Пепел и пыль

      Чёрный правительственный автомобиль остановился на одной из узких улочек Старой Дарии. Вокруг не было ни души, только капли дождя падали на мостовую, да разбивались о сверкающий капот машины. Водитель почти бесшумно покинул своё место и быстрым шагом удалился прочь. Едва он свернул за угол, как тихо скрипнула дверь одного из небольших магазинчиков, а затем хлопнула пассажирская дверь.       В салоне было темно: полумрак создавали узкие тонированные стёкла и занавески на них, поэтому различить что-либо можно было с большим трудом, но это не напугало пришельца. — Многие из наших считают, что я сошёл с ума, раз согласился на эту встречу, — усмехнулся гость, обменявшись рукопожатием с ожидавшем его молодым человеком в чёрном пальто. — Позвольте поинтересоваться прежде, чем мы перейдём к делу: что сподвигло вас выйти на связь с нами? — Лагеря смерти, — бесцветным тоном ответил пассажир чёрного авто. — Там были дети, старики, больные… обычные женщины и мужчины… Они все не заслужили таких страданий. И не только они — никто в мире не заслуживает подобного. — Я погляжу, вы стали гуманистом, господин министр, — в голосе посетителя прозвучала неприкрытая насмешка. — А как насчёт того, что вы, пусть и косвенно, но всё же повинны в муках этих людей? Ведь это благодаря вашей пропаганде дарийцы возомнили себя сверхнацией, способной вершить судьбы других народов. — Неправда! — полный отчаяния крик заставил стёкла машины задрожать. — Моя пропаганда не была направлена на разжигание розни и ненависти, я всего лишь хотел вселить в сердца граждан Дарии уверенность в себе, убедить их в том, что сила — в единстве и сплочённости, но отнюдь не в угнетении. Если бы я хотел этого… если бы я хотел, чтобы мир делился на «истинных дарийцев» и «низшие расы», я бы не просил встречи с вами, — бледные пальцы судорожно сжали рукоять трости. «Он или великолепный актёр, или же просто сумасшедший: так искренне лгать ещё надо уметь, а если это не притворство, то чистой воды безумие — он хоть понимает, на какие риски идёт?» — подумал про себя загадочный визитёр, доставая из кармана плаща портсигар. — Будете? — чтобы разрядить обстановку он протянул сигарету собеседнику, прекрасно зная, что тот не откажется: как любой хороший агент, этот незнакомец как следует подготовился к свиданию, тщательно изучив все привычки своего визави. — Благодарю, — в темноте салона вспыхнула зажигалка, осветив лица присутствующих: молодой человек, немногим старше двадцати, настороженно взирал из-под прямоугольных очков на невзрачного мужчину средних лет, продолговатое лицо которого не отображало никаких эмоций. — Итак, вы согласны сотрудничать с нами? — бесстрастно спросил мужчина, получив короткий кивок вместо ответа. — Прекрасно. Что вы можете предложить нам для начала? — Послезавтра в час ночи в лагерь Расплешен прибудут новые узники. Привезут их эшелоном, который будет сопровождать конвой. Однако к внезапному нападению охрана будет не готова, и тогда вы сможете спасти больше сотни невинных жизней. Информация эта практически недоступна, но не для для Министерства пропаганды: мне удалось раздобыть копию плана транспортировки заключённых, возьмите, — юный министр выдал посетителю чистый белый конверт. — Единственный минус: у меня нет никаких доказательств того, что это не ловушка, поэтому действовать или нет — всё зависит от вас. Гость понимающе кивнул, пряча документы за пазуху. — Это всё? — Нет, есть ещё кое-что. Двадцать седьмого ноября господин Квар Прант, заместитель начальника Секретной Имперской Полиции, тайно покинет столицу: в пригороде живёт его любовница, и он отправится к ней в сопровождении всего двух штурмовиков. Поедет по Малой объездной дороге в обыкновенной машине, нападения, опять-таки, ждать не будет. Что делать — вы знаете. — Благодарю, — незнакомец в плаще закончил записывать услышанное в блокнот, который незамедлительно отправил в карман. — Признаться честно, я не вполне понимаю, зачем вы, высокопоставленный нацист, идёте против системы, которая так щедро одаривает вас, но будем считать сегодняшний день началом нашей совместной работы. В полумраке автомобильного салона шпион Сопротивления и министр пропаганды молча скрепили свой договор рукопожатием…

