин всё это время наблюдал за своей гостьей. Он стоял, подпирая плечом дерево, и слышал весь её разговор с братом. Сейчас Рогнеда выглядела испуганной, и Бо не понимал, как эта девчонка, для которой забота и любовь были необходимы наравне с кислородом, могла стать стражем, вырезающим целые поселения собственными руками. Когда он подслушивал, на моменте, когда в тоне Роумана Бо прочёл неподдельную угрозу, он хотел было ворваться в фургон и заставить подлеца выбраться вон. Но потом Бо убедил себя, что дела волшебника не должны касаться его — жителя Сумрачного леса, жалкого сквиба. Когда Бо вернулся в фургон, Роумана Сибелла уже не было. Мужчина скинул тяжёлую обувь и кожаную куртку, прошёл босиком к кухне, ощущая приятное покрытие пола грубыми стопами. Он открыл дверцу холодильника, взял оттуда бутылку дешёвого пива и, как обычно, задержался взглядом на фотографии щурящегося от солнца старика, воспитавшего его. — Здорово! — раздалось крикливое приветствие, когда с шумом в фургон ввалился паренёк пятнадцати лет. — Ушли? — с довольным оскалом поинтересовался он, оглядывая помещение. — Заходи, Джилл, конечно, — махнул рукой хозяин фургона, усаживаясь за обеденный стол. — Только захлопни ты уже эту дверь, паршивец. Цыган стянул с коротко стриженной головы шапку, смял её в руке и занял место напротив Бо. — Ну, рассказывай, — облизывая нижнюю губу, где было вставлено маленькое колечко, потребовал он. Отпив из бутылки, Бо с шумом вздохнул. Ему нравился этот мальчишка. Озорной и шумный, он всегда ходил в гости ко всем поселенцам, помогал по хозяйству, делился добычей с охоты. Бо был уверен, что Джилл будет первым, кто выставит собственную грудь для защиты их леса. Это вызывало неоспоримое уважение к Джилл. Но так же Бо понимал, что эта самая любознательность, которая вызывает у всех непринуждённую, лёгкую улыбку, может сильно подвести шалопая, может стать первой причиной его смерти. — А белобрысая где? Не вернётся, всё? Увёл браток? — Её зовут Рогнеда, Джилл, — усмехнувшись, покачал головой Бо. — Думаю, она придёт обратно через пару часов, а, может, и нет, — пожал плечом. — Женщины… Кто их разберёт? — Было бы хорошо, не появляйся она здесь. Сам понимаешь, Карла уже на седьмом месяце, скоро рожать, а как видит эту чертовку, смело разгуливающую среди шалашей — так сразу плохо становится. Потом её весь вечер травами отпаиваем, — с упрёком заметил Джилл. — Делать что-то надо, Бо. Никто здесь не одобряет её похождений. Гляди, кто-нибудь в следующий раз к тебе в фургон залезет, да ножом по горлу и полоснёт. Вот так! — Да знаю-знаю я, — на выдохе произнёс мужчина, потирая лоб. — Не могу выставить я её, понимаешь? — Что так? Любовь? — хохотнул парнишка, но, увидев задумчивое лицо собеседника, внезапно стал серьёзным и пожалел о собственном вопросе. — Ты меня пугаешь. Скажи мне сейчас же, что ты не влюблён в эту волшебницу, иначе я сейчас же разнесу всё здесь! — с явной угрозой потребовал он. — Да прекрати, — засмеялся хозяин. — Какая к чёрту любовь, Джилл? Разве она бывает? Точно не с Пожирателем смерти. Просто она оказывает услугу мне, — протянуто сказал он, — а я ей. Хочешь секрет, Джилл? Только никому. Тем более, беременной Карле. Лукаво улыбнувшись, мальчишка заявил: «Ты же знаешь, твой секрет — мой секрет, я, скорее, язык отрежу». И почему-то Бо действительно поверил ему. Он видел в нём надёжного союзника, несмотря на малое количество лет. Отставив бутылку на край стола, Бо пригнулся ближе, заглядывая в мутные глаза Джилл и сказал: — Рогнеда кое-что рассказывает мне про Пожирателей. Я выуживаю из неё информацию. Она мой источник. И очень глупо сейчас отворачиваться от такого шанса, сам понимаешь, — и дождавшись утвердительного кивка Джилл, Бо продолжил. — Никто не должен знать, почему я позволяю оставаться ей здесь. Никто. Иначе всё пойдёт прахом, вот увидишь. Рогнеда обо всём догадается. Всё это время, пока Бо говорил, Джилл ёрзал на стуле, облизывая колечко на губе. Тайна, в которую он был посвящён, возбудила в нём захлестывающие его чувства. — Ты же понимаешь, что это значит? — с надеждой во взгляде поинтересовался мужчина. — Мы отомстим каждому ублюдку за наших умерших людей, — тонким голосом ответил Джилл и, встретив одобрительную улыбку собеседника, добавил. — Мы зададим этим уродам жару.***
