Прости меня, моя любовь

Мирон груб в сексе и что-то ей подсказывает, что он не специально. Или просто одно продолжительное нажатие — синяк через минуту. Неужели это первое доказательство мягкотелости Лариной? С каждым днём разборок всё меньше — Дина думает всё дело в работе, которая поглотила обоих, как море, и никто друг другу не кинет спасительный круг. С каждым днём таблеток всё больше и зрачки всё шире, ведь прописанные успокоительные — хуже любой наркоты. Любви не существует, думает Дина, пьёт пятую кружку кофе в два ночи, продолжая торчать на кухне и монтируя новое видео, как тогда поглядывая в зеркало на подоконнике, видя лишь невидимые отпечатки. В квартире тишина, что давит на уши, и легче становится, когда включаешь рандомный трек — это кантри? рок? Да насрать, на самом деле, зато на слух легче. Здесь холодно, но уютно, вроде как. Зажжено две конфорки и дверь на кухню закрыта, чтобы было теплее, и как-то всё равно, что дышишь газом, зато тепло. Отопление, суки, включить не хотят… Кто бы увидел Дину сейчас, не сказал бы, что она — тридцатилетняя женщина, запутавшаяся в жизни почти наркоманка, пользующаяся двумя мужчинами одновременно. Сейчас можно увидеть лишь забравшуюся с ногами на стул барышню в толстых носках, маленьким хвостиком, в очках, в старом свитере и мужских домашних штанах. Кажется, они ещё были у Юлика в своё время, она точно не помнит, но тогда он помогал ей красить стены, чему свидетельствуют капли белой краски.

Осталось никаких сомнений Похоже счастлив я, и не слегка Чтобы в таком хорошем настроении И голова легка, хоть ночь и коротка

Похоже рандомные песни могут провожать тебя в далёкое прошлое, когда Мумий Тролль считался для тебя еще романтикой, а не глухим воспоминанием как сейчас. Обидно немного даже, но это только побочки. Если спустя пару часов Дина обнаруживает себя напротив знакомой, при этом даже не помня, как здесь оказалась — тут нужно не стучать в эту самую дверь, а бежать так, чтобы пятки сверкали, да побыстрее. Но нет, рука тянется против воли разума. И через пару минут слышится недовольный голос за дверью. А у неё паника, потому что ей нужно находиться не здесь, не сейчас, когда почти каждый день панические атаки и провали в памяти — и если бы это была старость. Дверь отворяется, после её затаскивают рывком в квартиру и закрывают дверь наглухо. Юлий не приветствует, не церемонится как с маленькой, а просто уходит к себе, ни слова не сказав. Ларина еще даже не отошла от шока. Стояла как вкопанная в коридоре, боясь и шаг сделать, будто это всё исчезнет буквально в секунду «раз!» — и не было этого всего, а на самом деле она просто уснула за столом еще тогда, ночью, допивая пятую кружку кофе — и Дина была бы только рада, потому что вся эта херня настораживает и очень пугает. — Юлик, — тихо произносит Дина, как маленькая девочка цепляясь за косяк, заглядывая в спальню парня, лежащего к ней спиной. Тот не подаёт признаков заинтересованности, поэтому девушка прикрывает дверь, и ложится на диван, включает телевизор на минимальное звучание и в полудрёме смотрит утренние шоу по разным каналам, как ребёнок увлекаясь ярким заставкам. В таком русле проходит почти четыре часа, за которыми Ларина не успевает осознать даже половину случившегося. Проснувшись в десять утра в первую очередь Дина заглядывает к Юлику, который тихо посапывает, а потом перебежками к двери, но открыть их ей не удаётся, потому что ночью Онешко запер их в квартире, а ключи найти она не могла. Присев на комод у входа, девушка невольно задремала, но через минут пять, как ей показалось, её разбудили чьи-то толчки, и пришлось разлепить глаза. — Ты здесь всю ночь провела, что ли? — спросил хмуро Онешко, проведя рукой по волосам, заправляя их назад, чтобы не мешали смотреть на Ларину, сжавшуюся от пристального взгляда. — А? — Дина почти не услышала вопроса, но и не хотела его услышать, лишь бы покинуть квартиру и вернуться к себе, — Открой дверь, пожалуйста. Я выйти не могла. — Зачем тогда вообще пришла? — спросил парень, уходя за ключами к себе. — Прости, — глухо произнесла она, обуваясь. Не сильно она и хотела извиняться на самом деле, но это правила этикета, во-первых. А во-вторых, надо бы, потому что он её приютил так поздно, не воспользовался, как мог бы, и не начал расспрашивал о том, что она сама не знала. — Хах, Ларина извиняется? За что же? — в глазах Дины он всегда оставался неким примером для подражания — добрым, наивным, таким… Каким-то вот таким, что не объяснишь. Но годы идут, времена меняются, как и мальчики, которые превращаются в мужчин и больше не могу целомудренно целовать тебя в жопу, думает она, не находя даже слов для достойного ответа. — Я не помню, как здесь оказалась. Забудь, я тебя больше не потревожу. — холодно ответила Ларина, уже одев пальто, взглядом уткнувшись в всё еще закрытую дверь. — Пожалуйста. — показала она на дверь, приглашая его открывать. Онешко ещё минуту осмыслял всё сказанное, пытаясь найти правильное утверждение всего происходящего. — Ты опять принимаешь? — оба знали, о чём он. Дина напряглась, вспоминая день, когда Юлик сам ходил с ней на первый приём к врачу, после очередной панической атаки — спасибо, нервы. Она и забыла, что там есть побочные эффекты: провалы в памяти, бессонница и тому подобная дребедень.« — Отличное лекарство. От здоровья.» — произнёс тогда Юлик, внимательно читая этикетку. И если бы она прочитала, черным по белому, надпись «не принимать с алкоголем», возможно, не обнаружила себя в одной постели с, мать его, Мироном. Но время не вернуть вспять, и за ошибки нужно платить. Пусть и в глубине, но Онешко себя корил некоторое время за неосторожность, хотя потом это всё забылось, прекратило его тревожить. И вот он, тот миг, когда ебаная медицина опять не обеспечивает человека обычной безопасностью от самого себя. Ну нет, поменяй рецепт, врача, город! Но все они одинаковые, никак не отличающиеся. Ещё раз спасибо, затянувшиеся депрессии.