Пепел и пыль

      Маленькая тёмная комнатушка с убогим убранством и плотно задвинутыми шторами насквозь просочилась болью и страхом. Спёртый воздух не давал дышать, а ощущение ужаса проникало глубоко под кожу даже после минутного пребывания в этом мрачном помещении. Любой бы уже давно не выдержал находиться в столь гнетущей атмосфере, но профессор Туррен не обращал на это внимания. Вот уже полчаса он неподвижно сидел у изголовья древней как мир кровати и немигающим взглядом смотрел на бледное лицо своего подопечного — болезненного белобрысого юноши лет пятнадцати, запястья которого украшали белоснежные бинты, оттеняющие давно не стиранные простыни. На первый взгляд могло показаться, что молодой человек мёртв, настолько слабым было его дыхание, но профессор знал, что это не так, и терпеливо ожидал его пробуждения.       Веки дрогнули. Из-под шторы просочился тонкий луч света и скользнул прямо по тонкому правильному носу больного, отразились в холодных серых глазах. — Учитель, — хрипло пробормотал парнишка, запрокинув голову, чтобы получше разглядеть застывшего у его постели пожилого мужчину. — Учитель, почему я всё ещё жив? — столько горечи господин Туррен давно ни от кого не слыхал, и это заставило его сердце невольно ёкнуть. — Я не дал тебе умереть, — последовал бесстрастный ответ. Профессор отвёл взгляд, поскольку хорошо знал, что его воспитанник мастер по чтению эмоций. — Напрасно, — юноша хрипло рассмеялся. — Я не смогу жить с тем, что со мной произошло, это слишком жестоко. Я не заслужил этого… — на мгновение воцарилась тишина, а затем голос раненого сорвался в рыдания: — За что, профессор, за что?! Что я сделал им такого?! Я же ни в чём не виноват! — слёзы градом катились по бледным щекам, заливая подушку. Туррен крепко сжал ладонь юноши. — Мужайся, Альтис, — всё так же сухо промолвил он, однако на лице старика была ясно написана неподдельная тревога. — Тебе необходимо забыть о случившемся и идти дальше. — Идти дальше? — Альтис горько усмехнулся. — Как? Я ненавижу их, ненавижу себя… мне хочется содрать с себя живьём кожу и поселиться в ванной, лишь бы смыть всю эту грязь, но я знаю, что это невозможно, и это знание убивает меня. Профессор молча поднялся. — Скажите, они будут наказаны? — выдержав ещё одну паузу, с надеждой поинтересовался больной: слёзы уже больше не струились из его глаз, теперь он молча ждал положительного ответа. — Не знаю, честно, не знаю… Не буду тебя обманывать: доказательств против Бейриса и его дружков крайне мало. Свидетели отмалчиваются. Если так будет продолжаться и дальше, то максимум, что грозит ему и компании — исключение из академии, но не более… Тонкие пальцы до боли сжали простынь. — Проклятье! — прошипел пациент. — Но ведь за то, что они сделали… — За подобное преступление полагаются длительные тюремные сроки, — подтвердил Туррен. — Однако лишь в том случае, когда вина обвиняемого полностью доказана. — Проклятье! — Альтис с силой ударил кулаком по кровати. — Неужели ничего нельзя предпринять?       Ответа не последовало, поскольку профессора прервал тихий скрип двери, а затем в помещение бесшумно проскользнула девичья фигурка. Посетительница сделала шаг к запылённому окну, и луч света упал на её лицо — молочного цвета кожа с россыпью веснушек, высокий лоб и огненно-рыжие волосы — из всех учащихся Дипломатической академии подобной внешностью обладала лишь одна особа — Анриетта Блау, дочь герцога и министра обороны, одного из самых видных политических деятелей империи. — Здравствуйте профессор Туррен, — уверенно поздоровалась девушка. — Я пришла поинтересоваться самочувствием господина Беллатора… У больного от изумления глаза полезли из орбит и он резко подскочил, чтобы получше разглядеть визитёршу — в академии хромой и практически беззащитный юноша совершенно не пользовался популярностью, а был постоянным объектом насмешек и издевательств со стороны сверстников, так что тот факт, что его состояние волнует одну из самых известных студенток не могло не шокировать. — Го-госпожа Блау? Ч-что вы здесь делаете? — смущённо пробормотал Альтис, используя свою старую привычку обращаться к высокородным особам на «вы». — Госпожа Блау спасла тебе жизнь, — пояснил профессор. — Именно она вступила в драку с Бейрисом и его компанией и буквально отбила тебя у них. Анриетта утвердительно кивнула и только тут раненый заметил, что правую щёку дочери герцога украшает пластырь, а левая бровь рассечена. Девушка присела на край кровати и осторожно взяла пострадавшего за руку. — Пытался убить себя, значит? — бесстрастно поинтересовалась она. — Глупо, даже очень. Не для того я тебя спасала, чтобы ты при первой же возможности порезал себе вены. — Легко тебе говорить! — с горечью выпалил Альтис, моментально позабыв про своё уважительное обращение. — Ты же Блау! Тебе никто и слова дурного сказать не посмеет, не говоря уже о… — тут юный Беллатор запнулся, и на глаза ему снова навернулись слёзы. Он тщетно пытался скрыть их, отвернувшись от посетительницы — та всё прекрасно заметила. А то, что произошло далее, запомнилось Альтису на всю жизнь: представительница одного из величайших домов, почти принцесса, сделала то, что ранее не делал никто — просто обняла его, простого смертного, сироту без титула, проявив к нему бескорыстные ласку и заботу, которых за пятнадцать лет жизни он не получал ни от кого. От неожиданности у раненого высохли слёзы, а зрачки неестественно расширились. — Что ты… — прошипел он, но осёкся на полуслове — Анриетта прижала его к себе, нежно гладя по голове. — Тише, тише, не говори ничего, — прошептала дочь министра и её рыжие волосы коснулись его щеки. — Я никогда не испытывала той боли, что ощущаешь ты, однако прошу тебя: живи! Хотя бы ради меня… Больше Альтис Беллатор никогда не предпринимал попыток самоубийства.