На следующий день. Дневной свет мирным потоком лился сквозь приоткрытое окно, волновал дешёвые занавески и заполнял всю комнату. Роуман не спал. Подмяв под себя одеяло, он сидел на кровати, с улыбкой наблюдая за спящей девушкой. Она едва посапывала, её веки беспокойно трепетали, а губы были приоткрыты. Странная сила, зародившаяся в животе, поднималась беспокойным желанием к грудной клетке, всё выше и выше. В какой-то момент Роуман не смог контролировать его: он протянул руку к щеке девушки и очертил скулу костяшкой руки. Светлые волосы, похожие на золотистую рожь, были размётаны по жёлтой подушке. Они отливали блеском, и Роуман жаждал опробовать их на ощупь. У Рогнеды волосы не такие. Блеклые, похожие на солому, они почти что всегда были стянуты в тугой хвост или заплетены в длинную косу, что сильно старило сестру. Роуману не нравилось это. — Доброе утро, — слабым голосом протянула Денна. Она улыбнулась, уткнувшись носом в подушку, и втянула побольше воздуха. Затем посмотрела на Роумана серыми, как туманное облако, глазами. Нет, Денна — это не она. Внезапно Роуман пожелал, чтобы вместо этих пустых глаз были немного раскосые, завораживающие глаза золотистого цвета. Удивительно, но глаза Рогнеды походили на растопленный мёд. — Как тебе спалось? — спросил юноша и придвинулся ближе к девушке. Денна приподнялась, из-за чего с её маленькой груди соскользнула простынь. Молодая кожа была настолько бледной, что хотелось дотронуться до неё, проверить, не мелована ли она. — Чудно, — выгнувшись и раскинув руки в сторону, Денна потянулась. Он смотрел на неё, такую живую и молодую, и, несмотря на свой шедший двадцать первый год, чувствовал себя самым настоящим стариков. Тогда Роуману показалось, что он никогда не сможет вновь стать таким же беззаботным. Они познакомились вчера вечером. Разгорячённый после встречи с Рогнедой, Роуман нуждался в том, чтобы вымести свою злобу, которая бурлила в нём и туманила разум. Он шагал по людным улицам, спрятав руки в мантии и сунув подбородок за высокой стоечкой воротника. — Простите, с вами всё в порядке? — раздался женский голос откуда-то справа. Это оказалась Денна. Она стояла у булочной, пряталась от лёгкого снегопада и, подставив раскрытую книгу под настенный фонарь заведения, читала её. Крамольная мысль осветила голову Роумана, заставила остановиться и с очаровательной улыбкой ответить: «Конечно же, нет. Разве я могу быть в порядке, когда такая прелестная девушка, как вы, позволяет себе томиться в одиночестве?». Уже тогда юноша понимал, что останется у неё на ночь. — Ты выглядишь так, словно не спал несколько суток, — заметила Денна, поправляя под собой подушку. Он и сам прекрасно знал, что выглядит, мягко говоря, помятым. В последнее время он мало ел и спал. Чаще всего он просто лежал на кровати в абсолютно темноте, не смыкая глаз. Что-то сильно тревожило его. И причину этого он ещё не смог определить для себя. — Ты когда-нибудь любил, Роуман? — бесхитростно спросила Денна, придвинувшись к спинке кровати. Любил? А что это значит? — Нет, — улыбнулся юноша, качнув головой. — Мне это чуждо. — Неправда, — с полной серьёзностью возразила девушка. — Думаю, ты очень нежный человек. И ранимый. Тебе нужно полюбить кого-нибудь, это сделает тебя счастливым. Любовь — это дар для человека, — она улыбнулась и положила миниатюрную ладонь ему на плечо. Денна была столь наивной, что Роуман не смог сдержать улыбки. На самом деле он понимал, что его истинный дар — это причинять людям боль. Но он не стал спорить с ней, а лишь задал ответный вопрос: — А ты влюблена? — Немного, — рассмеялась она. — Именно поэтому ты переспала со мной? — с вызовом поинтересовался Роуман. Указательным пальцем Денна приподняла подбородок Роумана и игриво взглянула на него. — Так, может, я влюблена в тебя. И ты влюбишься в меня тоже. — Любовь разрушает. И я слишком горд, чтобы допустить это, — проговаривая, Роуман с особым вниманием изучал лицо девушки. — Неправда, — Денна издала мученический стон. — Любовь делает нас сильнее. Неужели ты никогда не испытывал этого? — с сожалением спросила она. Непослушные волосы пышным