Пепел и пыль

      Яркий свет ударил в глаза, отчего пленник крепко зажмурился. Кто-то быстро перерезал верёвки на его руках и вложил в ладонь знакомый предмет — очки. Похищенный быстро одел их, успев протереть глаза, и огляделся. Помещение было ему незнакомо и напоминало заброшенный храм — высокий потолок, сквозь дыры в котором просачивались солнечные лучи, массивные чёрные колонны, часть которых давно рухнула, пол из тёмного мрамора, усыпанный сетью глубоких трещин — всё это производило гнетущее впечатление. По периметру огромного зала расположились люди в масках. Они стояли неподвижно и, казалось, не обращали на пленника никакого внимания. — Не бойтесь, господин Беллатор, мы здесь исключительно для дружеской беседы, — произнёс голос над ухом. Альтис обернулся — позади него стоял связной Сопротивления, тот самый, благодаря которому министр пропаганды вышел на подполье. — То есть вам понадобилось организовывать похищение только чтобы поговорить? — полным сарказма тоном уточнил идеолог. — Не пойму, что вам мешало сделать это в столице. — Мы приносим свои извинения за причинённые вам неудобства, однако данные меры были совершенно необходимы, отнеситесь к этому с пониманием, — безмолвные ряды повстанцев расступились, давая дорогу невысокому полному человеку. Невзрачный мужчина показался пленнику смутно знакомым, а когда он вышел из тени всё стало на свои места.       Господин Беллатор ожидал увидеть в Сопротивлении кого угодно, от Анриетты Блау до Октавиана Коннэрис, но только не его. Публий Мосисуарий, скромный репортёр из Ассоциации Журналистов, уж никак не подходил на роль тайного агента, и уж тем более — на роль лидера международной повстанческой организации. Но, как выяснилось позже, Публий действительно не просто состоял в рядах ополченцев, но и руководил ими. — Я вижу, вы удивлены, — журналист кивнул парню, стоящему у колонны справа, и тот вынес из полумрака стул. — Многие удивляются, когда узнают о том, что я возглавляю Сопротивление, — корреспондент поблагодарил подчинённого ещё одним коротким кивком и сел напротив потрясённого Альтиса. — Но это лишний раз подтверждает эффективность нашей работы: никому и в голову не придёт обвинить меня в том, что я руковожу нелегальной организацией, и то же самое касается большинства наших людей — мы те, кого трудно заподозрить в чём-либо противозаконном. Как, собственно, и вы сами. Ваша репутация настолько чиста, что Секимпо никогда не подкопаются к вам, в связи с чем мы и стали сотрудничать именно с вами. Однако так уж случилось, что у многих членов Сопротивления накопилось к вам немало вопросов, поэтому вы и оказались здесь. Но не беспокойтесь: мы желаем лишь мирного диалога и выяснения нескольких волнующих нас нюансов. Как только все точки над «і» будут расставлены, вас доставят домой в целости и сохранности. Вы согласны поговорить?       Альтис моргнул, едва сдержав истерическую усмешку, больше похожую на болезненную гримасу. Если бы с ним просто хотели поговорить, то вряд ли стали бы похищать. Нет, несмотря на все успокаивающие заверения Публия, всё обстояло гораздо серьёзнее. Если лидер Сопротивления раскрыл ему свою личность, это может означать одно: либо его отпустят с почестями как высокорангового агента, либо убьют, и никто не узнает, где находится его могила. Какой именно из этих двух вариантов его ожидает, господин Беллатор не мог знать наверняка, однако пообещал себе, что сделает всё от него зависящее для того, чтобы остаться в живых. — Согласен, — выдержав паузу, чтобы окончательно собраться с духом, кивнул министр