Грязные слухи

Он почти успел. Но почти ведь не считается? На кухне было так много дыма, что Чимин закашлялся. Он подбежал к окну и открыл его настежь, выветривая яд. А потом отобрал почти пустую пачку сигарет и запулил её в мусорное ведро.  — Что ты делаешь? Тебе же нельзя! Ноль эмоций. Лицо отрешенное, взгляд расфокусирован. Просто достал новую пачку и поморщился, когда ее выбили из рук. Накатила безотчетная ярость. С каких это пор все решают за него?  — Эй! Что хочу, то и делаю! — но Чимин не дослушал. Прижался со спины, прижимая руки вдоль тела, не позволяя взять новую и прикурить. Юнги попытался вырваться, но бесполезно. То ли болезнь сделала его таким слабым, то ли этот парень изначально был сильнее его. Раньше не доводилось проверять.  — Не надо, прошу. Мы ещё вылечим тебя, — а вот от этой фразы взорвало все внутренние заслонки. Прорвало плотину скопившегося внутри яда.  — Ты блять издеваешься, да? Вылечим? Возомнил себя Богом, который все может? Я все равно сдохну, понимаешь?! И ни ты, ни я, ни эти гребанные врачи не остановят. Это рак, детка. Он не лечится. С каждым словом рывок был сильнее, но Чимин держал. Прижимал к себе так крепко, как только мог, и не давал вырваться. Чувствовал, как бешено колотится сердце. Только не понятно чьё именно.  — Нет, это ты не понимаешь. Ни хрена не понимаешь. Тебе нужно лечение, — Чимин вдруг всхлипнул, смахивая слезы о чужое плечо. — Только не уходи так легко. Не бросай меня. Как она. Юнги замер, чувствуя трепет за спиной. Словно ледяной водой окатило. Кажется, он затронул чужую болезненную мозоль. А может даже потоптался. Он ещё не настолько прочерствел, чтобы остаться безучастным. Болезнь не выела все изнутри. Не успела.  — Чим? Но парень не отреагировал. Только руки перестали сжимать, едва ли цепляясь за ткань рубашки. Юнги мягко отстранился, поворачиваясь к Чимину. Стёр подушечками пальцев влагу со щёк, погладил по спине, когда тот кинулся обниматься. От этого всего защемило в груди. Чим был еще совсем ребенком, на которого свалилась вся эта лажа. И, тем не менее, он всегда отдавал ближним частичку себя, вкладывал сколько мог. А Юнги вот так вот с ним поступает — плюет на его заботу с высокой колокольни. Даже червячок совести назойливо засвербел где-то там с изнанки. «Это все болезнь, не иначе», — бестолковая попытка оправдать собственные порывы, мысли и следующие слова:  — Ты так заботишься обо мне. А я ничего не делаю взамен. Прости. Чимин покачал головой, пряча нос в изгибе шеи, сминая ткань на спине до треска.  — Ты даже не представляешь, как много именно ты для меня сделал. И тут Шуга вдруг осознал, что по сути ничего не знает об этом мальчишке, который так уютно вписался в его жизнь. Кроме имени и номеров его тачки. Не спрашивал, а тот и не рассказывал. Неведение не освобождает от ответственности. А значит, пора расставить все точки над ё. Юнги отодвинулся, придерживая за плечи. Нежно погладил по волосам, а потом вдруг легонько щёлкнул по носу.  — У меня, кажется, завалялась где-то бутылочка коньяка. Чимин спешно вытер слезы и шмыгнул носом.  — А разве тебе можно?  — Нам с тобой НУЖНО, малыш. И пока не поступило новых возражений, Юнги достал обозначенную бутылку и пару бокалов. Она уже была открыта и отпита на четверть. На вопросительный взгляд Шуга пожал плечами. Он, в конце концов, творческая личность, а вдохновение находится далеко не всегда. Иногда правильные мысли должно что-то подтолкнуть. Например, градус алкоголя. Чаще всего не срабатывало, конечно, но вот спалось потом крепче. Первый бокал выпили залпом в полной тишине. Юнги молчал, только искоса поглядывая на сникшего парня и подливал по чуть-чуть. На третьем бокале Чимин заговорил. И честно, лучше было бы этого не знать. Было бы спокойнее… Пак Чимин был типичным представителем «золотой» молодёжи. Отец — владелец доходного косметического производства, мать — его опора и поддержка. Ну и Чим — единственный наследник. Не лучший пример для подражания. Он брал