***

      Дождь лил немилосердно, в ночной темноте не было видно ни зги, полковник Прант пребывал в скверном расположении духа: сначала успешное нападение на эшелон, следовавший в лагерь смерти, выговор от начальства за то, что его люди так и не смогли разыскать виновных, а теперь вот ещё и эта отвратительная погода. "Наверняка Кирелла не дождётся меня и ляжет спать", - недовольно подумал заместитель начальника Секимпо про свою любовницу, поглядывая в черное окно. Всю Малую объездную дорогу сильно залило, а потому автомобиль продвигался как черепаха, что сделало его лёгкой мишенью для нападавших.       Среди шума дождя внезапно прозвучали несколько выстрелов, и машина резко остановилась. Затем во мраке засверкали едва различимые огоньки. Полковник напрягся, вытащив из кобуры наградной пистолет, но тот ему не пригодился: грянула короткая очередь, один из охранявших его штурмовиков повалился замертво, другой тихо застонал, будучи тяжело раненым, самому Пранту сильно обожгло руку, и он выронил оружие. В тот же миг дверцы авто распахнулись, и полицая вытащили под холодный осенний ливень. Двое сурового вида молодчиков, внимательно всматривавшихся в его лицо стали последним, что он видел в этой жизни - грянул ещё один выстрел, и полковник медленно сполз вниз. Во лбу у него красовалась тёмная дыра. Выжившего секимповца члены Сопротивления не стали добивать, а просто растворились во мгле. Тот чудом спасся, сумев доползти до обочины, где был подобран случайно проезжавшим экипажем, но никаких чётких примет нападавших он так и не смог назвать.

***

      Альтис Беллатор раскинулся на диване в собственной квартире и слушал радио после рабочего дня. Из-за постоянных дождей и сильных ветров возникали помехи, порой мешающие вникнуть в подробности транслируемых новостей, однако суть министр пропаганды всегда улавливал с полуслова. Так вышло и в этот раз: дикторка спешно тараторила о прошитом насквозь автомобиле, найденном на Малой объездной и двух трупах, а голос её временами скрывался за шумами, но идеолог уже понимал о чём именно пойдёт речь. Его догадки подтвердила самая важна фраза "убит заместитель начальника Секимпо, полковник Квар Прант". Сердце пропустило удар. Пропагандист потянулся за сигаретой. Он и сам не до конца верил в то, что связался с подпольщиками, сражающимися не только против всего национал-монархического строя, но в частности, и против его непосредственного начальника - принца Горгенса, которому господин Беллатор был обязан карьерой и положением в обществе. Впрочем, Альтис был не из тех, для кого собственное мнимое благополучие стояло выше справедливости, что и послужило причиной его контактов с Сопротивлением. Было ли страшно? Боялся ли он разоблачения? Отчасти. Но этот страх был запрятан глубоко-глубоко в недра души, потому что после возвращения из Апфельгарда молодого министра мало чем можно было напугать. Ещё бы: пережить сумасшедший квест по лесам под Яблонией, несколько покушений, домогательства со стороны главы иностранной разведки и столкновение с нежитью - во время подписания мирного договора его охраняла группа воскрешённых мертвецов под руководством Рей Нан - тогда-то дарийский идеолог впервые столкнулся с некромантией лично и навсегда запомнил липкий туман, зелёный свет и неприятный запах сопровождающие ожившие трупы - сможет далеко не каждый. Однако сильнее страха было другое. Чувство вины. С одной стороны Альтис, посетивший после возвращения секретный концлагерь, прекрасно понимал, что те, кто инициирует весь этот кошмар, включая палачей из Секимпо, отлавливающих будущих узников, - настоящие мерзавцы, и действия повстанцев по отношению к ним абсолютно оправданы, с другой стороны - не считал, что имеет право распоряжаться чьими-то не было жизнями. Ведь после двух атак - о наличии первой министр пропаганды узнал из своих источников - погибли люди, и он был виноват в их смерти. От этого становилось жутко. Господин Беллатор не хотел быть убийцей, пусть даже убивал не он, а партизаны, но по его же наводке! Ладони вспотели. Слушать радио больше не хотелось, и Альтис выключил его. В ход пошли сигареты. Пропагандист курил их одну за другой, пытаясь заверить себя в правильности своих действий, но у него всё никак не получалось. Совесть не позволяла ему быть соучастником убийств, пусть даже убийств мерзавцев во спасение невиновных. Хромая, идеолог добрался до постели, и рухнул на неё, уткнувшись лицом в подушку. Грохот грома за окном перекрыл тихие рыдания его мечущейся души..