Что будет завтра

      Глеб, за последние дни вымотанный усиленными репетициями и дорогой, вошёл в свой номер с единственной мыслью: завалится на кровать и находится там в состоянии сна как можно дольше. В добавок к усталости, он немного приболел, уже по-настоящему, и самочувствие оставляло желать лучшего, но приходилось терпеть. До выезда на площадку было ещё четыре часа, поэтому можно было отдохнуть хотя бы пару часов. Стянув с себя одежду и бросив её на стул, Самойлов младший уткнулся лицом в мягкую подушку и накрылся одеялом почти полностью, закрывая глаза и погружаясь в сладкую дремоту. Но стоило только ему заснуть, из царства красочных иллюзий его выдернул настойчивый стук в дверь. Глеб, поморщившись, натянул одеяло на голову и постарался вернуть сон, но стук повторился. — Глебыч! — Раздался голос Хакимова за дверью. — Самойлов, открой дверь! — Продолжал стучать Дима, будто бы Глеб проспал апокалипсис.  — Твою мать, — Самойлов младший нехотя выбрался из постели, натягивая джинсы. — Барабанить на концерте будешь, — буркнул он, открыв дверь. — Глеб, какого хрена? — Дима вошёл в номер и ткнул Глебу в лицо экраном своего смартфона. Самойлов прищурился, чтобы без очков разглядеть изображение. На экране он увидел их с Вадимом видеообращение. — У нас выход альбома на весну запланирован! — Так и выпустим мы весной альбом, не кричи, — несмотря на то, что Глебу было уже за сорок, ребёнок внутри него всё равно был недоволен, когда на него ругаются, и начинал выпускать колючки, которые ощутимо кололи чувство собственного достоинства. — Ты с ума сошёл? Как ты собираешься все успеть, если ты даже на нашу репетицию собраться вовремя не можешь? — Хакимов пристально смотрел на Глеба укоризненным взглядом. Глеб молчал. А Дима, воспользовавшись этим, продолжал высказывать ему своё недовольство. — С каких пор вы вообще начали общаться? — С тех самых, — отмахнулся Глеб, — Дим, я сам не хочу этих концертов, поверь, — в этом момент он наконец в полной мере осознал, на что подписался, — Но как бы там ни было, он всё ещё мой брат, и я обещал помочь, — хотя об этом решении Глеб уже начал жалеть, подумав даже позвонить и отказаться, но было уже поздно. — Твоя задница, Глебсон, это магнит для приключений, — Снэйк вышел из номера.       Глеб, взглянув на время, решил поспать хотя бы час, но заснуть так и не смог. Он, закрыв глаза и закинув руки за голову, стал вспоминать все их с Вадимом приключения и передряги, источником которых с самого детства в восьмидесяти процентах случаев был именно Глеб. Его губы невольно тронула улыбка от воспоминаний о том, сколько всего они прошли с братом рука об руку.       На саунд-чеке Глеб старался как можно меньше общаться со Снэйком, потому что тот всё ещё пытался убедить его, что совмещать подготовку к выходу нового альбома Марицы и ностальгических концертов Агаты Кристи- это очень плохая идея. К тому же, по словам Димы, это может плохо отразиться на репутации их группы. — Сказал человек, который является барабанщиком и директором двух групп на постоянной основе, — язвительно огрызался Глеб.       Во время концерта по залу шелестели насмешливые разговоры о том, что Глеб сегодня, видимо, немного нетрезв. Самойлов младший старался не обращать на это внимания, усталость дала о себе знать, поэтому на второй половине выступления он по большей части опирался на стойку и отдавал припевы на исполнение залу. — А я говорил, что ни к чему хорошему не приведёт это совмещение, — продолжал Хакимов крутить свою заевшую пластинку, шагая по перрону к нужному вагону. — Если ты и дальше будешь сливать концерты, то нас вообще перестанут приглашать.       Устав выслушивать упрёки Димы, Глеб просто молча шёл рядом, словно пятилетний ребёнок, изображая рукой монолог товарища. Хакимов решил на время слезть со своего любимого конька, но как только они освоились в купе, и Глеб собрался наконец-то поспать, Дима вновь оседлал конька и продолжил скакать на нём с ещё большим усердием. Тяжело вздохнув, Самойлов просто накрыл лицо подушкой и, несмотря на ворчание Снэйка, измучено провалился в сон, вслушиваясь в мерный стук колёс.       