Пепел и пыль

      Ранним утром министра пропаганды, забывшегося тревожным сном, разбудил телефонный звонок. Секретарь Кабинета министров сообщала о срочном полуденном заседании, собранном по причине убийства императора Адриана. Да-да, прошедшей ночью властелина Севера нашли мёртвым в собственных покоях с пятью ножевыми ранениями. О том, кто мог оказаться убийцей, Сехурце, как выяснилось, не имели ни малейших предположений. Единственной наследницей покойного становилась его супруга — Люсиль Экарионте. Пока никаких заявлений от неё не поступало, стало лишь известно, что, вопреки традициям, похороны правителя проведут в кратчайшие сроки, после чего, судя по всему, должна была состояться коронация нового лидера государства. Произошедшее вызвало небывалый резонанс по всему миру, а особенно — в Дарии, поскольку никто точно не знал, чего следует ожидать от будущей императрицы касательно военного конфликта. Большинство склонялось к мнению, что Люсиль заключит мир с дарийцами, дабы спасти империю от неотвратимого падения, но утверждать это со стопроцентной точностью было бы опрометчивым. В связи с этим дарийское правительство посчитало нужным провести собрание и заранее подготовиться к тому, что может ожидать их в будущем.       Альтиса Беллатора, чей разум всецело занимал вчерашний разговор с Фредерикой, новость об убийстве практически не удивила. Сухо ответив, что обязательно будет, он кое-как добрался до гостиной, где словил мощнейший приступ кашля, который заставил его отключиться на ближайшие полтора часа. Теряя сознание, идеолог поймал себя на мысли, что очень хотел бы не приходить в себя. Но этому не суждено было свершиться: он очнулся на мягком ковре, испачканном собственной кровью и, невзирая на жуткую слабость и головную боль, был вынужден, как и множество раз до этого, вставать и идти. На этот раз идти на кухню, чтобы вылить остатки вина. Посуду помыть не удалось: руки тряслись и не слушались и после двух разбитых тарелок, пропагандист бросил это дело. Есть тоже особо не хотелось, поэтому приняв душ и кое-как прогладив парадный костюм горчичного цвета, тот самый, в котором он был на играх, Альтис быстро оделся и поспешил покинул, ставшую вдруг совсем неуютной, квартиру. Уже уходя, молодой министр задержал взгляд на странной вещице на тумбочке: это была брошь необычной формы и она явно принадлежала госпоже Блэкхарт. Ощутив, как сильно кольнуло в сердце, господин Беллатор на автомате отправил украшение в карман и быстро забыл о нём.       Первым, что бросилось Альтису в глаза, когда он переступил порог зала заседания Кабинета министров было отсутствие министра обороны, Джонатана Блау. Его место занимал заместитель. В принципе, всякое может случиться, но на памяти пропагандиста господин Блау не пропустил ни одного совещания. Второй неожиданностью стало присутствие самого императора: как правило, он появлялся крайне редко, вместо него обычно председательствовал принц Горгенс либо же премьер-министр, чья функция, к слову, была в империи наиболее фиктивной, так как он просто передавал слова монарших особ и выполнял их указания во время собраний, не имея при этом реальной власти.       Заседание началось ровно в полдень, первым должен был говорить император, однако начать ему не дал молодой человек, вихрем ворвавшийся в Кабинет министров. Юноша был одет в форму клерка среднего звена и выглядел крайне взволнованным. — Прошу прощения, господа, — паренёк окинул присутствующих перепуганным взглядом, — срочная телеграмма лично Его императорству. Дарион Сансевер небрежным жестом велел клерку подняться к себе и тот, на негнущихся ногах, неуклюже добрался до монаршей ложи. Там один из жутковатых стражей-коммодианцев забрал у него телеграмму, после чего юноша без оглядки выбежал из зала, что, впрочем, не было удивительным: многие смертные, находясь рядом с коммодианцами, испытывали далеко не самые положительные эмоции благодаря не только пугающему облику, но и не менее гнетущей ауре этих существ.       