Пепел и пыль

      Несколько секунд Альтис провёл в полном оцепенении, пытаясь осмыслить произошедшее. В следующее мгновение он резко отстранился, отодвинувшись назад. Холод железной кровати обжёг спину, полностью вернув министра пропаганды в реальность. — Ч-что вы делаете? — хрипло выдохнул идеолог, тяжело дыша, словно ему только что довелось пробежать кросс. Горгенс прищурился и на лице его появилась саркастическая усмешка: принцу явно доставляла удовольствие реакция Беллатора. — Просто поцеловал тебя, — так, словно речь шла о чём-то совершенно обыденном, ответил наследник. — Что-то не так? Вопрос вогнал пропагандиста одновременно в ступор и в краску. Не так было абсолютно всё. Поцелуй, спокойствие Его высочества, висящее в воздухе напряжение — всё казалось каким-то невозможным и совершенно неправильным, но как сказать, как объяснить это? Пожалуй, впервые в жизни главный дарийский мастер речи не знал, что ответить. А Горгенс буквально пожирал его хищным, плотоядным взглядом. — Молчим, — констатировал принц. — Что ж, молчание — знак согласия, а это значит, — единственный сын императора одним молниеносным движением перехватил руки своей жертвы и зафиксировал над головой, вдавливая худое тело в матрас своим собственным, — а это значит, что я могу продолжать. — Пу-пустите! — отчаянно выкрикнул Альтис, не на шутку перепугавшись. — Я не давал своего согласия на действия подобного рода и не даю его и сейчас! Прекратите немедленно! — на последней фразе его голос окреп, приобретая почти властные нотки, что не особо понравилось наследнику дарийского престола. — Заткнись! — прошипел тот, и зрачки его сузились. — Здесь командую я и твоё согласие меня не волнует. — Но это же… это же насилие! — тщетно пытаясь вырвать ладони из цепкой хватки сюзерена, заявил господин Беллатор. — Называй как хочешь, — равнодушно отозвался молодой Сансевер. — Я не просто так выбрал именно тебя среди десятков претендентов пять лет назад — я хотел завладеть тобой, но ты не подпускал меня к себе близко. — То есть, — министр пропаганды нервно сглотнул, с трудом веря услышанному, — то есть все эти годы вы хотели меня? И именно поэтому удостоили чести занять столь высокий пост? — Именно так, — не спуская с идеолога голодного взгляда, кивнул Горгенс. — Благодаря мне ты стал тем, кем ты есть, а, значит, должен заплатить за это. — Эта цена слишком высока для меня, — устало произнёс Альтис, отводя глаза в сторону. — Я, пожалуй, предпочту подать в отставку, чем расплачиваться с вами собственным телом. — Беллатор, ты забываешься, — тонкий палец скользнул по подбородку пропагандиста, а затем вниз по шее, — ты не сможешь уйти со своего поста пока я этого не захочу, соответственно, об отставке не может быть и речи. Более того: я вознёс тебя, но я же могу тебя уничтожить, так что выбор невелик: либо следовать моим условиям, либо… — Угрожать смертью умирающему человеку? — фыркнул министр. — Это даже смешно. Если вы хотите убить меня за то, что я отказываю вам в близости — пожалуйста, вы только избавите меня от лишних мучений. По лицу Его высочества пробежала тень. — Не обманывай себя лишний раз: на самом деле ты хочешь жить и боишься смерти, как и остальные люди, — холодно произнёс принц. — И, если не намерен встретить её раньше положенного срока, то соглашайся на мои требования. Соглашайся по хорошему — я легко могу взять тебя силой, но предпочитаю, когда мне отдаются добровольно. — Близость под угрозами не может быть добровольной, — тихо пробормотал пропагандист. — Впрочем, вы, кажется, не оставили мне выхода. «Если я откажусь, то меня убьют. Зная методы Горгенса, медленно и мучительно. И тогда я не успею спасти своих друзей и не увижу Рику. Ради тех, кто мне дорог, я должен… должен переступить через себя и сделать это. Вдобавок, моя покорность усыпит бдительность Сансевера, а это сыграет мне на руку. Живой я куда полезнее мёртвого, а значит…» — единственный глаз тщетно искал пути отхода, но до двери было далеко, да и принц держал крепко: последняя надежда погасла, — «а значит, я должен уступить». — Я согласен, — сглотнув, шепнул Альтис. — Я полностью в вашей власти.