Все гастроли прошли в режиме «Снэйко-Глебки», который заключался в том, что Глеб усердно старался спрятаться от Хакимова, который не менее усердно старался найти Самойлова и выесть ему мозг. Поэтому Глеб был очень рад наконец-то вернуться в Москву. Но его мечта проспать минимум сутки была жестоко порвана Вадимом, который на следующий после приезда брата день, с утра пораньше набрал его номер. — Доброе утро, — прозвучал из трубки жизнерадостный голос старшего Самойлова. — Хуютро, — раздраженно ответил заспанный голос младшего. — Ты же уже вернулся? — пропустив мимо ушей грубость брата, уточнил Вадим. — Для тебя нет, — продолжал грубить Глеб. — Вадик, отвали, я спать хочу, — жалобно проныл он. — Ладно, так и быть, дрыхни, а завтра в одиннадцать буду ждать тебя на базе, попробуем прорепетировать, — решил появиться снисходительность старший Самойлов. — Кстати, когда выспишься, будь добр проверить почту, я прислал тебе дизайн афиши и примерный трек-лист, — в трубке раздались короткие гудки. Глеб выронил телефон на подушку рядом с собой и закрыл лицо руками, потирая глаза.       Проспав ещё часа три, Глеб всё-таки выбрался из кровати, почувствовав себя заметно лучше. Он, заглянув в холодильник, в котором после отъезда, ожидаемо, было пусто, решил заказать пиццу и уже через полчаса уселся на кровати перед ноутбуком, поставив рядом с собой коробку с пиццей и бутылку с портвейном.       Открыв электронную почту, от которой Глеб с трудом вспомнил пароль, так как почти не пользовался им, он пробежался взглядом по трек-листу. В принципе, список песен, составленный Вадимом, вполне устраивал младшего Самойлова- ему было по сути всё равно, что петь, но пару изменений он всё-таки внёс.       Открыв файл, в котором находилось несколько вариантов афиш, Глеб стал внимательно рассматривать фотографии. Ему нравилось. Он задержал взгляд на выражении лица Вадима, уверенном, серьезном, со сдержанной, но весьма довольной улыбкой. Затем Глеб посмотрел на стоящего рядом себя и отметил, что выглядит устало, а в сероватых глазах отражение нескончаемой тоски и никакого намёка на счастье. «Я вполне себе счастлив», — подумал Глеб, подойдя к зеркалу и натянув полуулыбку.       На следующее утро Самойлов младший проснулся с чувством необъяснимой тревоги. Стоило ему подумать о предстоящей репетиции, становилось не по себе. Ведь одно дело было собираться и обсуждать рабочие моменты, а совсем другое — снова окунуться в этот омут, из которого он так старательно выныривал четыре года назад, жадно хватая воздух, как тогда казалось, свободы, снова взять в руки инструмент, на котором давно не играл, вспомнить те песни, которые старался запрятать в дальний уголок, заменяя новыми. Но больше всего Глеба пугало то, что снова нужно хотя бы на время выстроить мост, который они с Вадимом сожгли с обоих сторон. Занятый этими мыслями Самойлов младший неосознанно собирался раза в два медленнее обычного и на репетицию, предсказуемо, опоздал. — Глеб, я же просил к одиннадцати, — услышав звук открывающейся двери, Вадим, не оборачиваясь, понял, кто пришёл. В ожидании брата, он уже настроил всю аппаратуру и инструменты. — Ну извините, — буркнул Глеб, как всегда, не слишком приветливо. — Я в трек-листе пару изменений внёс, — он достал из кармана сложенный листок с написанными названиями песен и протянул Вадиму. — Хорошо, оставим так, — кивнул Вадим, пробежавшись по списку, в котором в самом деле поменялось всего три песни. — Как тебе афиши? — Поинтересовался он. — Да пофиг, сойдёт, — отмахнутся младший Самойлов. Вадим снова взглянул на брата усталым взглядом. Ему вдруг захотелось подойти к Глебу и хорошенько встряхнуть его, чтобы выбить хоть какие-то эмоции, чтобы сбросить пелену равнодушия с его меланхолично-отстранённого взгляда. — Давай начнём, — старший Самойлов взял в руки гитару. — Я уже всё настроил.       