История одного гея

      ― Все свободны, ― эти желанные слова разнеслись мелодией по помещению, заставляя студентов срываться с места, одним рывком скидывая разложенные еще в начале пар принадлежности в сумку.       Все куда-то спешили, скорее даже не так… Все спешили покинуть ненавистные стены универа, уйти подальше от такого привычного запаха книг, столь же ненавистного запаха чьих-то духов, запаха хлорки, доносящегося из туалетов и странной вони витающей по коридорам рядом со столовой.       ― Юрий, задержись, сейчас подойдет мой сын, ― хватая меня за плечо, буквально в метре от выхода, преподаватель развернул меня к себе, сузив карие глаза, ― или ты передумал?       ― Что вы, конечно же нет, ― как можно передумать, когда на кону твоя зачетка и то, что в ней будет поставлено? Безысходно выдыхая и поправляя спадающую сумку с плеча, я глядел в след последнему выходящему человеку из аудитории ― Мише. Тот, в свою очередь, показывал что-то на пальцах, в итоге все-таки выйдя за порог комнаты.       ― Ну, крепись, сын пришел, ― похлопав меня по плечу, Анатолий спешно схватил свой портфель со стола и быстро, не успев я пикнуть, покинул так же, как и все остальные, эту ужасную аудиторию, попутно успев впихнуть паренька в проем.       Наступила тишина.       Передо мной в синих джинсах и белой толстовке стоял парень лет семнадцати. Маленький, хрупкий, даже с избыточной худобой, большими янтарными глазами и темными, как воронье перо, волосами. Пухловатые губы, заметная родинка надо ртом и прямой нос с высокими скулами нисколько не делали его брутальным, таким, каков был его отец. Напротив, это все придавало ему женственности и, хотя волосы были коротко отстрижены, он создавал впечатление, даже не знаю какие правильно подобрать слова, как правильнее описать то чувство, когда видишь что-то подобное. Как правильно называть таких людей?       ― Ну, привет… ― о, чертова бабушка, у него даже голос нежный и звонкий, под стать девчачьему. Да что это за парень-то такой?       ― Эм, да, здравствуй. ― Если сказать, что я чувствовал себя неловко ― значит, ничего не сказать. От него исходила аура смущения, заражая меня, подхватывая и переманивая на свою сторону.       Никогда бы не подумал, что у Толика есть сын, да еще такой…       Отвлекаясь на собственные размышления, я уже почти перестал замечать мальчика, который так усердно сверлил меня своими глазами.       Сегодня был солнечный день, не смотря на то, что на дворе стояла лютая зима. Окна аудитории были изрисованы снежными узорами, извиваясь и стараясь проникнуть своим холодом сквозь мешающее стекло, эти маленькие отряды снежинок умудрялись все же пробиться сквозь оконную раму, делая помещение прохладным. Было даже слишком зябко, когда ты вот так, без движения, стоишь и лишь размышляешь. Становилось почему-то тоскливо, как будто этот холод проникает не только в помещение, но еще и в тебя, куда-то глубоко, где просто так не согреть.       ― Замерз? ― едва уловимый запах мяты приятно манил, а сладостный, знакомый голос, заставлял умиленно жмуриться, как мартовский кот. Тепло охватывало меня за талию, прижимаясь к груди и что-то нежно нашептывая мне в ямку на шее.       Стоп-стоп. Что это?       Удивленно раскрыв глаза, я посмотрел на себя, чуть выше, поймав невинный взгляд сына Анатолия. Он, как кукла, без особых эмоций, смотрел на меня снизу вверх, продолжая прижиматься всем телом. А я чуть было сам не обнял это самое «тепло», за которое принял мальчика. Скорее всего, он бы меня не так понял, посчитав, что я неправильный. Хотя все ведь не так… Я завязал.       ― Эй, что ты делаешь? ― отцепляя, именно отцепляя от себя этого ребенка, я помотал в разные стороны головой, чтобы отогнать старые воспоминания, где я, скажем так, был чересчур импульсивным подростком с голубыми нотками в восприятии.       И зря говорят, что гей ― это диагноз, который никогда не исправить.       ― Грею, ты сам попросил, ― передергивая худощавыми плечами, этот малец, достающий мне ростом до шеи, усмехнулся так, что это выглядело ужасно пошлым.       ― Не было такого! ― сморщившись от этой гадкой улыбки и стряхивая с себя невидимую пыль, я поправил ворот синей рубашки, вновь глянув на мальчика, - хотя бы имя свое назови!       ― О, так я тебя заинтересовал?       ― Милый, чтобы меня заинтересовать, надо иметь, как минимум, грудь второго размера и быть симпатичнее чучела, как максимум, еще и внутренний мир, ― я был немного сбит с толку, но показывать это особо не хотелось. Какой-то странный у нас разговор выходил с этим, как я уже понял, не невинным и милым парнем, а особо опасным человеком.       От него прямо-таки стало разить этой самой опасностью, заставляя все мои органы чувств напрячься и вопить о грядущей угрозе.       ― Так все можно исправить. Грудь? Вата, носки, что там они еще используют ― в помощь. Мне кажется, что я намного красивее чучела, да и в твоем вкусе, а внутренний мир у меня огромен, хочешь, проверим? ― снова потянувшись руками к моей талии и сверкая недобро глазами, безымянный мальчик напомнил мне одного человека… Меня.       Будучи старшеклассником одной из гимназий моего города, я вел себя точно так же. Вешался на всех парней подряд, и неважно было, что после они меня били. Я просто хотел найти одного единственного. Хотел найти того, кто так же не будет скрывать своей ориентации, но, увы, все время огребал от представителей мужского пола. После случилось нечто, что заставило меня измениться. То, что перевернуло мое сознание, долго мешая очухаться от перенесенной боли и так же долго давая осознание того, что я больше не гей и никогда им впредь не буду. Нечто, заставившее меня переехать в другой город, навсегда забыв о прошлом.       ― Так, ― оттолкнув, наверное, слишком небрежно, неизвестного назад, я нахмурил брови, дабы придать себе грозный вид, ― что ты себе позволяешь? Я согласился на одно свидание и то, из-за зачета, все ясно? Я не интересуюсь парнями, так что прекрати вот это все, ― помахав руками в воздухе, обрисовав красочно пару действий, я с неким облегчением выдохнул.       Надеюсь, что до него дойдет.       ― Ом, так ты теперь скрываешь свою ориентацию? Год назад ты был не таким, нет, ― изогнув тонкую бровь в ироничном удивлении, мальчишка сделал шаг назад, поклонившись мне до пола, ― хочу представиться… Мое имя Максим, а вот фамилия… Самойлов. Ничего не напоминает? Да-а, как только я вошел в аудиторию, я сразу тебя узнал. Ты все такой же. Эти рыжие волосы, зеленые глаза. Ты вырос, так непривычно смотреть на тебя снизу вверх, ты бы знал, как меня это бесит, ух.       Он улыбается, а я не могу. Не могу выдавить улыбку, получается лишь кривая линия… Самойлов – эта фамилия, которая навсегда останется в моей памяти. Сейчас меня не заботило, почему у учителя и его «сына» разные фамилии, почему они не похожи и почему именно этот человек оказался тем самым Максимом… тем самым, которого я так долго забывал.