***

      Фредерика Блэкхарт пришла в себя на рассвете. Хотя её состояние и оценивалось как тяжёлое, угрозы для жизни больше не было, и врачи разрешили Публию Моссисуарию навестить разведчицу. Журналист быстро пересказал раненой все события, происшедшие после злополучного мирного соглашения, а также подробности морского боя у острова Бетсинг и антиправительственных митингов. — Похоже, всё обстоит ещё хуже, чем я думала, — внимательно выслушав корреспондента, резюмировала самопровозглашённая императрица. — И если на счёт мерзавца, маскировавшегося под моего отца, я спокойна — Рей найдёт способ с ним разобраться — то Адриан очень беспокоит меня. Если он не подпишет мирный договор с Дарией в ближайшее время, это может закончиться осадой столицы и, вполне вероятно, её захватом, что будет символизировать полный крах Северной империи. Этого допустить нельзя. Адриан обязан заключить мир ради своего же народа или отречься от трона. У вас не найдётся ручка и бумага? — Найдутся, — Публий ловко извлёк необходимые предметы, а также чернильницу из небольшой сумки, висевшей у него на плече. — Пожалуйста. — Благодарю, — Фредерика обмакнула кончик пера в чернила и что-то быстро застрочила. Закончив, лидер Сехурце аккуратно сложила листок и вернула его журналисту. — Если вас не затруднит — доставьте, пожалуйста это в Триполье, лично Её императорству Люсиль Экарионте, — попросила Блэкхарт. — Без проблем. Послание, как я понимаю, секретное? — Не совсем: я прошу Люсиль повлиять на супруга и убедить его начать переговоры с дарийцами, однако крайне нежелательно, чтобы это письмо попало к кому-либо, кроме императрицы, так как это чревато большими неприятностями для неё. — Я понял вас. Если нужно передать что-нибудь ещё… — Да, есть кое-что, — раненая на секунду замешкалась, — если вдруг пересечётесь с Альтисом Беллатором, передайте, что я люблю его. Господин Моссисуарий сглотнул, но всё же сумел скрыть шок. — Выздоравливайте, госпожа Блэкхарт, — пожелал он, и быстрым шагом покинул палату.       Спустя несколько часов в больницу прибыли Бастет Коннэрис и Рей Нан. Некромантка пребывала в скверном расположении духа, так как пока не смогла снять заклятие с Джедала Икерийского, зато её спутница была настроена оптимистично после встречи со своим отцом-министром. — Не переживайте так: я уверена, что у вас хватит сил вернуть истинный облик дарийскому наёмнику, — успокаивала ведьму журналистка. — Надеюсь на это, — буркнула чернокнижница, толкнув дверь палаты Фредерики. — Здравствуйте, госпожа Блэкхарт! Как ваше самочувствие? — Добрый день. Уже получше, — раненая отложила в сторону книгу. — О, и госпожа Коннэрис здесь. Я очень признательна вам, Рей и господину Моссируарию за то, что вы спасли мне жизнь. — Не стоит благодарности, мы не могли поступить иначе, — сдержанно проговорила Бастет. — Полагаю, вы уже в курсе последних событий? — К сожалению, — лидер Сехурце нахмурилась. — Ситуация сложилась тяжёлая, но не безнадёжная. Скажите, вы бы могли лично увидеться с Адрианом? — Полагаю, что да. Он нейтрально настроен по отношению к Ассоциации Журналистов и уж точно не подозревает о том, что мы можем как-либо содействовать вам. — Чудесно. В таком случае я бы очень хотела, чтобы вы увиделись с императором как можно скорее и, действуя не столько в моих интересах, сколько в наших общих, просили его немедленно подписать если не отречение, то, по крайней мере, мирное соглашение с дарийцами. О том, чем для Северной империи может обернуться промедление, я думаю, вы и сами прекрасно знаете. Корреспондентка кивнула: — Север по прежнему моя родина, хоть я бываю здесь не так уж и часто, поэтому я не меньше вашего хочу сохранить независимость этой страны. Сегодня же я буду просить аудиенции у Его императорства и надеюсь, что мне повезёт. — Отлично, — пока события складывались ровно так, как хотелось Фредерике. — В таком случае я рассчитываю на вас. А сейчас оставьте, пожалуйста, нас наедине с госпожой Нан. — Хорошо, — Бастет Коннэрис быстро покинула комнату, но не больницу, так как она не была собой, если бы не попыталась подслушать разговор сильнейшей колдуньи и самопровозглашённой императрицы. К её величайшему разочарованию, обе дамы перешли на старосеверский язык, однако некоторые фразы журналистка всё же разобрала. — Вы справитесь? — серьёзным тоном вопрошала госпожа Блэкхарт. — Вне сомнений, — ответила Рей. Далее последовали несколько непереводимых реплик. — Это должно произойти не раньше аудиенции… вы же понимаете… это спасение империи — Понимаю. Задача трудная, но выполнимая…он будет устранён. Больше репортёрка ничего не разобрала, но услышанного вполне хватило, чтобы составить в уме невероятную конспирологическую теорию, которая, в отличии от большинства газетных домыслов, окажется правдой.

