Что будет завтра

      Вернувшись после репетиции домой, Глеб маялся от безделия в раздумьях, чем бы ему занять себя. Вдруг ему подумалось, что давненько он ничего не читал. Немного покопавшись в шкафу, где на полках было довольно много различных книг, Глеб выбрал одну и, устроившись на постели поудобнее и поставив себе под бок миску с крекерами, под мерный шум погрузился в выдуманный мир.       Прочитав пару глав, Глеб отложил книгу и потёр болящие от недостаточного освещения глаза. Включив верхний свет, младший Самойлов так и не вернулся к книге, найдя её не слишком увлекательной. Он вышел на балкон, захватив со стола пачку сигарет и зажигалку. Закурив, Глеб отстранено смотрел как крупные капли дождя падают вниз и разбиваются об асфальт. В голове крутились какие-то мысли, но Глеб никак не мог уловить и задержать в сознании хоть одну из них.       Вернувшись в комнату, он развёл себе уже надоевший до ужаса растворимый кофе и сел за стол, открыв перед собой ноутбук. Стараясь прогнать скуку и хоть чем-то развлечь себя, Глеб прокручивал все подряд странички в интернете, начиная с новостных сайтов и заканчивая чтением всяких фанатских форумов, посвящённых им с братом. Самойловых всегда забавляло умение фанатов нафантазировать таких небылиц. «Им бы свой сочинительский дар в мирное русло направить» — шутили они. Но с другой стороны, забавно это было до определённых пределов. Братья не любили вмешательства в личную жизнь, и даже за столько лет на сцене порой было трудно справляться со столь бесцеремонным вторжением в личное пространство.       Прочитывая бесчисленные страницы обсуждений, Глеб вдруг наткнулся на обсуждение прошедшего пару дней назад концерта Вадима. Пробежавшись глазами по комментариям, которые в основном были восторженными, младший Самойлов увидел фанатскую видеозапись выступления. Не то что бы Глебу было дело до концертов брата, но он помнил их договор о том, что после ностальгических концертов Вадим больше не будет петь песни Агаты Кристи, и ему стало интересно. Включив запись на случайной минуте, Глеб увидел брата, который скакал по всей сцене, крутясь вокруг со всей оси, пел: «Накрась ресницы губной помадой, а губы лаком для волос…», спускаясь к зрителям и обнимая счастливых девушек в первом ряду.       Какое-то неприятное чувство от увиденного кольнуло сознание. Прокрутив запись младший Самойлов понял, что почти весь концерт снова состоял из песен Агаты, которые были написаны им. От чувства, что его обманули, воспользовались и предали, хрупкое душевное равновесие ранимой натуры Глеба опасно качнулось. Он потянулся за телефоном и набрал номер брата. — Глеб? Ты что-то хотел? Мне не очень удобно сейчас, — Вадим как раз ехал домой после эфира на радиостанции. Увидев номер брата на экране смартфона, он удивился. «Что такого могло случиться, чтобы Глеб сам позвонил?» — с этой мыслью Вадим нажал кнопку громкой связи и кинул телефон на соседнее сиденье. — Вадик, какого чёрта? — В трубке прозвучала знакомая с детства капризная интонация, значит, разговор будет не из приятных. — Ты о чём? — Как-то безысходно выдохнул Вадим, стараясь догадаться, на что снова обиделась столь ранимая натура Глеба. — О нашем договоре, Вадик, — старший Самойлов тут же понял, о чём речь. — Ты видел мой концерт? — Не сдержал удивления Вадим. — А ты хотел, чтобы я не узнал?! — старший Самойлов, хорошо зная Глеба, тут же представил, как тот после этих слов вскочил с кровати или раздраженно смял сигарету в пепельнице или сделал ещё какой-нибудь нервный жест, при этом широко как-то по-детски распахнув свои голубые глаза, обрамлённые длинными светлыми ресницами. — Это подло! — Обиженные нотки в голосе младшего заставили Вадима улыбнуться. Всё-таки для Вадима Глеб навсегда останется немного ребёнком, младшим братом, которого всегда нужно от всего и всех оберегать. Но по