Младший Самойлов подошёл к гитаре, не решаясь коснуться её. Этот инструмент хранил воспоминания, в которые Глеб так боялся окунуться. Как только он коснулся струн, в сознании сразу вспыхнули картинки выступлений в составе Агаты, и собственный образ рок-героя, который (Глеб прекрасно понимал это) остался в том прошлом, в которое они с Вадимом наглухо забили дверь, а теперь прямо сейчас зачем-то снова выламывали её. Наконец пелена равнодушия упала с лица Глеба, и в его глазах, светлых как летнее небо, отразилось всё, что он пытался скрыть даже от самого себя. Самойлов младший, прижимая к себе любимую гитару, попытался взять аккорды, но с ужасом понял, что не помнит, как играть агатовские песни, к которым не возвращался четыре года. Да и всё это время гитару он брал не слишком часто. — Вадик, я не могу, — Глеб старался перебирать струны, вспоминая, но ничего не выходило, — Я… я не помню… — он поставил гитару и дрожащими пальцами вытащил из пачки сигарету. — В смысле? — Вадим удивлённо посмотрел на брата. — В прямом, — голос едва заметно дрогнул, срываясь на истеричные нотки- это не предвещало ничего хорошего. — Я, блять, не помню, как их играть, ни одну! Понимаешь? — Глеб быстро курил, наполняя помещение дымом. — Успокойся, — Вадим тоже закурил и, подойдя к брату, хотел положить ему руку на плечо, но передумал. — Всё ты помнишь, — попытался он поддержать Глеба, но слова звучали как-то нелепо.       На душе стало паршиво от того, что раньше они понимали друг друга с полувзгляда, а теперь невозможно было подобрать ни слова и хотелось уйти куда-нибудь и вернуться, когда Глеб уже успокоиться. Но Глеб успокаиваться не собирался, он начал паниковать, сам не зная от чего, как обычно с ним это и бывало последние лет двадцать. Вадим достал из шкафа бутылку виски и, плеснув алкоголь в стакан, протянул его Глебу. Тот в два глотка опустошил стакан и, несколько раз глубоко вздохнув, почувствовал, как паника медленно отступает. Он снова прижал к себе гитару. — Держи, — Вадим протянул брату его старую шляпу и перчатку для правой руки. — Зачем? — Глеб попытался снова спрятаться за своим равнодушием, но глаза и чуть дрогнувший голос выдавали его. — Воспоминания освежишь, — улыбнулся Вадим. — А на сегодня, думаю, хватит, всё равно толку не будет, — решил старший Самойлов. — Можно я заберу его полностью? — Спросил Глеб, имея в виду свой эпиложный сценический костюм. — Конечно, мне то он тут зачем, — пожал плечами Вадим. — Приходи послезавтра, попробуем ещё раз, — он тяжело вздохнул, понимая, как трудно будет снова выстроить сожженые мосты, если вообще возможно. — Послезавтра я не могу, у меня запись с Матрицей, — уже совсем ровным и снова каким-то отстранённым голосом сказал Глеб. — А когда ты сможешь? — В среду, наверное, — пожал плечами Глеб. — В среду у меня концерт, в пятницу тоже, — драгоценного времени с каждым днём становилось всё меньше, но кто сказал, что будет легко? — Давай в воскресенье? — Ага, — кивнул младший Самойлов и вышел из помещения.       По дороге домой в сознание Глеба вновь стали проникать опутывающие, как паутина, нити мыслей, которые он старательно от себя отгонял. Захотелось выпить. Зайдя в магазин, Самойлов младший купил бутылку крепкого алкоголя и кое-чего на ужин. Войдя в квартиру, Глеб отключил телефон и, по дороге скинув с себя одежду, направился в душ.       Сумерки уже окутали город, лёгкий ветерок раздувал тюль на окнах, выгоняя из комнаты сигаретный дым. На столе остались наполовину пустая бутылка и недоеденный ужин. Глеб стоял перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Старые концертные вещи были ему до сих пор по размеру. Улыбнувшись, он надел шляпу и, натянув перчатку на правую руку, взял гитару и с нежностью провёл по струнам. Он сидел на кровати, обнимая инструмент и прикрыв глаза, в сознании снова всплыл образ двух рок-героев, стоящих на сцене бок о бок и играющих музыку, от которой у зала в десяток тысяч человек закипала кровь. Глеб, погрузившись в свои мысли, позволим им окутать сознание, он не заметил, как под его пальцами, всё это время автоматически скользящим по струнам, зазвучала музыка, давно и навсегда въевшаяся в сознание и душу. Он помнил всё. Никогда не забывал.