весна на полароидных снимках

чонгук не хотел просыпаться сегодня. в принципе, он вообще никогда не хотел просыпаться, но сегодня особенно. в календаре жирным кислотно-красным маркером была выделена единица на сентябрьской полоске цифр — чонгук меньше всего сейчас хотел вспоминать, кто сделал это. первый день осени. первый день рождения, на который никто не придет. чонгук никого не пригласит. переборов себя, он все-таки поднялся с постели. в школу он сегодня точно не пойдет — в конце концов, если родители хотят подарить ему что-нибудь, пусть просто сегодня оставят его одного. чонгук собирается пройтись по окрестностям и, возможно, заночевать где-нибудь там, как он делал это раньше. правда, сегодня, да и вообще, будет уже не так. чего-то не хватает. если честно, кого-то. наспех позавтракав, собрав нужные вещи и побольше еды, оставив записку, чонгук помчался на ближайшую остановку, прямо напротив огромных холмов. утром здесь ходит старый потрепанный автобус — про него уже давно забыли, но списать с рейса не могут — он здесь что-то вроде достопримечательности. чонгук усмехается: какой толк от достопримечательностей в этом городе, если из него все только и уезжают? пыльный тарахтящий ящик на колесах подъехал, и водитель — старик шихек — приветливо помахал чонгуку рукой и пригласил в салон. чонгук прошел в самый конец, к выбитому стеклу, и принялся разглядывать зеленые бугры. автобус покачнулся, двери закрылись, и он отправился в свое недолгое путешествие. чонгук прикрыл глаза. — эй, чонгукки, ты вообще слушаешь меня? — вдруг недовольно прикрикнул тэхен, толкая чонгука в плечо. младший встрепенулся, окинув хена грозным взглядом, и потер ушибленное место. — ещё бы я тебя не слушал! все трещишь и трещишь безумолку каждую секунду прямо на ухо, как тебя не услышать? — схватив тэхена в охапку и потрепав его по волосам, чон посмотрел обратно в окно. сейчас они спускались вниз по первому холму, и можно было увидеть вдали небольшое озеро. чонгук как-то раз был там со своим старшим братом, это было давно и там уже все могло сильно измениться, но кое-что все-таки осталось неизменным. огромное поле васильков видно даже из их маленького окошка — вот настолько их много. тэхен приблизился к окну и, приглядевшись, громко ахнул. — чонгуки, мы просто обязаны прямо сейчас пойти туда! пожалуйста, дедушка бан, остановите, нам срочно нужно к этому озеру! — тэхен как будто пылал и светился изнутри, в его глазах плескался нездоровый интерес, и они как будто увеличились втрое, он резко вскочил с места, и, под задорный смех господина бана, помчался к двери. съехав с тропинки, машина остановилась, и пыльные поцарапанные двери со скрипом выпустили кима на траву. громко крича что-то неразборчивое, он схватил чонгука за руку и потащил вперед. старик вышел следом и, оперевшись на еле стоящий автобус, закурил, пробормотав что-то про шумных детишек. — дядюшка шихек, остановите? — мужчина одобряюще покачал седой головой, и транспорт медленно остановился. чонгук вышел. трава цеплялась за его ботинки, как будто пытаясь удержать, предупреждая, что снова идти туда — самая глупая идея. но чонгук упорно игнорирует свои мурашки по коже, ссылаясь на холодный ветер и на легкий свитер, совсем не обращает внимание на бешенно колотящееся сердце и слепую надежду, что тэхен на самом деле прячется все это время там. он подходит к самому краю и садится в гущу голубых цветов. а потом тяжело вздыхает. ким тэхена тут не оказалось. шихек присел рядом и стал молча смотреть в воду. сегодня он не достанет табак. — ну и что это было, тэхен? — чонгук плюхнулся рядом с другом. васильки приятно щекотали щеки и шею. тэхен улыбнулся. — просто я люблю васильки, чонгук. но вижу их редко. — длинные тонкие пальцы срывают цветок. тэхен просит чонгука пододвинуться и аккуратно лепит василек за его ухом. а потом смеется. радостно так, заливисто, как будто в первый раз в жизни. чонгук начинает смеяться тоже. — а что смешного-то? — спрашивает чонгук, и тэхен тянет его за щеки, улюлюкая. а потом снова начинает смеяться, приглаживая непослушные волосы младшего. — ну, знаешь, ты такую моську скорчил, как будто только что выиграл сто миллионов долларов. — хихикнул тэхен, убирая с чужих волос травинки. а потом — не забывай меня. чонгук активно закивал головой и "я никогда не забуду". тэхен откинулся на спину и прикрыл глаза. — тогда я спокоен. — вы поссорились с тэхеном? — чонгук вздрогнул и поднял взгляд на шихека. он не смотрел на него, а смотрел куда-то в пустоту и, если бы не такое знакомое имя, чонгук бы подумал, что старик обратился не к нему. внутри опасно кольнуло. — нет. — сухо ответил мальчишка, кидая кусочек хлеба набежавшим уткам. шихек тяжело выдохнул и посмотрел на чонгука. взгляд у него был тяжелый, тусклый и пустой — таким его, кажется, ещё никто не видел. чон сглотнул и опустил глаза, стараясь не смотреть на старика. — у тебя же сегодня день рождения, ты разве не пригласил его? — он потянулся к карманам, чтобы достать паперосы, но вдруг одернул себя; передумал. — он все равно не придет. — шихек хотел снова что-то спросить, но чонгук опередил