пропаганды. — Спрашивайте что угодно. У меня нет от вас тайн. — Прекрасно, — на лице Публия Мосисуария появилась блеклая тень улыбки, и он встал со стула, уступая место высокому мужчине, с головы до пят закутанному в чёрное. Незнакомец сел и закинул ногу за ногу, при этом скрестив на груди мускулистые руки. Дарийский идеолог не мог прочесть выражения лица своего визави, однако суровый взгляд последнего явно не предвещал дружескую беседу. — Итак, господин Беллатор, — низким бесстрастным голосом заговорил ополченец, — скажите, отдавали ли вы себе отчёт, к каким последствиям может привести организация вашим ведомством Больших спортивных игр этой весной? Вы подозрительно рьяно продвигали нацистскую идеологию во время данного события, вознося на пьедестал «высшую дарийскую расу». Вы понимаете, что во время и после игр нацистские настроения в Дарии только обострились, что привело к усилению гонений недарийцев? Более того, количество сочувствующих Сопротивлению также значительно сократилось. Мы ничего не имеем против вашей деятельности в качестве прикрытия, но эти Игры… Не кажется ли вам, что они отдают не искусственным подыргрыванием нацизму, а… самым настоящим нацизмом? Альтис грустно вздохнул. — Я не хотел, чтобы так случилось, — честно ответил он, чем вызвал у собеседника издевательский смешок. — Нет, правда. Поверьте, я не планировал разворачивать пронацистскую кампанию таких масштабов, мой первоначальный план даже собирались официально утвердить, однако ко мне заявился лично принц Горгенс вместе с начальником Секимпо Хайрихом Халловером и потребовал немедленно внести изменения в организацию Игр. Фактически вся идеологическая шумиха вокруг того злосчастного мероприятия была санкционирована Горгенсом, мне лишь пришлось подчиниться ему, поскольку Хайрих Халловер стал относиться ко мне с подозрением ещё с того момента, как погиб его заместитель, и с каждым месяцем его подозрительность возрастала в геометрической прогрессии. Считайте, что у меня не было выбора. Я и так пытался оспаривать предложения принца, что само по себе было очень рискованно. — То есть, вы просто струсили, не так ли? — вызывающе спросил повстанец. — Испугались за свою шкуру, верно? — Не совсем, — министр пропаганды отвёл взгляд. — Не знаю, известно ли вам это, но примерно треть сотрудников моего ведомства являются представителями гонимых меньшинств. Если бы я стал возражать, то Хайрих Халловер непременно бы копнул под министерство поглубже и вот тогда всех недарийцев, оказавшихся под моим покровительством, ждал бы весьма незавидный конец. — То есть, вы пожертвовали тысячами, чтобы спасти менее сотни? — недоверчиво хмыкнул ополченец. — Не очень гуманно, не так ли? А может, всё-таки ваша собственная безопасность была самой важной причиной вашего поступка? — Попрошу, — послышался из толпы низкий женский голос. — Попрошу обойтись без лишних домыслов и резких обвинений в адрес господина Беллатора, уважаемый, — массивная фигура скользнула в сторону пленника. Бледный свет упал на лицо мускулистой женщины, и Альтис с огромным удивлением узнал в ней охранницу северян на играх. — Этот человек, рискуя жизнью, спас Фредерику Блэкхарт, которая вместе со своими Сехурце активно помогала нам спасать узников концлагерей. Не будь госпожи Блэкхарт в живых, погибло бы несчётное количество невинных, так что я бы ни за что не посмела обвинять министра пропаганды в трусости. Идеолог благодарно кивнул. С одной стороны, ему здорово помогли выкрутиться из столь трудной ситуации, с другой — заставили вспомнить не самый приятный день в его жизни.

