Настоящая любовь — это прежде всего доверие между влюблёнными. Терпение. Их способность простить друг друга в любой ситуации. Их способность не забыть друг друга после расставания. Их нежелание расставаться. И даже если они не знают о чувствах друг друга, они всё равно продолжают любить. Продолжают ждать. И живут в надежде на взаимность. А даже если любовь у кого-то и не взаимна — этот человек всё равно будет любить, потому что сердцу ведь не прикажешь.
И Джина думала так. И надеялась. И он надеялся. И они ничего не могли с этим сделать. Потому что любили. Было 22-е число. Скоро их должны были выписать из больницы. Дьюс ни о чём не вспоминал. Ни о чём не думал. Ничего не хотел. Кроме её глаз. Её рук. Её любви. Он хотел только быть с ней. А тем важным, о чём парень не вспоминал, был день рождения его сестры, Вайперин. До той аварии Дьюс с нетерпением ждал её 19-летия, но после аварии сразу же об этом забыл. И вспомнил лишь в это день. Когда его сестра пришла к нему в больницу. Она стояла в дверях палаты, когда парень мирно и крепко спал в своей постели. Девушка была не одна: с ней пришёл её отец. И, как всегда, его взгляд был недобрым. Джина сидела в кресле рядом с другом. Она держала его руку в своей руке. Она не сразу заметила в дверях его сестру и отца. Но как только заметила, сразу же отошла от кровати Дьюса. Естественно, что Вайперин не понравилось увиденное только что. Все мы помним, что она ревновала брата, завидев его с девушкой. Но никогда не надеялась стать ему парой. Отец Дьюса сверлил своим взглядом зеленоглазую, пока его дочь будила парня. Дьюс открыл глаза и слегка удивился: с одной стороны стоит Джинафаер, с другой - Вайперин, а напротив - отец. - Что происходит? - Мы пришли тебя навестить, - ответила розововолосая. Дьюс сел, насколько позволяла его нога, и посмотрел на сестру. Сегодня она была особенно красивой, и что-то в его совести шевельнулось. Он не мог оторвать от неё глаз, но, поймав на себе сердитый отцовский взгляд, он, наверное, впервые в жизни, осознал: она нравится ему. Не как сестра. Как девушка. И ему было стыдно это осознавать. Вас когда-нибудь жгло чувство вины за те чувства, которых вы никогда не хотели испытывать? Меня жгло. И многих из семи миллиардов людей тоже.Мы не отдаём себе отсчёта в наших действиях. Наши чувства нам не подвластны. Сердцу не прикажешь, любить или нет. Сердцу не скажешь, кого хочешь любить. Ты просто любишь.
Дьюсу было стыдно смотреть им в глаза: и сестре, и отцу, но больше всего - Джине. Он действительно её любил, любил, как никто на свете. А параллельно ему нравилась девушка, которую 19 лет он считал своей сестрой. Которая 19 лет жила с ним в одном доме. Которая всё эти 19 лет была рядом с ним. - Ты в порядке? Этот вопрос заставил парня прервать свои размышления. Он даже не осознавал, что, думая о своих чувствах, он незаметно для себя лёг и закрыл глаза. И вот её лицо снова перед его лицом. Оно светится от счастья. Оно боится за чью-то жизнь. За его жизнь. Жизнь Дьюса. - Всё в порядке. Просто голова закружилась, - парень снова сел и протёр глаза. Теперь яркие краски играющего лучами заходящего солнца заставляли его жмуриться от боли и света, а стерильная белизна комнаты вызывала никем нежданные слёзы. Дьюс ещё раз провёл рукой по глазам, и только от одного прикосновения он ощутил ужасное жжение в глазных веках. Все трое зрителей этой сцены смотрели на её главного героя, но смотрели по-разному: сестра - с испугом, отец - с привычной злостью, возлюбленная - с милой улыбкой на лице. Последняя любила смотреть на зеленоглазого в любой ситуации, и уже не приходила в испуг от его "жмурок". - А что произошло? Пожар? Наводнение? Землетрясение? - Нет. Всего лишь мой день рождения, - с улыбкой ответила розововолосая. Дьюс окончательно запутался. Он уже не мог ничего понять, а этот ответ только усложнил всё. И тут до него дошло... - День рождения? О, боже... Сестра... Извини, я совершенно забыл об этом... - Вот так ты показываешь своё воспитание! - строго сказал отец. - Мы думали, что вырастили прекрасного молодого человека с хорошей памятью, а не забывчивого мальчугана с улицы, который бросается под колёса машин ради особ, которым я не доверяю, - и он бросил злой, брюзгливый взгляд в сторону Джинафаер. Та совершенно не ожидала такого поворота событий. - Отец, оставь свои шуточки! Твоему сыну плохо, у него сломаны рука и... - Нога, - подсказал парень. - ...и нога. Как ты можешь быть таким, особенно в присутствии Джинафаер? Сказав это, Вайперин тоже посмотрела на Джинафаер. В её взгляде читалась тревога, а также... что-то необъяснимое. Дьюс заметил этот взгляд, и вдруг его осенило: Вайперин ведь его ревнует, а значит, тоже недолюбливает Джину. Чтобы прервать неловкую паузу, зеленоволосая сказала: -Быть может, вы... Быть может, вы хотите поговорить наедине? Я могу выйти. - Уйди с глаз моих, - прошипел отец семейства. - Папа! - воскликнула Вайперин. - Что? Эта выскочка прервала нашу первую встречу в больнице, так кто может ручаться за то, что она так же нагло не прервёт вторую? Она просто надоедливая мразь, - сорвалось с губ старшего Горгона. - Это не так! Этот крик издали сразу два человека: Дьюс и Джина. Дьюс - потому что не мог слышать от своего де отца подобных гадостей о своей подруге, Джина - потому что она была потомком семейства Лонг, гордящихся своим происхождением и никогда не позволяющих себя обижать. Парень хотел защитить девушку, а девушка - свою честь. После обмена взглядами с зеленоглазым, Джинафаер вышла из палаты. Ей было противно находиться рядом с Гилбертом Горгоном. Ладно бы он говорил гадости только о ней, но он высказался и насчёт своего сына! Джинафаер не смогла этого стерпеть. Сейчас она готова была отдать всё на свете за возможность отвесить Горгону-старшему сильнейшую пощёчину, пропитанную всей той злобой, что от него исходила. Дьюс после этой сцены долго не мог ничего сказать. Выйдя из ступора, он молча взглянул на Вайперин, затем на отца, и снова на сестру. При этом он очень грустно улыбнулся, язык его не слушался, в горле будто ком застрял. - С днём рождения, сестра... - все слова, что парень смог из себя выдавить.