***
Следующим утром, прямо на лекции по медицине, получаю от неё смс: "Юль, выручай, сегодня нужно забрать результаты анализов после обеда, а у меня с учёбой завал! Не успеваю! Сходи в диспансер, забери мои бумажки — тебя же там знают! И Динке передай, что наша физ-ра сегодня отменяется. Пусть порадуется!". Ну спасибо, подруга. Хочу написать ей в ответ что-то ласковое, но не успеваю. — Всем, кому содержание их мобильных телефонов интереснее лекции, сообщаю: вас здесь никто не держит. — Лоренц себе не изменяет. Буркнув дежурное "извините", прячу телефон в сумочку. Глаз не поднимаю. Весь этот бред про "людей и роли" реально работает, по крайней мере он сам в него свято верит. И в данной аудитории, кажется, уже все уверовали. На его лекциях абсолютная тишина, порядок и полная посещаемость. И я дрожу здесь, как мышка, а не здесь, не в стенах университета, он заставляет меня дрожать ещё сильнее. — Юлия, я всё ещё с вами разговариваю! Неужели он от меня ещё не отстал? Поднимаю глаза — так и есть: смотрит в упор, на лице ни единой эмоции. — Вам неинтересна тема лекции, или вы считаете, что и так уже всё знаете? Тогда, может быть, расскажете всем присутствующим о том, например, куда следует девать руки в случае, если сход снежной лавины неизбежен, а вы находитесь на открытом склоне без возможности укрыться? И да, тыкать в экран телефона — неправильный вариант ответа. По помещению разносятся редкие смешки. Динка с силой сжимает мою коленку под столом. За что он так со мной? Мстит за что-то? Или просто издевается? — Нужно закрыть руками нос, — бурчу я. — Интересная версия. И зачем же? Почему бы глаза и уши заодно ими не закрыть? — Закрыть нос и рот, плотно сложив ладони так, чтобы внутри оставалось свободное пространство. Для того, чтобы снег не забился в дыхательные пути. Затем пригнуться. Когда лавина сойдёт — начинать копать руками, разгребая снег от себя, освобождая сначала лицо, затем копать дальше, пока не выберешься... Не верю глазам, но он тепло улыбается. Особенно тепло, если учесть, что явственно представляя себе снежные склоны, я сама уже чуть ли физически не промёрзла. Так тепло, что кажется, растаял весь зал. — Спасибо, Юлия, за ваше небезразличие к предмету. Но телефон всё-таки лучше держать в сумочке. На моих занятиях — точно. Он продолжает лекцию, забыв про меня, оставив эпизод позади, и только сейчас я понимаю, что от Динкиной хватки у меня на колене сто процентов останется пятерня из синяков. Обрадовав подругу тем, что сегодняшний день после лекций у неё свободен, отправляюсь домой. Принять душ, пообедать, успокоиться... Как не хочется больше никуда сегодня идти, но Марусю подвести я не могу.***
— Здравствуйте! Врываюсь в регистратуру диспансера, хочу поскорее забрать Марусины бумажки, чтобы освободить себе остаток вечера. Алисия, бессменный администратор, радушно улыбается. За годы своей спортивной деятельности я уже успела всем здешним сотрудникам глаза намозолить, так что практически с каждым мы на короткой ноге. — Юля? Привет! Ты же уже прошла комиссию, к тому же Алекс прислал разнарядку, и ты к ближайшим соревнованиям не допускаешься. — Знаю, — я чуть погрустнела, обидно слышать "не допускаешься" от постороннего человека, но ерунда это всё. — Меня Маруся попросила результаты анализов забрать, сама она занята сегодня. Кровь и моча кажется, может ещё ЭКГ — я точно не знаю, что там у неё. Не посмотрите? Алисия сокрушительно покачала головой, но тут же её лицо смягчилось, и она удалилась вглубь своего служебного помещения, откуда и продолжила беседу: — Посмотрю, что же делать. Не положено вообще-то, все справки лично в руки выдаются, но так