его. — ким тэхена больше нет здесь. голос сел к чертям под конец предложения, и в глазах защипало. ещё чуть-чуть и чонгук проиграет; разрыдается как девчонка и будет снова кричать в пустоту о том, какая же ким тэхен сволочь. чужая рука приземляется на плечи чонгука и загребает его в объятия. от шихека пахнет старостью, табаком и воспоминаниями. чонгук смаргивает слезы и зарывается лицом в чужую жилетку. мужчина успокаивающе гладит ребенка по спине, что-то шепчет о уходе людей и о том, что нужно жить дальше. — слушай, дружище, то, что он покинул тебя — это ещё полбеды. самая настоящая катастрофа в том, что ты все ещё не отпустил его. даже когда он уже не рядом, давно в другой стране, ты только представь — не в соседнем доме, не в соседнем квартале, да черт, даже не в соседнем городе, а почти на другом конце света! — чонгук перестал всхлипывать. шихек погладил его по волосам и продолжил. — жить — это тебе не уравнения решать или на автобусе кататься. если бы все было так просто, если бы мы могли сами выбирать, что должно происходить, а что нет — я бы сейчас вряд ли знал, что существует какой-то чон чонгук, а сидел бы в своей вилле и был нефтяным магнатом! как видишь, я все ещё водитель зачуханного автобуса, все еще беден и все еще знаю, кто ты такой. послушай, жизнь сама все расставит так, как ей надо; хочешь ли ты этого или нет — это уже только твои проблемы. чонгук вытер слезы и кивнул. теперь он все понял. тэхен не хотел оставлять его. у него просто не было выбора. его поставили перед фактом и все, что он мог сделать — молча согласиться. тэхен до последнего заботился о чонгуке. — но знаешь, — шихек потрепал мальчишку по голове, доставая из кармана старой джинсовки маленькую плитку молочного шоколада. он аккуратно вложил ее в чонгуковские ладошки и улыбнулся. — у нас всегда есть шансы все исправить. на часах уже восемь вечера, чонгук еле стоит на ногах — он побывал везде, где они были вместе. внутри, кажется, снова начали кровоточить недавно зажившие раны, а сердце тесно защемилось, как только чонгук приблизился к последнему месту их встречи. если честно, чон сам себя не понимал: его лучший друг просто уехал, его не сбила машина, он не покончил с собой — он просто уехал. пускай, даже и в другую страну — ким тэхен жив и исправно пишет ему письма. но чонгук все равно злится; он не понимает, на кого точно, за что и вообще зачем. он злится, ругает тэхена, так и не прочитав его письмо, оставленное вместе с их снимком на столе в комнате чонгука. ему кажется, что как только он откроет конверт — его тело разорвет на тысячу маленьких частиц; которые, возможно, долетят до самого тэхена и осядут пылью на кончиках его истертых ботинок. с друзьями эту тему не поднимает — да и они все понимают без слов; чонгуку плохо без тэхена. тэхену без чонгука тоже. тэхен смотрит на хосока через монитор и может коснуться рукой его ярких пикселей; на деле, между ними сотни тысяч километров, да и касания через такое расстояние совсем не отдают никаким теплом. и тэхену кажется, что хосок — не настоящий, что у него на самом деле нет и не было никакого брата, что он все это время жил в канаде, и его прошлое — дешевая выдумка какого-нибудь продажного автора. а потом хосок коротко шепчет "я вижу чонгука, он стоит там", и тэхена словно головой в ледяную воду окунули. потом старший пытается повернуть камеру на окно, но провод слишком короткий, поэтому сразу бросает это дело и извиняется. а тэхен, собрав всю свою месячную выдержку в кулак, робко задает: — с чонгукки... с ним, с ним все хорошо? хосок молчит. опускает взгляд и кусает губы, отрицательно качнув головой. он громко выдыхает и думает, что тэхен полный придурок, раз спросил это именно сейчас. и что вообще спросил. — он выходил с нами всего три раза. три ебаных раза, тэхен! сегодня его не было в школе, я звонил на домашний несколько раз в течении дня, никто не отвечал. мы с ребятами приходили к нему, но его родители только покачали головой и сказали, что скоро он должен вернуться. — хосок закрыл лицо ладонями. его голос был взволнованным, дрожащим и, кажется, он еле сдерживался, чтобы не заорать в полную глотку. тэхена передернуло. — тэхен, нам всем плохо без тебя, а чонгуку совсем дерьмово. возвращайся быстрее. хосок завершил звонок. и тэхен завершился как человек. почему, чонгук, почему? чонгук заходит домой. на пороге его ожидают взволнованные мать и отец. они расспрашивают его совсем недолго, скорее всего, просто для галочки, поздравляют, усаживают за праздничный стол, где куча всякой заказной дорогущей еды (которую, к слову, чонгук терпеть не может) и отпускают. на столе лежит бордовая коробка с огромным бантом на верху. чонгук аккуратно тянется к ней, как будто внутри нее атомная бомба, закрывает глаза и снимает крышку. к сожалению, взрыва не случилось, и он все ещё жив, а перед ним, там, в коробке, красный вязаный шарф и маленькая записка уже холодает, поэтому ты должен одеваться теплее я знаю, что встретить свои четырнадцать ты хотел совсем не так прости, что оставил тебя одного с днём рождения, а в самом низу красиво выведено твой ким тэхен.