Император пробежался взглядом по ровным буквам телеграммы и его бесстрастное аристократичное лицо вмиг поменяло выражение: дарийский владыка заметно помрачнел, густые тёмные брови угрожающе сошлись на переносице. Это не укрылось от министров, которые тотчас же обменялись встревоженными взглядами. Между тем, Дарион Сансевер поправил воротник пышного одеяния и заговорил: — Добрый день, уважаемые господа, — негромко, но очень уверенно начал он, — мы собрались здесь затем, чтобы обсудить возможные действия Люсиль Экарионте, которые напрямую влияют на нашу внешнюю политику, однако только что выяснилось, что законная наследница северного престола подписала отречение в пользу, — правитель сделал эффектную паузу, тем самым безоговорочно приковав к себе внимание, — в пользу опальной Фредерики Блэкхарт, экс-лидера спецслужб Сехурце, длительное время находившейся в бегах и погибшей возле Ассавира. Похороны императора Адриана должны состояться уже этим вечером и в принципе мне понятна подобная спешка, так как Северная империя фактически обезглавлена в военное время, а основная традиция северян гласит, что новый император не может занять трон, пока не погребён его предшественник. Но что меня удивляет так это, почему Люсиль выбрала именно Фредерику в качестве преемницы. Не кажется ли вам, господа, что мы наблюдаем за неплохо срежиссированным спектаклем, где сценаристом, режиссёром и исполнительницей главной роли является госпожа Блэкхарт? Соответственно, напрашивается вопрос: что именно мы можем ожидать от настолько непредсказуемого политика, если ещё вчера она считалась мёртвой?       Слово взял министр иностранных дел — невысокий лысеющий мужчина лет сорока в явно тесноватом для него чёрном костюме. — Ваше императорство, я всецело согласен с вами насчёт хитроумного спектакля, так как также уверен в том, что всё происходящее — дело рук Блэкхарт. Не знаю, как много времени у неё ушло на подобную операцию, однако предполагаю, что она подготовилась достаточно быстро и, как мы видим, совершенно секретно. Более того, я готов поклясться, что убийство Адриана Экарионте также на её совести. Учитывая это, я бы рекомендовал не терять бдительности, так как, скорее всего, она захочет продолжить войну и, возможно, совершит некий отвлекающий маневр, чтобы перехватить инициативу. — Боюсь, господин министр, что вы не вполне правы, — возразил заместитель господина Блау. — Перехватить инициативу Фредерике Блэкхарт не удастся даже при всех её выдающихся способностях просто потому, что наши силы значительно превосходят силы северян. Последние находятся в бедственном положении и нам ничего не стоит их добить, если Главнокомандующий прикажет. Спасти их способно только чудо. — А разве то, что она выжила и захватила власть менее, чем за сутки, это не чудо? — вмешался министр финансов. — Эта женщина способна творить чудеса, пусть и ужасные, так что поддержу коллегу: мы должны быть во всеоружии и ожидать от неё всего, чего угодно. Далее высказался министр внутренних дел, потом министр транспорта, потом министр энергетики и так до тех пор, пока очередь не дошла до Альтиса. Погружённый в себя, он не сразу заметил, что к нему обращается спикер. — Господин министр пропаганды, каково ваше мнение по данному поводу? — идеолог вздрогнул от неожиданно прозвучавшего вопроса. — Моё мнение? — ловя на себе взгляды всех своих коллег, неуверенно переспросил он. — Ах да, — пропагандист быстро взял себя в руки, — я считаю, что вариант с войной и совершенно непредсказуемыми тактиками со стороны госпожи Блэкхарт очень маловероятен. Мне кажется опрометчивым с её стороны продолжать бессмысленный бой. Она наверняка проиграет и если и будет править, то только пеплом и пылью. Разве для этого она захватила власть? Не думаю. Так что, господа, моё мнение таково: ожидайте предложения о мире в ближайшее время. — О мире? — удивился министр внутренних дел. — Разве госпожа Блэкхарт с её репутацией безжалостной садистки согласится на мир? — Она жестока, но не глупа, — парировал Альтис. — Продолжать войну ей невыгодно. В конце концов, её просто не поддержит народ: северяне прекрасно понимают, что ещё немного и наши легионы возьмут Триполи, а предотвратить это может только мирный договор. Как думаете, почему Адриан практически моментально утратил свою популярность среди собственных граждан? Потому что он был настроен сражаться до тех пор, пока у него не останется хотя бы один солдат, и это не метафора, господа, а дословная цитата из предпоследнего выпуска «Голоса Севера». Подобный подход, согласитесь, совершенно самоубийственный. Только безумец способен отправить собственный народ на бойню ради личных принципов, а Фредерика, в отличии от Адриана, всегда производила впечатление здравомыслящего человека. Если она продолжит его политику, в империи непременно поднимется восстание, которое положит край всем её амбициям. Поэтому, повторюсь, конфликт закончится в кратчайшие сроки. Министр пропаганды сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и заметил, как пристально смотрит на него сам Дарион Сансевер. — Я согласен с господином Беллатором, — внезапно объявил император. — Уверен, что предложение о мире поступит на этой неделе, не позднее, так что мы обязаны заранее подготовить все наши требования и помнить, что в случае их невыполнения дарийские легионы должны быть готовы выдвинуться на Триполи. Я полагаю, что вы примерно представляете, какие будут наши условия, однако хотел бы увидеть полную картину.       