***
Примерно за два месяца до внезапного наступления дарийских войск в Ассавире произошло нечто из ряда вон выходящее, а именно — мятеж, увенчавшийся арестом коменданта города-крепости, Арая Блэкхарта, и воцарением группы повстанцев во главе с министром культуры Джедалом Икерийским. Данному событию предшествовала цепочка других, не менее серьёзных происшествий. Дело в том, что хоть официально правителем Северной империи являлся Адриан Экарионте, реальная власть в государстве принадлежала его любовнице, главе разведки Сехурце, Фредерике Блэкхарт. Именно благодаря ей северяне одерживали блистательные победы в войне с Дарией и даже сумели склонить на свою сторону обладателей самого мощного флота в мире — морскую державу Светломорье. Однако в самый разгар боевых действий марионеточный император вдруг решил избавиться от влияния фаворитки и санкционировал её арест. Подобный поступок был бы полным безумием, если бы в стране не действовала ещё и третья сила в лице с виду неприметного министра культуры. До определённого момента он не вызывал ни у кого никаких подозрений, оставаясь обыкновенным чиновником без собственного мнения, но именно он поддержал Адриана в его действиях. В день ареста Фредерики Блэкхарт во всех североимперских газетах появилась компрометирующая её информация, согласно с которой глава Сехурце лично отдала приказ об убийстве своего предшественника, а до этого — министра финансов Анубиса де Нуара, народного любимца и просто всеми уважаемого человека, заложившего в своё время основы экономики империи. Также пресса активно вкладывала в головы масс мысль о том, что госпожа Блэкхарт — коварная узурпаторша, вражеская шпионка, засланная с целью контролировать законного правителя. Журналисты припомнили все поражения и неудачи председательницы разведки, а её успехи сознательно преуменьшались и замалчивались. А когда министр юстиции Виктория Цезарь вмешалась в конфликт и публично подчеркнула последние достижения Северной империи, напомнив кому именно северяне ими обязаны, Джедал Икерийский незамедлительно приписал их Адриану, заверяя общественность в том, что никакой заслуги любовницы руководителя страны в этом нет. Сама же Фредерика никак не ожидала подобного удара, поэтому совершенно не была готова к такому развитию событий, тогда как её противники продолжили действовать, не давая теневой императрице опомниться: так, отец арестованной, известный полководец, успешно державший оборону Ассавира, сам был помещён в тюрьму, а министр культуры, недолго думая, занял его место, попутно убедив императора в качестве превентивных мер отправить за решётку всех, кто мог хотя бы сочувствовать опальному лидеру спецслужб. В числе неугодных оказались министр юстиции, министр транспорта, министр здравоохранения, министр внутренних дел и некоторые генералы, на места которых были немедленно назначены верные Джедалу люди. В Сехурце также были проведены чистки. Министр иностранных дел и министр финансов предпочли занять сторону императора в данном вопросе. Однако министру транспорта, Моссию удалось бежать. В своё время он был торгассой* и скрываться от преследователей умел как никто другой. Понимая, что внутренние распри пойдут только на пользу дарийцам, бывший спекулянт отправился по стране в поисках единомышленников, а пока он их искал, Джедал Икерийский безбожно разрушал всю строжайшую военную дисциплину в Ассавире. Министр культуры не воспринимал обескровленную вражескую армию всерьёз и не ожидал от них никакого подвоха. Но на случай непредвиденных обстоятельств рассчитывал посопротивляться для виду, а затем спокойно сдать город врагу. План коварного чиновника оказался предельно прост: Фредерику Блэкхарт интриган считал слишком сильным противником, чтобы побороть в одиночку, поэтому он потихоньку стравливал с ней Адриана, незаметно внушая императору, что того используют и он вполне может обойтись без советницы, а затем, когда государь перешёл к активным действиям, заговорщик занял его сторону. Совместными усилиями министр культуры рассчитывал уничтожить серую кардинальшу, потом нарочно подыграть дарийцам в войне, свалить все военные провалы на северного владыку и, опираясь на негласную поддержку Дарии, свергнуть правителя и получить всю власть в свои руки. То, что при таком раскладе Северная империя становилась фактически марионеткой Дарийской, честолюбца мало смущало: ему нужны были корона, признание и несметные богатства, а всё остальное не имело никакого значения. Со стен крепости новый комендант через подзорную трубу наблюдал за исходом битвы. Пока победа была на стороне северян, но это не должно было продлиться долго. — Прикажите кавалерии отступать — они уже выполнили свою задачу, — распорядился Джедал, выслушав донесение о том, что некому всаднику удалось убить вражеского главнокомандующего. — Дарийцы обезглавлены, я не вижу смысла в дальнейшем сражении. — Но, сэр, как насчёт того, чтобы добить врага? — осторожно поинтересовался командующий конницей, господин Авер. — В этом нет нужды, — сквозь зубы процедил министр культуры, смерив подчинённого уничтожающим