История одного гея

      Что-то мягкое касалось моей руки, сжимало ее, перебирало пальцы. Снова мое «тепло»?       Как давно я не ощущал чего-то подобного. Как давно, как сегодня, не проводил время…       Наверное, покидая свой дом, настоящий дом, я оставил там счастье. Оно свернулось в комок в углу моей комнаты под рабочим столом и, сонно жмуря глаза, все-таки уснуло.       Странно, я не ощущал такой опустошенности до сегодняшнего дня. Меня, если быть честным, мало что заботило. Друзья были вовсе не друзьями, а, скорее всего, очередными знакомыми. Они то появлялись, то уходили. Кто-то старался задержаться подольше, такие, как Миша. Но были и те, кто уже через три дня бежали от моего общества. Вообще, если быть откровенным, не ожидал, что буду рад видеть этого маленького паршивца. Даже не мог представить, что гнев и отвращение сменится некой лаской и заботой. Давно я не волновался за людей, которые просто переходят дорогу. Вот что в этом такого? Ну, переходит он на зеленый свет по пешеходу… Но нет же, я, как ненормальный, хватаю за руку и перевожу, слушая в свой адрес всякие гадости.       То чувство, давно забытое чувство ответственности за Макса, вновь возродилось. Ощущаю себя его старшим братом…       ― Юр… Юра, открой глаза. Ты меня слышишь? Юра, ― что-то без устали стало трясти меня за руку, вытаскивая откуда-то из глубин собственной нирваны.       ― М-м, ― голова резко заболела, а к горлу подступила тошнота. Было ощущение, что я ожил, и все органы резко заработали, заставляя меня на минуту зависнуть.       ― Живой… Он живой, ― на мою грудь упало что-то тяжелое, мешая нормально дышать, пришлось открыть глаза. Резкий свет заставил тут же сомкнуть сенсорные органы. Перед глазами все еще блуждали белые пятнышки на фоне черного омута. Немного жгло глаза, заставляя жмуриться.       ― Живой… ― мой, почему-то хрипловатый голос, разнесся по комнате, заглядывая в каждый уголок.       ― Прости, мне надо было остановиться, Ри, я не хотел…       ― ... не зови меня так, ― снова за старое. Ну, вот зачем он вновь произносит мое имя так, как раньше. Зачем он каждый раз напоминает мне о прошлом.       Нас много связывает, но и многое отдаляет. Мы многое нашли, но и многое потеряли. Нам не суждено, я это знаю, снова стать семьей, как раньше, когда Макс сидел у наших ног, смотря телевизор, а мы, позади, сидели с Лео, напоминая чем-то женатую парочку. Это были потрясающие дни, да, потрясающие.       ― Почему? Почему ты не хочешь посмотреть на меня? ― его голос сорвался на крик.       ― У меня болят глаза. Макс, послушай, я провел с тобой день ― можешь идти.       ― Ты у меня дома, ― я невольно, скорее, из-за интереса, открыл глаза, все так же жмурясь от света. Так, стоп, если я дома у Максима, а то, как я сюда попал ― я узнаю немного позже, то тут, в этом самом доме, может быть и наш горячо любимый Анатолий.       Наконец прозрев и уже свободно разглядывая помещение, я не без восхищения ахнул.       Огромная комната, уставленная именно так, как я всегда мечтал, будучи подростком: постеры на стенах, маленький, с виду удобный диванчик перед плоским экраном телевизора. Письменный стол в углу, на котором удобно располагался компьютер. Колонки в верхних углах комнаты и кровать около пластикового окна, на которой, как я понял, лежал я.       ― Так как ты меня сюда донес? ― отрываясь от разглядывания мечты моего детства, я серьезно посмотрел на друга.       ― Поймал такси, а до дома так дотащил, ты, кстати, не такой и хрупкий, каким кажешься с виду, ― бурча себе под нос, мелкий скрестил руки на груди.       ― Никто не говорил, что будет легко, ― пожав плечами, я поднялся на локтях, принимая вертикальное положение.       Эта комната, чем-то, сам не понимаю чем именно, напоминала мне комнату Лео, в которой мы частенько закрывались, и… Что-то за сегодняшний день мне часто все стало напоминать прошлое.       ― Мы одни…       ― ... и что? ― удивившись, искренне удивившись, я посмотрев на Максима, свесив ноги с кровати, едва касаясь ступнями прохладного паркета.       Меня тяготило то чувство, которое преследовало с самого обеда. Этот непонятный взгляд мальчишки, которым он буравил меня с самого первого момента встречи. Мне становилось не по себе, нечто подкатывало к горлу, не давая говорить.       ― Ты обещал, помнишь? Что когда ты расстанешься с… Леоном, то посмотришь на меня, попытаешься заметить… забыл? Да как ты мог! ― зло глянув на меня этими желтыми глазами, как никогда ранее он не смотрел, мальчишка толкнул меня, заставляя соприкоснуться спиной со стеною. Было немного больно. Все же, когда подоконник радушно принимает часть вашего затылка своей твердостью ― никогда не бывает приятно, ну за исключением… Если вы мазохист и вам нравится биться головой о пластмассовые подоконники.       ― Блять, ты что творишь? ― сморщившись от растекающейся волны жара по коже головы, я уперся руками в матрас кровати, слегка сжимая меж пальцев ткань простыни.       ― Что я творю? Это что ты творишь? Ты меня не узнал, держишься со мной, как с каким-то левым. Игнорируешь, подавляешь… ты совсем не изменился!       ― А что я должен был сделать? Ты вваливаешься в мою жизнь, пристаешь, флиртуешь, потом, как ребенок радуешься простым каруселям, потом заботишься, волнуешься и все в один день! Что я, мать твою, должен сделать?       ― Да поцеловать меня, дебил! ― и он, склонившись к моему лицу, мягко коснулся моей щеки своими губами, ― я знаю, что тебе нелегко, знаю, что ты меня не любишь, но. Я добьюсь тебя, слышишь? ― ошарашено смотря на мальчика, я понял одну важную вещь: надо мотать отсюда, срочно и желательно беспромедлительно бежать.