Министры начали поочерёдно высказываться. В основном всё сводилось к одному: огромной контрибуции и разделу территорий. Северная империя теряла значительную часть своих владений, но сохраняла независимость и право иметь собственные войска, пусть и в ограниченном количестве. Альтис, снова оказавшийся последним, на этот раз поддержал коллег, но при этом высказал достаточно любопытную мысль: — Господа, я считаю необходимым ускорить процесс подписания договора, а именно — усилив пораженческие настроения в рядах армии северян. Если военные будут сами настаивать на мире, а они будут, Фредерика не станет медлить: ради сохранения стабильности внутри страны она согласится на любые наши условия. Вы понимаете, что тогда мы сможем увеличить контрибуцию в разы, а заодно потребовать себе всю Пенсельванику, а не только её Северо-Западную часть и даже Искранет? Воцарилось молчание. На лице императора Дариона появилась едва уловимая усмешка: кажется, дарийского владыку вполне устраивало высказанное предложение, что от тотчас же подтвердил: — Прекрасная мысль, господин Беллатор, всецело разделяю её. Жаль, что мы не можем потребовать всю Северную империю, оставив императрице пепла лишь её вотчину Корвусбург, однако взять по максимуму мы можем вполне. Скажите только, какими методами вы намерены воздействовать на солдат госпожи Блэкхарт? — О, — министр пропаганды слабо улыбнулся, что было для него большой редкостью, — я всего лишь собираюсь распространить среди североимперцев некоторые листовочки с неоднозначным содержанием, да, при содействии наших спецслужб, заслать в тыл провокаторов, которые обеспечат нам нужную атмосферу. Радиовещание на фронте тоже не помешало бы, но это если бюджет позволит, — тут Альтис скромно потупил глаза, что вызвало ироничный смешок у императора. — За бюджет не беспокойтесь: ваше ведомство никогда не было и не будет обделено ресурсами, — заверил идеолога Дарион. — Вы можете приступать к реализации вашего плана сразу после окончания заседания, но торопитесь, так как если это затянется, наша цель не будет достигнута. — Понял вас, Ваше императорство, — господин Беллатор, казалось, светился от прилива небывалого вдохновения. — Будет исполнено. И ещё одна небольшая просьба: я уверен, что не будет лишним провести трансляцию на всю Дарию, осветив события на фронте: дарийцы должны знать, что они непобедимы и быть готовыми праздновать великую победу великой нации. — Транслируйте, — одобрительно кивнул владыка. — Я возлагаю большие надежды на вас и вашу деятельность. Альтис почтительно склонил голову. — Я не подведу, — пообещал он и никто не заметил, как на мгновение по его счастливому лицу пробежала тень тревоги.

***

      Заготовки агитационных листовок в министерстве пропаганды были ещё давно, так что проблем с их реализацией не возникло, равно как и с радиотрансляцией. Сложнее было скооперироваться с Коброй, легендарной дарийской разведкой, но личное покровительство Дарион Сансевера позволило воплотить в жизнь и эту часть Беллаторовского плана. В итоге уже к вечеру иностранная пресса писала о небывалом количестве дезертиров среди североимперских легионеров, а также о том, что несколько выдающихся генералов попросили аудиенции у наследницы престола. Аудиенция должна была состояться утром, но Альтис ни минуты не сомневался какими будут её результаты. Также в Триполи прошли похороны Адриана Экарионте. Покойника хоронили в закрытом гробу, на церемонию не пустили журналистов, однако по словам очевидцев, всё прошло более, чем скромно, и даже несколько скомканно: чувствовалось, что от усопшего стараются как можно скорее избавиться. Сехурце регулярно информировала общественность о том, как же продвигается расследование убийства венценосной особы, но это больше походило на имитацию бурной деятельности, чем на настоящую деятельность. В общем, мир буквально кишел событиями и, пока дарийский министр пропаганды вещал на всю Дарию о том, какую славную победу одержали великие воины и полководцы над представителями низших рас, в Седом лесу, неподалёку от родового гнезда Блэкхартов решалась участь бывшего коменданта Ассавира.