***

      Погода тогда выдалась не лучшей — небо застелили серые облака, горизонт же чернел, предвещая бурю. Впрочем, в случае чего над огромным Дарийским международным стадионом в любой момент могли раскрыть навес, надёжно защитивший сотни зрителей. До соревнований в прыжках на дальние дистанции оставалось всего пятнадцать минут и места, опустевшие на время перерыва, потихоньку заполнялись людьми.       Альтис в тот день едва дотерпел до долгожданного перерыва, отчаянно пытаясь подавить серьёзный приступ кашля. Выбежать посреди выступлений доблестных дарийских атлетов было бы верхом неуважения к собственной нации, так как на министра пропаганды, занимавшего самое видное место на стадионе, было обращено не меньше взглядов, чем на спортсменов. Когда же возможность выйти наконец представилась, бледный как мел идеолог пулей вылетел со своего места и в мгновение ока исчез в туалете. Уже там он смог как следует откашляться. На тот момент состояние господина Беллатора было ещё не критическим, однако уже не лучшим — хоть он и не кашлял кровью, слабость и головокружение давали о себе знать. Так бы пропагандист и просидел весь перерыв на холодном кафельном полу роскошной уборной, если бы в помещение кто-то не вошёл. Это был Френсис Ферракс собственной персоной и лицо его выражало небывалое беспокойство. — Альтис, ты как? — поинтересовался сын адмирала. — Я слышал что ты влетел сюда как ошпаренный и подозревал, что у тебя очередной приступ. — Так и есть. Сейчас уже получше, спасибо, — министр пропаганды нервно облизнул пересохшие губы. Ферракс-младший помог ему подняться. — У меня плохие новости, Ал, — необычайно серьёзно сказал Френсис и, понизив голос до заговорщического шёпота, добавил: — Секимпо собирается ликвидировать Фредерику Блэкхарт. — Что? — не поверил собственным ушам дарийский идеолог. — Прямо сейчас? Френсис уверенно кивнул. — Мне, скажем так, повезло, услышать кое-что весьма любопытное и уж очень неоднозначное. А случилось всё так: как только начался перерыв, меня вызвал к себе отец. Я пошёл к нему, но случайно заблудился в лабиринтах стадионных помещений и оказался в совершенно незнакомой мне части. Иду — вокруг ни души, даже спросить некого, как слышу чей-то шёпот в тёмной нише. Мне стало интересно и я прислушался. Говорили так тихо, что я на свой страх и риск подошёл поближе. Судя по всему, за нишей была не то комната, не то ещё какое помещение. Не знаю кто именно там был, но из короткого разговора я уловил, что некто, скорее всего из нашей секретной полиции, отдает кому-то приказ об устранении Фредерики Блэкхарт. Я как это услышал, аж отшатнулся, и бросился бежать. Вот только меня услышали и засекли. За мной тотчас же погнались, и я лишь чудом сумел оторваться от преследования. Вот только боюсь, они знают что это был я и меня ничего хорошего не ждёт, ты ведь знаешь, как Секимпоне любит, чтобы кто-то узнавал о её планах. — Да уж, ситуация складывается нехорошая, — признал Альтис. — Странно, что та часть помещений, где ты очутился, не охраняется, если там велись такие важные разговоры. Странно, что они не обнаружили тебя раньше. И да, ты точно уверен, что речь шла именно о Фредерике Блэкхарт и именно об отравлении? — Клянусь, что всё было именно так, как я рассказываю. Ал, на наших глазах может произойти убийство и мы должны его предотвратить! Вместо ответа господин Беллатор лишь задумчиво кивнул. — Ал, ты слышишь меня? — взволнованно спросил Френсис, помахав рукой перед остекленевшими глазами друга. — Ал! — А? — на мгновение ушедший в себя пропагандист сова вернулся в реальность. — Что? — На наших глазах может произойти убийство и мы должны его предотвратить! — упрямо повторил сын адмирала. — Не думаю, — помолчав, сказал наконец идеолог. — В смысле? — недоумённо уставился на него Ферракс-младший. — Секимпо известно, что произошла утечка