и быть... Подружки-драчуньи. Так, всё верно, три результата пришло. Она вынесла три бумаги и отдала мне их в руки под подпись в журнале получения. Смотрю в справки и мало чего понимаю. — А с анализами, надеюсь, всё в порядке? — Это не мне решать, это терапевт должен посмотреть, сравнить с предыдущими по личной карте и проставить штампы допуска. — Как... терапевт? — Ну этот, Лоренц, который Роксану замещает. Он кстати ещё здесь вроде — иди скорее, может его застанешь! — А без него никак нельзя? Раньше же... — Раньше было раньше, а сейчас все справки через врача верифицируются только. Иди давай, там очередь, как бы ты не опоздала — он до пяти, а сейчас уже почти четыре! В коридоре возле кабинета Роксаны действительно уже ждут несколько человек. Кажется, девочки-гимнастки, у них значит тоже соревнования на носу. Беру талончик в автомате и занимаю свободный стул. Ох, и не нравится это мне. Зная Лоренца, он ещё, чего доброго, чужие справки мне не проштампует. Да и вообще... После того инцидента в коридоре мы с ним один на один не пересекались. После меня никто не занимал — наверное, Алисия перестала пускать людей к терапевту в связи со скорым окончанием рабочего дня. Девчонки заходят в кабинет по одной и, выходя, делятся впечатлениями с подружками. Внимательно прислушиваюсь к их разговорам — вдруг промелькнёт что-то интересное, но ничего... Кажется, на большинство людей Лоренц производит исключительно сухое впечатление. "Есть люди, а есть роли"... Ещё один "актёр" на мою голову. Потерявшись в мыслях, не замечаю, как остаюсь в коридоре одна. Надо встать и зайти внутрь. Продолжаю сидеть. Редкостная трусиха! Вдруг дверь кабинета открывается, из неё выходит сам доктор, уже без халата — по всему видно, что он собрался домой. — Юля? Ты что здесь делаешь? — Мне нужно три штампа проставить! — на одном дыхании выпаливаю я и чересчур активно трясу справками в воздухе. — Заходи. Почему раньше не зашла? Пять часов уже... — Извините, не хотела вас задерживать. Я ненадолго, — просачиваюсь внутрь вслед за ним, прохожу в центр комнаты, к столу, и слышу, как за моей спиной дверь запирается на ключ. — Можешь и подольше задержаться — пять часов, я уже не на работе. Технически меня вообще здесь нет, — с этими словами он снимает пальто и перекидывает его через спинку рабочего кресла. Делаю вид, что не понимаю, о чём речь. Кладу бумаги на стол, а сама присаживаюсь на краешек стула. — Можешь на кушетку сесть, — говорит он, с удивлением разглядывая справки. — Зачем... на кушетку? — Там удобнее. Ну давай же, — он поднимает на меня глаза и торжествующе улыбается. Не двигаюсь с места, лишь продолжаю наблюдать за ним. — А справки-то не твои! Это ещё что за дела? Уже не собралась ли ты по чужим документам... — Нет! Это для моей подруги! Она на соревнованиях выступает, а я секунданткой буду. Она попросила меня забрать результаты анализов. Пожалуйста... — Ну ладно. Он открывает рабочий компьютер, долго и сосредоточенно изучает Марусину карту, сопоставляет результаты анализов с предыдущими показателями. — Анализы хорошие, так и быть, поставлю печати. Допускается твоя подруга. Но в следующий раз пусть сама приходит. А ты — не ревнуй. Глупая. Что? Так он подумал, что я сама напросилась сюда прийти? Да ещё под таким постыдным предлогом? Лицо моё вспыхивает от негодования, что, естественно, не ускользает от его внимания. За окном почти стемнело, но свет он не включает, пространство кабинета освещается лишь сумрачным догоранием дня вперемежку с зажигающимися уличными фонарями из окна да холодным голубым свечением экрана компьютера. — Ну что ты, обиделась? Бедная моя, — он подходит вплотную ко