облаком обрамляли её лицо. Гермиона смеялась из-за того, что Роуман изображал местного пьянчугу, просившего милостыню за углом. Её щёки пылали пунцом: то ли от смеха, то ли от сливочного пива. — Хватит молоть чепуху, — устало выдохнул он. Роуман поцеловал девушку. Грубо и с напором. Буквально впился в неё губами. Денне это понравилось: она издала стон наслаждения, обхватив ладонями лицо юноши. Роуман положил пятерню ей на живот, и от горячего прикосновения девушка выгнулась под ним, лаская широкую спину. Он провел дорожку из прикосновений от пупка до ключицы, оторвался от её губ, поцеловал округлую грудь девушки. Денна расхохоталась, ей было вовсе не страшно от такого рвения Роумана. Напротив, она хотела, чтобы он продолжал. Оторвавшись от её тела, юноша взглянул на неё исподлобья, на её угловатый подбородок, на родинку у виска, на взъерошенные пшеничные волосы… Как же она была похожа на Рогнеду. Роуман обхватил тонкую, хрупкую шею Денны, вновь поцеловал её, укусив за губу. Девушка была такой податливой, такой покладистой, что Роуману в этот момент стало даже её жаль. Такая юная и непорочная, она изгибалась под ним, как кошка, она прерывисто дышала, обдавая его кожу горячим воздухом. Денна жаждала большего, она желала повторить эту ночь. Ей хотелось, чтобы парень изучил все сокровенные места. Он обладал столь всеобъемлющей властью над ней, что Денне хотелось безукоризненно повиноваться ему — исполнить любую его прихоть. Тем временем, Роуман, не прерывая исступлённый поцелуй, усилил хватку на шее девушки. Лёгкая тревога сильно уколола Денну внутри, но то было всего лишь мимолётное чувство, которое внезапно сменилось удовольствием, когда Роуман проник в неё, с дерзостью и без какой-либо нежности. Всё это было новым опытом для девушки, и жадное любопытство горело в ней мирным огнём. Но Сибелл перестал целовать её. Более того, он сидел на ней, вжимая Денну в кровать. Роуман уже двумя руками сжал её шею. Было тяжело дышать. Мелкая опаска, зародившаяся где-то в животе, переросла в болезненный скрёб. Денна обхватила его запястья, тщетно попыталась ослабить мужскую хватку. Она брыкалась, извивалась под ним, в надежде сбросить с себя психопата. Но Роуман надёжно вцепился в неё, перекрывая кислород. Его длинные пряди свисали, отбрасывали на лицо мрачную тень. И он более не походил на человека. Это был настоящий ворон. Ворон, жаждущий последнего вздоха своей жертвы. Девушка безрезультатно хлестала Роумана по лицу, дёргала его за волосы. Ногтями она вцепилась ему в щёки. В какой-то момент Роуман ослабил хватку, и девушка ощутила обезоруживающее облегчение, которое сменилось жгучей болью на скуле. Сибелл дал лживую надежду, когда сам отстранил одну руку, чтобы влепить затрещину Денне. Ему не нравилось, что она сопротивлялась. Сиббел видел, как в глазах Денны, этой милой, по его мнению, девушки, ещё плескалась готовность бороться. Он ещё ощущал надежду, которая с каждой секундой увядала. Денна открывала и закрывала рот, она пыталась произнести что-то, но из груди раздавались лишь всхлипы. Из округлённых от страха глаз посыпались слёзы. Её красивое бархатное лицо стало пунцовым. Чувствуя, как последние секунды жизни покидают её, впитываются в него самого, Роуман видел перед собой не Денну, а Рогнеду. Такую грязную и непокорную, за привязанность к которой сильно корил себя. Роуман чувствовал пульсирующую в нём власть. Силу, что позволяла ему контролировать жизнь другого человека. Внезапно Денна обессилила. Её рука, которой она вцепилась ему в волосы и попыталась оттянуть голову назад, скользнула вниз, задев щеку, и упала на постель. Девушка уже не сопротивлялась. Её грудь перестала вздыматься. — Не стоит бояться меня, сестрёнка, — Роуман склонился над мёртвым лицом девушки, осмотрел его и поцеловал в лоб. Роуман сел на край кровати и спрятал лицо в ладонях. В этот момент он ощутил колоссальное облегчение, и через некоторое время в комнате раздались тихие всхлипы. Первый ноябрьский снег мирно падал на продрогшую землю за окном. Пятилетняя девочка бежала по улице за своим щенком. Продавец книжной лавки искренне радовался подступающей зиме. И в этот день Роуман Сибелл убил свою очередную жертву. Теперь ему стало лучше.