***

      Насмерть перепуганный Джедал Икерийский предстал перед тайным судом усилиями Рей Нан: некромантка, хоть и не без труда, всё же смогла снять с него заклятие, и всё встало на свои места. Понимая, что терять ему уже нечего, экс-министр культуры, обливаясь слезами, откровенничал во всю. Он в подробностях рассказал и о своём сотрудничестве с принцем Горгенсом, и о сдаче Ассавира и о том, как подставил главу разведки перед Адрианом, а затем убил её отца. За все эти прегрешения секретный суд, судьёй на котором выступала бывшая министр юстиции, Виктория Цезарь, прокурором — Октавиан Коннэрис, а палачом лично Фредерика Блэкхарт, приговорил господина Икерийского к смерти. Перед казнью Джедал бился в истерике, захлёбывался слезами и молил о пощаде, но никто не испытывал к нему ни капли жалости. — Прожил как собака и умрёшь как собака, — сказала Фредерика, прежде, чем выбить табурет из-под ног приговорённого. Зрачки смертника неестественно расширились, раздался хруст позвонков и тело забилось в агонии. За несколько секунд всё было кончено. Тяжело вздохнув, Блэкхарт отвернулась от наспех сооружённого эшафота и окинула быстрым взором своих соратников. Те были молчаливы и серьёзны как никогда. Казалось, что смерть предателя была не просто актом возмездия, а символизировала начало новой эры, которая отнюдь не обещала быть спокойной и радужной.

***

      Радиоэфиры всегда были для министра пропаганды чем-то особенным. К ним он готовился так, как ни к одной из любых других акций своего министерства, заранее прописывая свою речь и репетирую перед зеркалом часами. А как только начиналась трансляция, обычно отрешённый болезненного вида молодой человек переображался на глазах: у него открывалось второе дыхание, а за спиной словно вырастали крылья. Взгляд наполнялся фанатичным огнём, а, а бледных щеках расцветал яркий румянец. Увлечённый Альтис мог говорить без остановки часами. при этом завораживая миллионы по всей империи. Да что там, даже иностранные эксперты отмечали безусловную гениальность его выступлений. Чтобы не транслировал господин Беллатор, его идеи всегда проникали в самую душу слушателей и завладевали их умами. Но была здесь и тёмная сторона: проникновенные речи отнимали много сил у главного дарийского пропагандиста и в лучшие времена, а сейчас, когда срок его здоровье было окончательно подорвано болезнью, и вовсе выматывали до изнеможения. Тем не менее, идеолог продолжал вещать в эфирах всё с той же страстью и упорством, что и всегда. Но в этот раз что-то пошло не так.       Почти двухчасовое выступление буквально приворожило дарийцев к своим радиоприёмникам, ведущие же неправительственной радиостанции, которой посчастливилось транслировать речь министра пропаганды, слушали его словно загипнотизированные. Взмыленный, но всё ещё полный энергии и вдохновения Альтис, казалось, готов был говорить целую вечность. А трансляцию слушала не только вся империя, но и добрая часть остального мира, в частности, в бывшем кабинете Адриана Экарионте, где теперь разместилась Фредерика Блэкхарт, радио было включено на полную громкость. — … и это лишний раз доказывает несомненное превосходство великой дарйской расы над всеми остальными народами, которые должны склониться перед нашей мощью и нашим величием так, как это сделали народы Северной империи, — пафос и экспрессия были неотъемлемыми атрибутами каждой пропагандистской речи и, казалось, витали в воздухе. — Как показала Ассавирская кампания, победа — вот что ожидает нас в случае любого вооружённого конфликта. В связи с этим наилучшим и наиболее перспективным вариантом для остальных государств станет выгодное сотрудничество с нами, представителями величайшей… — секундная пауза сменилась сухим надрывным кашлем, от которого на непроницаемом лице Фредерике Блэкхарт возникло выражение неподдельной тревоги, — величайшей нации в мире, — видимо, дарийскому идеологу удалось обуздать приступ, но голос его звучал уже не так ровно и уверенно, как всего мгновение назад. — Воевать с нами бессмысленно и глупо, а сотрудничать — выгодно и разумно. А потому я более, чем уверен, что… — снова кашель. На этот раз громче и дольше с примесью судорожных хрипов, от которых у кого угодно по коже пробежали бы мурашки. Потом это всё слилось в короткую возню и закончилось помехами. Секунд двадцать эфир заполоняли только лишние шумы, а затем хрипловатый мужской голос, принадлежащий явно не Альтису