мне, сидящей на стуле, отчего мой нос оказывается на уровне его паха. Вот теперь стало по-настоящему страшно. — Прости меня, — он вдруг берёт мои ладони, заставляя подняться, и ведёт к кушетке. Мы усаживаемся рядом, и тут же я оказываюсь в его объятиях. — Ты почему всё время боишься? Я же обещал, что не сделаю тебе ничего плохого, — он ещё сильнее прижимает меня к себе, поглаживая при этом по волосам, плечам, спине. — Как поверить? Вокруг одно зло. Любой может оказаться зверем, — вдруг вырывается у меня наболевшее. — Кто-то конкретный тебя обидел? — Нет, — вру я. — Милая девочка... Как же тебе помочь? Он осторожно отстраняет меня, укладывая на кушетку так, что только ноги мои остаются за её пределами. Стягивает с меня куртку, затем свитер — они отправляются на то же кресло прицельным броском. Слегка задирает мою футболку, оголяя живот, и долго, мягкими круговыми движениями водит по нему своими ладонями. От этого я вся напрягаюсь, заставляя мышцы пресса отчётливее проступать под кожей. Он льнёт к животу губами и покрывает кожу вокруг пупка лёгкими сухими поцелуями. Прикрываю глаза, а руки закидываю за голову. Как это странно, и как хорошо... Мне вдруг захотелось перестать трястись и отдаться, наконец, этому чувству, хорошему чувству. За всплеском слабости следует немедленно пробудившееся чувство вины. Будто бы я делаю что-то порочное, то, чего нельзя делать, то, что меня погубит. Но слабость снова берёт своё — и вот уже я мысленно себя убеждаю, что ничего я не делаю, то есть вообще ничего, лишь полулежу на кушетке, отдавшись чужим рукам. А тем временем его руки поднимаются выше, задирая футболку до уровня груди. Случайно или нет, но он задевает пальцами чашечки бюстгальтера, заставив их содержимое слегка колыхнуться. Ещё через секунду его лицо оказывается на моей груди. Нет, он не снимает лифчик, лишь осторожно отодвигает чашечки и, один за другим, начинает ласкать соски, сперва легонько их целуя, затем облизывая, потом покусывая, после — посасывая. Знакомое ощущение налитых оловом грудей возвращается, это чувство сродни внутренней щекотке. Я запрокидываю голову назад, подав грудь вверх, под его ласки, а с губ моих срывается неожиданный, неудобный стон. От внезапности собственной реакции открываю глаза, и вижу его улыбку прямо перед собой. Опираясь на локти, он льнёт к моим губам, не переставая улыбаться. Он жуёт их, с силой оттягивая нижнюю, почти больно, но не совсем. Чувствую себя безвольной куклой, которую вот-вот съедят, дурацкое сравнение, но что ещё более дурацкое во всём этом, так это то, что я не хочу, чтобы он останавливался. Вдруг он встаёт на ноги, чтобы тут же склониться надо мной и в пару движений расстегнуть мои джинсы. Они узкие, снимаются буквально со скрипом, тем не менее Лоренц стягивает их, сперва предусмотрительно меня разув, и джинсы отправляются вслед за прочей одеждой на кресло. Не медля, он стягивает и мои трусы, так быстро, что я едва ли соображаю, что происходит. Оставив меня лежать в недоумении, смятении и полностью беззащитной, он перекидывает мои ноги по обе стороны кушетки, а сам устраивается у её изножия. Уже сидя на полу на коленях, он подхватывает под колени меня и притягивает к себе так, чтобы моя обнажённая промежность оказалась у самого края. Я смотрю на его невозмутимое лицо расширившимися от ужаса и чего-то ещё глазами, и лишь слышу: — Не бойся, я не сделаю тебе больно. Это действительно не больно. Он проводит языком снизу вверх два раза, не сильно, без нажима; я остро чувствую стыд, но не могу не отметить, что моё тело при этом с готовностью поддаётся неведомым доселе ласкам. Низ живота наполняет всё та же