***

      Альтис проснулся от того, что холодный луч зимнего солнца светил ему прямо в глаза. Просыпаться совсем не хотелось, но сон исчез окончательно, поэтому пропагандист лениво приоткрыл уцелевший глаз и на автомате нащупал на тумбочке очки. Всё тело болело так, будто по нему протоптался целый легион. Горло пересохло, конечности плохо слушались, а память услужливо воскрешала события минувшей ночи. С большим трудом дарийский идеолог сумел сесть на кровати и осмотреться. Открывшееся зрелище было не из приятных: смятые перепачканные простыни, перевёрнутая корзинка с фруктами, разбросанная одежда на полу и вишенкой на торте — лиловые засосы на шее и синяки на запястьях и бёдрах. От увиденного, господин Беллатор издал сдавленный стон, после чего выругался так, как никогда в жизни, используя самые грязные и нецензурные выражения. Впрочем, избавиться от внутренней пустоты, стремительно распространявшейся по его венам словно яд, это не помогло. В бессильной ярости молодой министр швырнул в угол подушку, а по щекам потекли злые слёзы. Им воспользовались. Использовали для утоления похоти и жажды власти. Проклятье!       Мощный приступ кашля сотряс хрупкое тело Альтиса, заставив его рухнуть на колени. Капельки крови заалели на деревянном полу. Ещё ни разу он не ощущал себя таким никчёмным и подавленным. Казалось, почва ушла из-под ног, а в лёгких не осталось воздуха. Противно, мерзко, отвратительно… «Как можно было так поступить со мной?» — балансируя на грани потери сознания, подумал больной. Грудь резко обожгло адским огнём и в кровавой лужице на полу теперь плавали какие-то сгустки. Больно. Очень больно. Почти невыносимо. «Скорее бы это всё прекратилось», — обессиленно прошептал министр пропаганды, жалея, что никак не может провалиться в небытие. Перед глазами вдруг возник облик Фредерики. Такой реалистичный, что его можно было коснуться. Не веря собственному глазу, идеолог протянул руку навстречу видению. — Ри-ка, — выдавил он, прежде чем провалиться в пустоту.       Забвение длилось всего пару минут, и вот уже господин Беллатор возвратился в реальность. Реальность мрачную и безрадостную. Впрочем… совсем ли безрадостную? «Фредерика», — с усилием поднимаясь на ноги, подумал Альтис. «Ведь ради тебя, ради невинных людей и Сопротивления я вытерпел ту мерзость, которую сотворил со мной Горгенс. И пока не спасу всех, кого хочу, пока не увижу тебя снова, я не имею права умереть». Такие мысли слегка приободрили пропагандиста. Кое-как, застёгивая дрожащими руками пуговицы, ему удалось одеться и привести себя в порядок, тщательно замотав горло шарфом. Последний раз окинув комнату, ставшую местом одного из самых страшных его кошмаров, министр вышел в пустынный коридор.       У входа в башню, где он ночевал, уже стоял наследник в сопровождении двух коммодианцев. — Как спалось? — с бесстрастным лицом поинтересовался Его высочество, однако в его тоне явственно звучала издёвка. — Великолепно, — бросил идеолог. — Полагаю, вы готовы к возвращению в Дарию? — Разумеется. — Что ж, тогда остаётся лишь пожелать вам удачи, — принц словно невзначай наклонился к своему протеже и прошептал на самое ухо: — Помни, что отныне ты — моя собственность, так что веди себя хорошо, иначе… Альтис содрогнулся всем телом, радуясь, что Сансевер-младший не договорил, а тот, радуясь достигнутому эффекту, повелительно махнул рукой своим стражам. Один из людей-ящеров взмахнул своим посохом, и в воздухе открылась голубая межпространственная складка. — До встречи, Ваше Высочество, — холодно попрощался господин Беллатор и осторожно ступил навстречу мерцающему сиянию. Мгновение — и он уже у столицы Дарийской империи.