Беллатору, сообщил, что радиостанция приносит свои извинения и прерывает трансляцию по техническим причинам. Больше не назвавшийся ведущий не прибавил ни слова и на этом выступление было окончено. О том, что именно произошло тем вечером, стало известно лишь на утро следующего дня, когда в прессу просочилась тревожная информация о том, что министр пропаганды был госпитализирован в лучшую правительственную больницу Дарии в крайне тяжёлом состоянии. Как выяснилось, он потерял сознание во время жёсткого приступа кашля, что прервал его речь. Тем не менее, большую и значительную часть необходимой информации Альтис успел донести до аудитории, так что граждане Дарийской империи переполнились небывалой верой в собственную непобедимость и неуязвимость. Особенно хорошо повлияла пропаганда на войска: измотанные дарийские подразделения заметно воспряли духом, чего никак нельзя было сказать об их противнике: северяне роптали и жаждали мирного соглашения как единственного решения всех их проблем.       Трое североимперских генералов, крайне озабоченных нестабильным положением на фронте, а именно: полной деморализацией солдат, массовыми дезертирствами, а также несколькими локальными бунтами, которые, к счастью, были моментально ликвидированы, посетили Фредерику Блэкхарт и красочно описали ей всю нерадужную ситуацию, которая только усугублялась наличием в рядах северян шпионов-провокаторов и пораженческих листовок вражеского производства. Все три военачальника сходились во мнении, что необходимо как можно скорее подписывать мирный договор с дарийцами и заканчивать войну. Новоявленная наследница престола была с ними полностью согласна, объявив, о коронации в полдень следующего дня, после которой она, уже в качестве законной правительницы, имела полномочия на заключение любых важных соглашений. Обнадёженные генералы возвратились на свои позиции, а в помощь им были присланы подразделения Сехурце, задачей которых было прекратить шпионскую деятельность противника и навести порядок в рядах северян.       Сразу после аудиенции с генералами Фредерика переговорила с Люсиль Экарионте, ставшей снова Бриллис. Глава разведки получила необходимые документы об отречении супруги покойного императора от трона, а взамен пообещала возвратить той старое фамильное поместье её семьи, а также драгоценности, некогда принадлежавшие королеве Искранета Гедвиге, тёте Люсиль. Обнадёженная, бывшая императрица покинула покои госпожи Блэкхарт в неплохом настроении. В коридоре она нос к носу столкнулась с Рей Нан, которая с интересом рассматривала портреты владык Северной империи, что украшали стены всего второго этажа в столичном Золотом дворце. При виде чернокнижницы улыбка медленно сползла с лица последней из Бриллисов, словно один вид колдуньи вызвал у вдовы Адриана Экарионте неприятные воспоминания. — Здравствуйте, — вымученно выдавила из себя Люсиль, неотрывно глядя на некромантку. — Добрый вечер, — дружелюбно поздоровалась Рей. Напряжение собеседницы не укрылось от неё, так что в золотых глазах ведьмы появилось понятное недоумение. — Вы выглядите крайне озабоченной. Что-то случилось? Бывшая императрица нервно сглотнула, затем с опаской огляделась по сторонам, после чего совершенно неожиданно схватила Нан за руку и буквально затащила в нишу между изображениями Рейлины Блэкхарт и Эцерина Весёлого. — Я не хотела об этом никому говорить, в том числе и вам, но совесть не позволит мне молчать: я хочу предупредить вас об опасности, — сбивчивым шёпотом сообщила госпожа Бриллис. — Дело в том, что госпожа Блэкхарт… госпожа Блэкхарт может представлять серьёзную угрозу как для вас, так и, возможно, для всей Северной империи. К большому сожалению, я узнала об этом буквально недавно, да, я всё ещё благодарна Фредерике за всё, что она сделала для меня, но… я боюсь её, Рей. Мы все и так прекрасно знаем, что она страшный человек, но после всего, что стало известно мне, я всерьёз опасаюсь за вашу безопасность и за будущее нашей страны, — с этими словами вдова императора достала из-под полы накидки небольшую записную книжку и протянула её некромантке. — Это дневник моего супруга. Я поначалу не поверила описанному здесь, но при всём моём презрении к нему, не вижу смысла лгать. Как вы знаете, они с госпожой Блэкхарт были любовниками и Адриану было известно о ней больше мрачных тайн, чем кому бы то ни было, так что у меня нет причин ему не верить. Прочтите это и берегите себя, — в следующий миг колдунья ощутила едва уловимый запах духов и лёгкое прикосновение тёплых губ к своей щеке. Едва слышно зашелестел подол длинного платья, и Люсиль покинула нишу. С полминуты Рей Нан простояла ошеломлённая, крепко сжимая в руках дневник покойного императора, а когда пришла в себя, её собеседница давно исчезла из виду.       