щекотка, что и в груди, и я понимаю — если он сейчас остановится, то мне придётся умолять его продолжить. Это крах. С силой стискиваю челюсти и зажмуриваю глаза, а его ласки становятся всё более настойчивыми: он вылизывает меня со всей тщательностью, проходясь кончиком языка между губами, описывая круги вокруг набухшего клитора, даже немного проникая вглубь, в нетронутое моё нутро... — Вот видишь, ты мокренькая уже. Хорошая, чистая девочка. От жуткой пошлости его слов мне становится ещё хуже, и при этом я возбуждаюсь ещё сильнее. Пусть ласкает меня языком, словами... Делаю усилие над собой, приподнимаюсь на локтях, чтобы видеть его. Он ловит мой взгляд, снова улыбается, и возвращается к своему занятию. Надавливает языком всё сильнее, я слышу хлюпанье, чувствую, как его слюна смешивается с моей смазкой, и эта тягучая смесь равномерно распределяется по всем закоулкам моей промежности ловкими мазками его крепкого языка. Вдруг он вводит два пальца внутрь, совсем не глубоко, я протестующе дёргаюсь, но он кладёт свободную ладонь на самый низ моего живота, как бы успокаивая, слегка надавливает, ладонью — вниз, а пальцами изнутри — на какую-то точку сверху от входа. Беспомощно откидываюсь назад, ловя набирающую силу пульсацию где-то там, внутри. Он убирает ладонь и возвращает свой рот к сочащемуся лону. Теперь он уже нежно водит языком вверх-вниз, не извлекая пальцев из меня. Четыре движения языком, два пальцами — периодичность, как при реанимационных действиях, и моё сердце завелось, как бешеное. Я уже не подавляю стонов, выцеживая их сквозь зубы, пока, наконец, меня не накрывает волной сладких судорог. Моё безвольное тело беснуется на кушетке в хаотичных рывках, пока не утихает, обмякнув в тихой истоме. Открываю глаза, не в силах шелохнуться. А он всё улыбается. Берёт со стола пару бумажных салфеток, вытирает меня, как маленькую, натягивает трусики, затем подаёт руку и помогает сесть. Мне не хочется ничего говорить, но я знаю, что это было бы не совсем честно. — Спасибо, — шепчу пересохшими губами. — Тебе спасибо, — он нежно, поверхностно целует меня, и я не чувствую отвращения, хотя его губы ещё хранят на себе мой собственный вкус, — стоять сможешь? Какой странный вопрос. Поднимаюсь на ноги — а стоять и вправду тяжело! Конечности так слабы, а голова кружится. Немного отхожу от этого небывалого состояния и спешно одеваюсь. — Ступай, — он отпирает дверь ключом, — и справки свои не забудь. Дверь захлопывается за моей спиной, я мышкой прошмыгиваю по пустым коридорам, мимо регистратуры — Алисии уже нет — и выбегаю на улицу. Зайдя за угол, смотрю на проштампованные Марусины справки в своих руках. Я больше никогда не буду прежней.***
Тилль: Привет, Диночка! Ну как на новом месте? Освоилась уже? Дина: Привет! Да, кажется, городок у вас интересный. Только вот мне всё так же одиноко... (cтрадай, Дина). Тилль: Ну ты же молодая совсем! К тому же красотка! Что-то мне подсказывает, что недолго тебе скучать в одиночестве (смайлик с подмигиванием) Что-то мне подсказывает, мудак, что недолго тебе разгуливать на свободе да девок портить! Дина: (смущённый смайлик) Тилль: Если что — могу помочь! Ни хрена себе! Прямо в лоб! Совсем ничего не боится... Дина: (удивлённый смайлик) Тилль: Я мог бы показать тебе город, всякие интересные места. Я хороший проводник! Кто-кто? Проводник? Уж в этом я не сомневаюсь. Проводник молоденьких девочек на тот свет... Я закипаю. Так, собраться, тряпка, взять себя в руки. Дина: Хорошая идея. Может быть, как-нибудь... Тилль: Я не настаиваю! Пиши, если решишься! Дина: Хорошо, я подумаю! Уж я-то подумаю. Обсужу с подругами. А потом, проводник, тебе конец.