***

      В Дарии было утро. Анриетта Блау писала ответ на предложение местной телекомпании снять очередной пропагандистский фильм, когда в дверь постучали. — Да-да, войдите, — на автомате бросила замминистра, не отрываясь от своей работы. В кабинет проскользнула невысокая фигура в чёрном и замерла в двух шагах от письменного стола. Посетитель молча выжидал, пока девушка закончит писать. Наконец госпожа Блау оставила в покое письмо и соизволила переключить внимание на визитёра. От неожиданности она выронила бумагу из рук. — Альтис?! — вырвалось у Анриетты. — Великие Первородные! Что с тобой случилось? Что с твоим глазом? — Боевое ранение, Ри, не переживай, — министр пропаганды слегка улыбнулся, позволив заключить себя в объятия. — От тебя не было вестей, мы с Анри чуть с ума не сошли! — словно почувствовав, что его упомянули, в дверях словно из ниоткуда возник рыжеволосый паренёк. — Альтис?! — изумлённо воскликнул он. — Живой! — Живее всех живых, дружище, — господин Беллатор присел на диванчик для гостей. Вид у него был уставший, но довольный. — Что там на фронте? — с любопытством поинтересовался Анри. — Это правда, что ты взял Ассавир? — Правда, — подтвердил идеолог, заставив свою заместительницу и её брата-двойняшку испустить возглас восхищения. — Но это не моя заслуга: оказалось, что нам помогал Джедал Икерийский, министр культуры Северной империи — благодаря ему твердыня пала так быстро. Так что, считайте, что мне повезло. — Глупости! — фыркнула Анриетта. — Я всегда знала, что у моего лучшего друга есть скрытый талант стратега, так что не скромничай лишний раз. Пропагандист покраснел, однако постарался скрыть своё смущение, переведя тему: — А что интересного произошло за время моего отсутствия? Секимпо больше не обыскивали министерство? — спросил он. Радостные улыбки тут же исчезли с лиц двойняшек. — С Секимпо проблем практически не возникало, — медленно проговорил Анри Блау, — но вот… Альтис ощутил, как неприятно закололо где-то в груди. За пару секунд воздух так пропитался тревогой, что стало трудно дышать. — Но вот что? — одними губами переспросил министр. — Мы не знали, как тебе сказать… — начала было Анриетта, но её тотчас же перебили. — Говори как есть! — Фрэнсис… — Что Фрэнсис? — Фрэнсис Ферракс погиб. Господин Беллатор откинулся на спинку дивана, до крови закусив губу. Шарф, прикрывавший шею, чуть сполз вниз, частично открывая багровые засосы.       Их всегда было четверо, четверо лучших друзей: он, Анри, Анриетта и сын адмирала, Фрэнсис Ферракс. Последний был основным звеном их компании, ярким, харизматичным, умным и добрым. Кроме Анри, он единственный из мужского окружения императора знал о том, почему Альтис всегда избегал отношений как с дамами, так и с кавалерами. Более того, именно Фрэнсис, как человек здравомыслящий, вытаскивал своего товарища из пучины отчаяния и депрессии. Именно он как-то отговорил господина Беллатора от безрассудной дуэли, именно он подсказал, как лучше отделаться от назойливого внимания леди Крастен, именно он был в курсе приключений министра пропаганды в Апфельгарде. Столько воспоминаний связывало Фрэнсиса и Альтиса, а теперь… теперь всё закончилось. — Как это произошло? — стараясь говорить как можно уверенней, спросил пропагандист. — Морская битва за остров Бетсинг, — мрачно ответила Анриетта, бросив косой взгляд на шею собеседника. — Фрэнсис был на флагмане «Император». Половина экипажа погибла и он в их числе. — Тело обнаружено? — в голосе министра появилась надежда: он хорошо знал, что очень часто пропавшие без вести оказываются живы и здоровы. — Мы тоже до последнего надеялись на то же, что и ты, однако ночью его доставили в столицу, — тихо произнёс Анри. — На опознании присутствовали мы и господин Ферракс. Увы, это он. Альтис до боли сжал кулаки, а затем резким движением поправил шарф. — Я могу его видеть? — Конечно. — В таком случае выезжаем прямо сейчас. Спорить никто не стал. Только двойняшки несколько раз переглянулись, явно удивлённые увиденным.