Только добравшись до своих покоев, ведьма окончательно осмыслила происходящее. Странная необъяснимая тревога зародилась в её душе. Заперев дверь и включив напольную лампу, колдунья уселась на диване и наугад раскрыла дневник покойного императора. «Опасаюсь что никому никогда не смогу рассказать об этом, поэтому пишу здесь. В последнее время меня всё чаще мучает совесть за моё молчание, ведь, по сути, я становлюсь соучастником жестокого убийства. Так вот, я знаю наверняка, что принца Февралина, законного наследника трона Северной империи убил не его алчный брат, нет. Его убила Фредерика Блэкхарт. Перечитываю и понимаю, насколько абсурдно звучит подобное заявление, но я своими глазами видел, как эта садистка в приступе хтонической злобы перерезала горло своему жениху. А потом рыдала, вопрошая, почему её руки по локоть в крови. Она и в самом деле не помнила ничего о том, что натворила во время припадка… Стоит ли говорить, насколько сильно я испугался? Я сталкивался со многими ужасами во время гражданской войны, не понаслышке знал о жестокости узурпатора Альбирео, но ничего подобного той кровавой вакханалии не видел ни до ни после. Я осознаю это только сейчас, но уже тогда я начал испытывать леденящий животный ужас перед этой женщиной. Я бы ни за что не объединился бы с нею, если бы не находился в совершенно безвыходном положении. И, честно говоря, вспоминая события той ночи сейчас, я искренне сожалею о том своём решении. Лучше бы я погиб, чем оказался на одной стороне и, что хуже, в одной постели с Фредерикой…»       Некромантка нервно сглотнула. Прочитанное было слишком страшным и слишком правдивым, чтобы в него верить. Дрожащей рукой Рей перелистнула с десяток станиц и взгляд её упал на случайные строки: «Неделю назад умерла Кассандра Горгона и с тех пор я ни разу не видел Фредерику, что, возможно, и к лучшему. Говорят, смерть возлюбленной настолько потрясла её, что Блэкхарт трое суток провела над трупом, не позволяя его унести. Не удивлюсь, если помимо ярко выраженного садизма и психопатии она страдает ещё и некрофилией. Впрочем, надо отдать Фредерике должное — Кассандру она и впрямь сильно любила. По особенному, конечно, так, как надлежит поехавшей диктаторше, но любила. Даже запретила проводить вскрытие, чтобы не осквернять тело. Звучит довольно романтично, не так ли? Вот только доктор, осматривавший погибшую, по большому секрету сообщил мне, что девушка была задушена и что вскрытие могло бы с большой вероятностью многое рассказать о её трагической кончине, но на него давят из Сехурце и требуют как можно скорее указать причиной смерти несчастный случай. Понятно, что Кассандру мог задушить кто-угодно, однако если учитывать тот факт, что Блэкхарт категорически настроена против вскрытия, а её ведомство подгоняет врача, возникает много вопросов. Добавьте сюда эпизод с принцем Февралином, который до сих пор снится мне в ночных кошмарах и всё станет на свои места…»       Чернокнижница сжала книгу так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Приступы неконтролируемого гнева, жестокие убийства близких, садизм и психопатия — всё это как нельзя лучше соответствовало образу будущей императрицы Севера, которая и без того обладала пугающей репутацией. О том, как беспощадно Фредерика предавала огню своих врагов и расправлялась с предателями ходили легенды. Иностранная пресса, в частности дарийская, часто давала главе Сехурце не самые приятны прозвища от Госпожи Пепла до Кровавой графини. Рей Нан была прекрасно об этом осведомлена и нельзя сказать, чтобы недобрая слава лидера разведки её сильно радовала. Однако в лице Блэкхарт ведьма видела сильную и умную союзницу, которая ненавидела Горгенса Сансевера также сильно, как и она сама. Именно по этой причине колдунья и с ней и объединилась. Теперь же, когда речь о войне с Дарией, а значит, и какой-либо конфронтации с Горгенсом, не стояла, да ещё и всплыли столь кошмарные факты, Рей всерьёз задумалась о том, на правильной ли стороне она находится. С одной стороны было безусловное уважение к Фредерике, плодотворное