информации, так что, скорее всего, они наверняка изменят свои планы, а это значит, если покушение и будет иметь место, то точно не сейчас. — Но ведь предупредить Фредерику всё равно надо, не так ли? Альтис тяжело вздохнул. Рука сама потянулась к карману кителя за сигаретой. — Надо, — почти обречённо согласился он. Министр пропаганды не питал к главе североимперской разведки никаких тёплых чувств и даже боялся её, хоть и не смел признаться в этом даже самому себе. Если начистоту, то ему было совершенно всё равно, умрёт она или нет. Если бы Френсис ничего не услышал, и Секимпо успешно провернула бы в тот пасмурный день свою операцию, господин Беллатор не почувствовал бы ровным счётом ничего. Смерть Блэкхарт не тронула бы его ровным счётом никак. У него не было ни единой причины спасать её, кроме мерзкого ощущения, что он станет соучастником убийства, наверняка подлого и, скорее всего, жестокого, если не предотвратит его. Альтис Беллатор не любил Фредерику Блэкхарт, но Секимпо, ведомство кровавое и беспощадное, призванное поддерживать нацистский режим, он тихо ненавидел. Выбор был очевиден. — Мы должны предупредить её, — сказал идеолог. — Но это должен быть ни в коем случае не ты, чтобы тебя не посчитали предателем. И желательно не я, поскольку на меня и так косо поглядывают ребята из Секретной полиции, — дрожащими руками он извлёк зажигалку и поджёг сигарету. Сделал затяжку и выпустил струйку дыма. Курение помогало успокоиться и собраться с мыслями. — Найди мне кого-нибудь из северных журналистов, желательно, Бастет Коннэрис, — наконец решил министр пропаганды. — Бастет Коннэрис? -удивился Френсис. — Но ведь она считает тебя законченным нацистом и люто ненавидит с того самого момента, как ты получил свою должность. — Знаю, — сквозь зубы процедил Альтис, морщась словно от боли. — Поэтому с ней поговоришь ты. Объяснишь ей ситуацию и попросишь передать всё Фредерике. Давай, действуй. В этот момент скрипнула дверь туалета и в помещение вошёл никто иной как начальник Секимпо Хайрих Халловер. На какое-то мгновение лучшие друзья оцепенели, неотрывно глядя на этого страшного человека, а потом, Френсис наконец нашёл сил натянуто улыбнуться и поздороваться с ним. — И вам добрый день, господа, — дружелюбно улыбнулся первый палач Дарийской империи. — А вы бы, господин Беллатор, бросали курить: и себя травите, и окружающих заодно, да и вообще, табличка для кого висит? — господин Халловер указал на надпись «не курить» на двери туалета и скрылся в одной из кабинок, успев перед этим шутливо пожурить оцепеневшего от страха и волнения Альтиса. Вся жуть главы Секретной полиции заключалось в том, что за маской добродушного старика скрывалось истинное чудовище и понять, когда именно оно вырвется наружу никогда не представлялось возможным. Он мог весело шутить и мило общаться как вполне искренне, так и затевая при этом нечто невообразимо страшное, и это откровенно пугало. «Знает ли он что-то?» — думал министр пропаганды, нервно туша сигарету. «Боги, только бы нет, только бы нет», — стараясь не выдать тревожность, он быстро покинул мужскую комнату и поспешил в свою ложу. За минуту до начала соревнований туда нагрянул Френсис. — Не могу найти её! — тяжело дыша, сообщил он. — Не смог найти Бастет Коннэрис. Вдобавок, — он испуганно оглянулся на вход, где маячили двое массивных детин в форме Секимпо, — за мной следят! Альтис скривился. — Тогда возвращайся на своё место и молись, чтобы до конца этого дня ничего не произошло, — прошептал он. — Сейчас мы уже ничего не можем сделать.       