от жизни все, что можно купить за деньги. Родители, отпустившие ребёнка в свободное плавание едва ли не с рождения, спохватились слишком поздно. Согласитесь, воспитывать ребёнка в семнадцать уже как-то поздновато. Момент упущен. Но они попытались. Заставили поступить в престижный вуз на эконом, мотивируя тем, что он всё-таки наследник компании и должен знать хоть какие-то основы. Но и тут прогадали. За сплошные пропуски едва не отчислили с первого курса. Пришлось родителям доплачивать куратору и ректору, чтобы урегулировали этот вопрос. И вот здесь в игру вступило секретное оружие. В жизни Чимина появилась Она. Девочка — староста группы. Безумно тихая, дотошная и до оскомины заботливая. Чимин пытался сопротивляться. Оскорблял, унижал как только мог и ни во что не ставил. А она лишь молча прятала слезы и продолжала незаметно быть рядом. Доставала редкую литературу из библиотеки, занимала очередь в буфетах, была поблизости, когда Чим на грани с истерикой вопил, что абсолютно ничего не понимает. И всегда помогала. В мелочах, но все же. Наверное, она и изменила что-то внутри. Перевернула вверх тормашками восприятие мира, оставляя после себя тёплый артхаус и сумбур. Стала неотъемлемой частичкой студенческой жизни. А потом вдруг исчезла. Заболела. Так говорили её немногочисленные подружки. Чимин не спрашивал напрямую, а только случайно подслушивал, когда речь заходила о Ней. Спросить адрес или хотя бы номер телефона не позволяла гордость. Не дай Боги ещё подумают, что она ему нравится. Нет, что вы. Тихая мышка не может стать его парой. Такое только в сказках бывает. Появилась она только через месяц. Бледная, исхудавшая. Больше похожая на собственную тень. И внутри что-то противно заскреблось. Чимин даже отругать не смог в привычной манере. Назвал ласково «дурочкой» и попросил больше так внезапно не исчезать. А она лишь счастливо улыбнулась в ответ и покачала головой. Не смутил даже лёгкий щелчок по носу. Ведь Чим не мог иначе. Он менялся. Но постепенно. Они снова были вместе, разбирали трудные вопросы на промежуточных контрольных и при подготовке к сессии. Вместе приходили и уходили (им было по пути, и неважно, что для этого Чимин парковался в чужом районе, а потом, проводив до дома, ехал к себе). Образовалась своеобразная идиллия. Родители счастливы, их ненаглядное чадо исправно посещает пары, готовится к сдаче сессии. И Чимин тоже был счастлив. Он осознал это потом, но это действительно было так. Ему было комфортно и интересно. Вовсе она и не мышь. Да, тихая, на первый взгляд непримечательная, но безумно милая и заботливая. От нее не услышишь плохого слова, она всегда выслушает и поддержит. Может, Чимин нашел ее отражением идеала собственной матери, любовь которой никогда не ощущал в полной мере, или так и не появившейся сестренки, кто знает. Но поселилась в душе она прочно. Пожалуй, эти полгода вместе были лучше, чем предыдущие восемнадцать лет жизни. А потом они впервые поссорились. Из-за какой-то ерунды, уже и не припомнить. И Чим наговорил гадостей в ответ. Нагрубил так, как при первых их встречах. Довел до слез. А на следующее утро она не пришла. И потом тоже. Не выдержав, он все-таки пришел к дому, у которого они расставались. В окнах ее комнаты, которые он давно заприметил, свет не горел.  — Ждешь кого-то? — спросила вышедшая из подъезда старушка, когда прошло несколько часов. Чимин ничего не ответил, продолжая смотреть в безмолвные окна. — Ах, вот оно как. Зря, милый, ждешь. Ее в больницу отвезли неделю назад.  — В какую?  — Да вот, рядышком которая. И Чимин рванул туда, мельком поблагодарив добрую старушку. Влетел в приемное отделение и, едва ли не угрожая одной из медсестер, узнал номер палаты. Кардиология. В коридоре — ее мать. Вся в слезах. Что-то там с сердцем, операция, на которую нет денег. Информация едва ли долетала до ушей. Все внимание сосредоточилось на просвете приоткрытой двери, через который виднелся кусочек постели. Бледная кожа, куча приборов и противная больничная вонь. Он с детства ненавидел запах лекарств. Сейчас ненависть подросла до омерзения. Он сбежал. Вырвался на свежий воздух и едва им не захлебнулся. Все казалось каким-то сном. Осталось только проснуться. Осознание накатило гораздо позже, когда он уже сидел дома, пытаясь впихнуть в себя хотя бы ужин. Решение пришло моментально. Чимин вломился в кабинет отца и попросил денег. Впервые в жизни не для себя.  — Нет, — лаконично прозвучало в ответ. И никакие уговоры, угрозы или мольбы не помогли. А через неделю она умерла. Когда он пытался раздобыть деньги, клятвенно обещав себе успеть, ему позвонили из больницы. Сердобольная медсестра, которую он просил позвонить в случае чего, сухо констатировала факт.  — Не успел, — Чимин вздохнул и покрутил содержимое по дну бокала. Пить больше не хотелось. Да и смысла не было. Он давно осознал, что алкоголь не спасает от самого себя. — Знаешь, я, наверно, даже влюблен в нее был. Не знаю. Но отца я так и не простил. Взял машину и всю наличку, что была, и ушел из дома. Вот теперь все встало на свои места. Неподходящая одежда, помятый вид, его одиночество, которое так неожиданно разбавил Юнги. Все так легко объяснилось, но на сердце стало вдвойне тяжело. Как бы ни хотелось обратного — история повторится. И переживет ли ее Чимин на этот раз неизвестно.  — А мы и правда с тобой похожи, — рука сама потянулась к пачке сигарет, но остановилась под пристальным взглядом. Юнги усмехнулся. — Маленький надзиратель. Теперь всегда будешь за мной следить? Мягкая улыбка скользнула по болезненно поджатым губам. Чимин посмотрел прямо в хитрые лисьи глаза напротив и вдруг понял, что история действительно повторяется. Только теперь он в Ее роли. Уже не раз проскальзывало в чужом поведении собственное эгоистичное прошлое и абсолютный похуизм к самому себе. Забавно получается, и в уме только ее последняя фраза:  — А кто еще о тебе позаботится, дурак? Юнги фыркнул, незаметно пытаясь вытянуть хоть одну сигаретку. За что получил по рукам.  — Ай! Больно же, — но в голосе нет прежней ярости. Скорее легкий упрек и горькие смешинки. Чимин уловил их, потому что прикипел душой к этому глубокому и чуткому по своей природе человечку. Хоть и знакомы они всего ничего.  — А это тебе за то, что курил тут без меня. Шуга буркнул что-то нечленораздельное, а потом посмотрел на часы и ругнулся.  — Так, мы, кажется, засиделись. Пора спать уже, если рассвет не хотим встретить. Чимин согласно кивнул, зевая вовсю. И пока Юнги прятал недопитую бутыль, уснул за столом, опустив голову на сложенные руки. Засопел тихо, едва слюни не пуская.  — Ну что за ребенок, — не упустил возможности повозмущаться Шуга. С трудом приподняв парня на руки, дотащил до постели. Чудом не разбудил, не уронил и не снес им какой-нибудь косяк. А потом зашелся в очередном приступе кашля, опускаясь на пол и сгибаясь пополам. Как только отпустило, Юнги прислонился спиной к кровати и попытался перевести дух. Чимин подкрался незаметно, обвивая шею руками и устраивая подбородок на макушке.  — Если бы я действительно был Богом, я бы никогда не позволил тебе так страдать. Ты не заслуживаешь. Юнги почему-то приятно было слышать эти слова и больно одновременно. Осторожно выдохнув и собравшись с силами, он развернулся, поворачиваясь к сидящему на кровати сонному ангелочку. Взъерошил светлые волосы, разрушая наведенный порядок, добавляя каплю реальности в этот сюрреалистичный идеализм. Иначе и правда начнет считать его небесным созданием. — Не говори глупостей, Чим. Ты же меня еще совсем не знаешь, — на что Чимин закатил глаза.  — Это ты так думаешь. И вообще, пошли уже спать, Сахарок. И с каких это пор ему стали указывать в собственном доме? И почему он так беспрекословно выполняет почти все, что ему скажут? Может потому, что и самому хочется, прижать к себе сонное чудо и простить глупое прозвище, которое обычно выбешивало. Пусть называет как хочет, какая в конце концов разница, если жить осталось пару месяцев.