сотрудничество, и даже некие намёки на возможную дружбу, с другой стороны — общая цель, державшая вместе двух могущественных женщин, вот-вот перестанет быть общей, к тому же, некромантка, благодаря своим неплохим навыкам сбора информации если и не знала наверняка, то догадывалась, что между Альтисом и Фредерикой есть некая связь, вполне возможно романтическая и теперь, в свете последних событий, явно волновалась за министра пропаганды: как-никак после того, как её лучшая подруга Лукреция погибла, подорвав при этом дарийскую подлодку, а лучший друг Санти пал в одном из сражений с дарийцами, Рей осталась совсем одна, если не считать её матери в далёком Огненном султанате, а господин Беллатор был ей не чужой человек. Довольно тёплые отношения между ведьмой и идеологом установились ещё с момента их приключений в Апфельгарде и оставались таковыми и по сей день, так что чернокнижница совсем не хотела, чтобы её хороший знакомый стал очередной жертвой госпожи Блэкхарт. Сомнений в правдивости записей Адриана у колдуньи не возникало: смысл императору писать ложь в тайном дневнике, о котором до недавних пор не подозревала даже его супруга? Рей чисто рефлекторно потянулась за сигаретой — она никогда не была заядлой курильщицей, но в особо стрессовых ситуациях это помогало ей расслабиться и обдумать дальнейший план действий.

***

      Двое суток состояние Альтиса оценивалось как критическое: у него открылось лёгочное кровотечение и несколько лучших хирургов Дарии настаивали на удалении лёгкого, превращённого болезнью в подобие сита. Возможно, вмешательство было бы неизбежным, если бы император Дарион не распорядился прислать к министру пропаганды своего личного целителя, господина Аргентума. Этот худощавый высокого роста старец с длинной серебряной бородой, густыми ровными волосами и пышными усами вызывал у медиков невольный трепет: поговаривали, что он способен исцелять большинство страшных недугов одним только прикосновением рук. Также старейшие жители Дарии утверждали, что помнят Аргентума таким же старым ещё полвека назад, что давало повод судачить о его происхождении: многие считали, что загадочный лекарь на самом деле принадлежит к давно исчезнувшей расе высших драконов, способных принимать по желанию людской облик. Говорили, что просторный халат с дивными, явно не дарийскими узорами нужен старцу для того, чтобы легко скидывать его при трансформации. Но кем бы ни был императорский врачеватель, он здорово помог Альтису Беллатору, буквально вытащив его с того света: молодая докторка, ставшая свидетельницей странного процесса лечения, утверждала, что господин Аргентум просто сидел, закрыв серебристые глаза, над постелью пациента, положив ему руку на грудь, и что-то едва слышно шептал. Так продолжалось до самого утра, по крайней мере, на рассвете поза правительственного лекаря не изменилась. Затем он проговорил несколько отрывистых фраз на непонятном языке и молча покинул палату. Ближе к вечеру министр пропаганды пришёл в себя. Он был очень слаб и даже не мог говорить, но уже на следующий день чувствовал себя вполне себе прекрасно и буквально умолял выписать его как можно скорее. Главврач, хоть и верил в сверхъестественный талант Аргентума, на уговоры не поддавался и отправил идеолога на рентген. Результаты поразили всех: правое лёгкое, то самое, которое собирались удалять, выглядело на удивление здоровым. Да, следы недуга присутствовали, но многострадальный орган теперь, по крайней мере, не походил на решето. После ещё нескольких исследований, в том числе и бронхоскопии, медики сошлись во мнении, что назвать произошедшее иначе, чем чудом попросту невозможно. Главный фтизиатр империи был просто потрясён и заверил министра пропаганды, которого не так давно считал совершенно безнадёжным паллиативным пациентом, что тот проживёт ещё несколько лет с таким состоянием дыхательных путей, если, конечно, откажется от курения. — Как знать, господин Беллатор, быть может вы и полностью излечитесь, если господин Аргентум соблаговолит навестить вас ещё раз, — предположил доктор. — Я был бы не против, — не веря собственному счастью, улыбнулся Альтис. — Так что, когда выписка? — Ни за что бы не сказал вам этого, если бы не видел снимок собственными глазами, но сегодня, — порадовал идеолога главврач. — Идите и прославляйте величие дарийской нации, у вас это прекрасно получается. — Благодарю, — буквально просиял пропагандист. У       выхода из больницы его встречали Анри и Анриетта Блау, а также целая делегация, состоящая не только из сотрудников его министерства, но и из представителей самых разных профессий и классов: были там и легионеры, и молодые люди из Союза дарийской молодёжи, и рабочие, и предприниматели средней руки. И все они не только поздравляли министра с выпиской, но и благодарили от души. Уже в автомобиле Анриетта пояснила, за что.       