К счастью, всё произошло именно так, как и предполагал министр пропаганды: допустив утечку информации, полицаи не стали действовать во время соревнований, в конце концов, убийство в самый разгар столь важного мероприятия было бы слишком опрометчивым действием, разгорелся бы международный скандал и претензии были бы к принимающей стороне. «Нет, они точно не могут пойти на ликвидацию буквально у всех на глазах. Либо Френсис специально что-то напутал, либо… они нарочно давали ложную информацию, чтобы их подслушали? А потом можно было вычислить предателя? Но почему в том месте? Нет, этого не может быть».       До конца спортивного дня господин Беллатор просидел как на иголках. Видные лица покидали стадион последними и он в их числе. На выходе Альтису удалось обменяться парой слов с Френсисом, за которым неотрывно следовали его наблюдатели, но не более. А после этого министр пропаганды на свой страх и риск совершил выходку, о которой все газеты мира писали не меньше, чем о самих Больших спортивных играх. Сев в личный автомобиль, идеолог приказал водителю ехать прямо за автомобилем Блэкхарт и в самый неподходящий момент мастерски изобразил приступ кашля и последующий обморок. Настоящих обмороков у него ещё никогда не было и это здорово напугало водителя. Тот не справился с управлением, машина влетела прямиком в транспорт северян. Никто не пострадал, но Фредерика лично выглянула посмотреть, что произошло. Пока водитель разрывался между оказанием первой помощи своему начальнику и извинениями перед иностранными гостями, Альтис незаметно пришёл в себя. Между тем вокруг места ДТП собрались зеваки, охранявшая маршрут высокопоставленных особ полиция принялась их достаточно грубо расталкивать. Горожане стали возмущаться и в итоге один особо изворотливый гражданин, пользуясь всеобщим замешательством, прорвался к автомобилям. В тусклом дневном свете мелькнул револьвер. Грянул выстрел. А потом наступила звенящая тишина. Успокоились абсолютно все. Десятки глаз были направлены на Альтиса Беллатора — он закрыл собой ошарашенную Фредерику Блэкхарт, и на спине у него расплывалось тёмное пятно.       Впоследствии министр пропаганды и сам не мог ответить на вопрос о том, как он сумел среагировать быстрее охраны главы Сехурце. Помнил только, как в один прыжок оказался рядом с северянкой. Возможно, если бы не больная нога, он бы был быстрее и смог бы заставить госпожу Блэкхарт пригнуться, но случилось то, что случилось. Преступника спустя некоторое время нашли, однако по официальной версии, при задержании он оказал сопротивление и был убит, по неофициальной версии, Секимпо просто избавилось от того, кто слишком много знал, как делало до этого уже не раз. Что до Френсиса Ферракса, то, навещая лучшего друга в больнице вместе с двойняшками Блау, он признался, что свернул не туда потому, что дорогу ему якобы ошибочно указала некая незнакомка, и это подтвердило теорию Альтиса: Секимпо почему-то подозревали Ферракса-младшего и нарочно подстроили всё так, чтобы он что-то услышал и стал действовать. Благо, после злополучного инцидента Френсису никто не предъявил никаких претензий, а Альтис спокойно заявил, что произошедшее было всего лишь удачным стечением обстоятельств. Так как доказать обратное полицаи не смогли, министр пропаганды остался вне подозрений, заодно став кандидатом в номинации «Человек года» по версии многих авторитетных изданий. В конце концов, он спас жизнь человеку.

***

      В зале чёрными колоннами повисла пауза. Ополченец, допрашивающий идеолога тихо ругнулся и молча освободил свой стул. Но никто не спешил занять его место. Кажется, больше вопросов не было. Именно к такому выводу пришёл Публий Моссисуарий. — Что ж, господа и дамы, — объявил наконец он, — раз ни у кого из вас нет вопросов, стало быть, господин Беллатор свободен. — Свободен? — недоверчиво переспросил Альтис. — Именно, — подтвердил глава Сопротивления. — Пойдёмте, мы доставим вас домой целым и невредимым.       В тот вечер ополченцы действительно вернули министра пропаганды в его квартиру и больше и разу не вызывали на подобные допросы. А господин Беллатор продолжил работать на благо справедливости.