взглядом. — Прикажите отступать. — Как скажете, сэр, — безропотно изрёк военачальник. Североимперские всадники покинули поле боя менее чем за двадцать минут, подняв за собой столбы снежной пыли. Противник даже не успел осознать, что именно случилось, настолько быстро всё произошло. — Они отступили… — ошарашенно пробормотал Плезиус Старший, командир тридцать четвёртой дарийской конной тысячи, провожая изумлённым взглядом вражескую конницу. — Но почему? — Вероятнее всего, потому, что сейчас по нам откроют обстрел, — выразительно кивнул в сторону артиллерийских орудий другой тысячник, убелённый сединами ветеран Гораций Цейензос. — В таком случае нам нужно срочно отступать, — Энт Харра тоже был здесь. На крупе его лошади словно мешок с картошкой болтался министр пропаганды. — Живой? — со смесью ужаса и жалости взглянул на главнокомандующего Плезиус. — А кто его знает, — пожал плечами легат двадцать седьмого легиона. — Но хотелось бы, чтобы он жил — в противном случае мне придётся возглавить Северо-Западный фронт, а это, господа, слишком большая честь для моей скромной персоны. Вдобавок, солдаты деморализованы — те, кто видели, как упал господин Беллатор, только чудом не обратились в бегство. Я до сих пор удивлён, что при таком раскладе северяне покинули равнину раньше нас. — Да уж, ситуация сложилась не в нашу пользу ещё тогда, когда ранили Его высокопревосходительство генерала Блау, — мрачно изрёк тысячник Цейензос. — Скажу честно: мне нравится энтузиазм нашего идеолога, но он далеко не полководец и поэтому я предпочитаю видеть на месте главнокомандующего кого-нибудь более компетентного. — К сожалению, пока подходящей кандидатуры на данную должность не нашлось, а от нас требуют взять Ассавир едва ли не немедленно, — вздохнул Энт Харра. — Предлагаю продолжить нашу дискуссию после возвращения в лагерь. Плезиус Старший и Гораций Цейензос молча кивнули, после чего отдали уцелевшим легионам приказ об отступлении. А между тем на место побоища стали медленно спускаться сумерки и туман. Небо стремительно темнело, а пронзительно алый снег, устеленный трупами людей и лошадей скрывала седая пелена. Она укутала своей непроницаемой вуалью и неприступную твердыню, а затем плавно поползла к месту расположения дарийских войск…***
Альтис Беллатор пришёл в себя только тогда, когда уже окончательно стемнело. На этот раз его поместили в отдельную палатку, как и полагалось командующему фронтом. Бледный свет керосиновой лампы отбрасывал причудливые тени на стены и на лицо господина Харры, что сидел на краю больничной койки. Раненый пропагандист обязательно подскочил бы от изумления, но слабость не позволила ему это сделать. К горлу подкатил ком, на уцелевший глаз навернулись слёзы. Идеолог сглотнул. — У вас есть сигарета? — тихо спросил он легата. Тот молча кивнул, вытащив из кармана шинели портсигар. В полумраке чиркнула спичка, рождая слабый огонёк. Маленькое помещение быстро заполнилось дымом. Министр пропаганды сумел приподняться на локтях и теперь неотрывно смотрел на неожиданного визитёра. — Давно вы здесь сидите? — чувствуя, что неловкая пауза слишком затянулась, поинтересовался главнокомандующий. — Прилично, — сдержанно ответил командир двадцать седьмого легиона. — Вы долго не приходили в себя и я даже начал волноваться, что… — Волноваться? — переспросил Альтис. — За меня? Энт Харра усмехнулся. Тень от лампы совсем не портила благородных черт лица: слегка заострённые скулы, тонкий нос и тонкие брови, высокий лоб, аккуратно причёсанные каштановые волосы, миндалевидные зелёные глаза — всё в облике молодого человека свидетельствовало о его аристократизме. Даже усмешка у него была аристократичной. А господин Беллатор привык к тому, что аристократы всегда эгоисты. — Разумеется за вас. А за кого же ещё? — с неким удивлением в голосе изрёк молодой легат, озадаченный странным вопросом. Впрочем, по сравнению со следующим он звучал ещё вполне обыденно. — Просто так? — министр пропаганды слишком часто сталкивался с ложью, корыстью и лицемерием в высших кругах, что просто не мог поверить в то, что на всём белом свете нашёлся человек, способный искренне сопереживать ему. Конечно, молодой аристократ спас ему жизнь, но всё же… — Да… — Харра не успел даже удивиться, как тонкие музыкальные пальцы крепко сжали его собственные. «Хватит. Прекрати видеть в каждом человеке коварного лицемера.» — Спасибо, — с жаром произнёс дарийский идеолог, прежде чем зайтись в кашле. Его подчинённый и раньше замечал подобное, но в этот раз приступ оказался слишком сильным и затянулся надолго. — Не надо, я в порядке, — Альтис не позволил прикоснуться к себе. — Там, — он кивнул на шинель, — в кармане платок. Подайте его мне, пожалуйста. Командующий двадцать седьмым легионом молча выполнил просьбу. Тёмные, похожие на запёкшуюся кровь пятна на платке настораживали, но молодой человек предпочёл промолчать. — Благодарю, — раненый облизал пересохшие губы и лицо его приобрело необычайно серьёзное выражение. — Каковы наши потери? — спросил он. — И, самое главное: возможна ли повторная атака? *Торгасса - спекулянт