Как выяснилось, за те два дня, что Альтис провёл между жизнью и смертью, в мире произошло немало важных событий, к которым так или иначе привела последняя пропагандистская акция дарийского идеолога. — Видишь ли, ты сыграл ключевую роль в капитуляции Северной империи — начала рассказ Анриетта. — Да-да, именно капитуляции. Война официально закончилась победой Дарии, Север признал поражение. Дело в том, что твоя задумка с агитацией североимперских солдат была настоящим попаданием в десятку: армия северян напоминала пороховую бочку, а наши агенты с твоими листовками оказались эдакой спичкой, которая произвела общественный взрыв. Прибавь сюда твою блистательную речь, которую крутили по радио на фронте, и всё станет на свои места. Северяне давно хотели мира, война истощила их донельзя, но требовать этого от нового правительства никто не решался. Дарийские же агитаторы подтолкнули народ Севера к действию: представь себе, что чувствовали измученные солдаты, лицезреющие довольного и полного сил противника под аккомпанемент твоих заверений о том, что победа дарийцев очевидна, после того, как им в руки попали буклетики соответствующего содержания? — Неужели среде них не было ни одного человека, готового до конца сражаться за свою родину? — министр пропаганды, кажется, и сам не верил в успех собственной операции. — Были, ещё как были. Но ты ведь прекрасно знаешь, что если самому убеждённому человеку создать необходимый информационный шум, его мнение изменится. Как ты там говорил, «ложь, повторённая тысячекратно… — Становится правдой, — эхом отозвался идеолог, рассматривая в окно узкие улочки старой Дарии. — Так и есть. Мы дали понять северянам, что им не за что сражаться, а если они продолжат, их гибель будет бессмысленной: мы всё равно возьмём то, что нам нужно силой. Мы подогрели отчаяние в их сердцах и это вынудило их действовать. — От Фредерики Блэкхарт буквально требовали немедленной коронации и подписания мирного договора, — кивнула Анриетта. — Конечно, она отправила на фронт своих людей из Сехурце и они немного утихомирили панику, но вести о том, что происходит в войсках, успели разнестись по всей стране, и теперь уже гражданские требовали мира. Так что коронация и подписание договора состоялись одно за другим. Его императорство, Его высочество и господин министр иностранных дел воспользовались ситуацией в Северной империи и потребовали от новоявленной императрицы полной и немедленной капитуляции. В случае отказа обещали дойти до Триполья за десять дней. Думаю, что в другой ситуации, Фредерика бы спорила, но тогда она прекрасно понимала, что если откажется и продолжит войну, её свергнет собственный же народ: огромные потери, страшное поражение под Ассавиром и отвратительно командование императора Адриана, делали северян ужасно озлобленными, они буквально мечтали о прекращении кровопролития. Блэкхарт была вынуждена капитулировать, а также выплатить огромную контрибуцию и передать в наши владения значительную часть земель. Правда, ей удалось сохранить Южную Пенсельванику, которую так хотел заполучить принц, но это не страшно. Северная империя теперь состоит лишь из Даркнерии, Апфельгарда, совсем небольшой южной Пенсельваники и маленького Искранета, да Яхонтовых островов с необитаемым островом Бетсинг. Бывали, конечно, времена, когда под её контролем находилось значительно меньшее количество территорий, но тогда Север не был настолько разорён. Так что, скажу без преувеличения, сейчас северяне переживают самый настоящий крах, такой, какого история ещё не знала, и оправятся очень нескоро. Нам, как ты знаешь, тоже серьёзно досталось, но мы победили, и это главное. Дарийцы ликуют. Горгенс завтра прибывает в столицу и обещает национальный праздник. В общем, прими мои поздравления, Ал, так как ты сыграл очень важную роль в этой победе. — Спасибо, — сдержанно отозвался министр пропаганды. Победа, доставшаяся Дарийской империи очень дорогой ценой, его отнюдь не радовала: он думал о тех, кто погиб, и об их семьях.