прошествии многих лет, старший Самойлов устал это делать, ему хотелось просто пожить своей спокойной размеренной насколько это возможно в рамках его деятельности жизнью; это стало ещё одним камушком в чашу весов за прекращения общения с Глебом. — Чё ты молчишь? — возмутился младший долгому молчанию брата. — Слушай, Глеб, я же сказал, мне сейчас неудобно, — голос брата выдернул Вадима из размышлений, — Я сейчас еду как раз недалеко от твоего дома, давай я заеду, и мы поговорим, — предложил он. И получив утвердительный ответ, резко повернул руль, вписавшись в нужный поворот.       В ожидании брата, Глеб курил на балконе, стряхивая пепел вниз и изучая въезжающие во двор машины. Ему хотелось высказать Вадиму всё, добиться своего. Чувство обиды и злости ранили Глеба, он чувствовал будто на глазах сейчас вот-вот выступят слёзы. В душе младший Самойлов, которого всю жизнь все, а в первую очередь Вадим, любили, жалели и опекали, на самом деле был ребёнком, которого он всегда прятал, но наедине с собой или братом, Глеб периодически давал волю этому ребёнку.       Никто не знает, насколько внимательно Глеб смотрел на машины, но из-за темноты и плохого зрения машину Вадима он всё-таки просмотрел. Услышав звонок в дверь, Самойлов младший вздрогнул и пошёл в прихожую. Открыв дверь, он молча отошёл, впуская брата в квартиру. Глеб вернулся в комнату, в терпеливом молчании ожидая пока Вадим снимет верхнюю одежду и придёт к нему. — Блин, Глебсон, ну и срач, ты бы хоть убрался, — по пути в комнату Вадим в коридоре пару раз споткнулся то о брошенные кое-как ботинки, то о какую-то сумку, видимо не разобранную с гастролей. — Вадик, у нас был уговор: я тебе помогаю, ты больше не поёшь мои песни, — Глеб пропустил мимо ушей замечание по поводу своего творческого беспорядка. — Ну, был, — Вадим сел в кресло и закурил, — Но мне же нужно с чем-то выступать. — Ты совсем охренел что ли?! — Снова этот детский взгляд и истерические нотки в голосе. — Глеб, я не виноват, что люди хотят слушать Агату Кристи, — старший Самойлов говорил спокойно. Наблюдая за братом из-под шторки волос. — Я просто делаю то, что нравится мне и зрителям. — Людям нравятся мои песни, Вадик, мои, — Обида заполняла сердце Глеба, — Как же то, что мы говорили, что по отдельности мы не представляем Агату? — Он чувствовал себя использованным и никому не нужным. — Это нечестно, зарабатывать на моем имени и труде! — На твоём? — возмутился Вадим, — Агату создали мы с Сашкой, имя Агаты Кристи создано нами всеми, но никак ни тобой лично, — он откинул волосы с лица и посмотрел Глебу в глаза. — Это подло. Мы решили оставить это в прошлом, Агата — это история, теперь у каждого свой путь, по крайне мере у меня, — Глеб сел на край стола и посмотрел на брата. Ему было удивительно, куда делся тот любящий и заботливый Вадик, который всегда был рядом и поддерживал. Теперь он чувствовал во взгляде брата какую-то неприязнь к себе. — Глеб, ты свои тексты читал? Что это за неадекватные новинки? — Вадим встал с кресла и подошёл к брату, — Тебе просто занять себя нечем, нихрена не делаешь, вот и строчишь всякую фигню. — От любви до ненависти… — Глеб почувствовал, как от слов брата навернулись слезы, смывая со взгляда пелену равнодушия и отстраненности, он закрыл глаза, проглотив подступивший к горлу комок. — Ты самый подлый человек, которого я встречал. Ненавижу тебя, — холодным тоном сказал Глеб, до крови прикусив нижнюю губу. — Я думаю, нам не о чем больше говорить, — Вадим затушил окурок в блюдце и направился к выходу. — Если ты не хочешь договариваться по-хорошему, всё равно будет так, как я захочу, — сказал Глеб в пустоту, не зная, услышал ли это Вадим. — Я не позволю пользоваться собой.       Глеб упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Чувство опустошенности, обиды и злости накрыли волной. Он думал о тех временах, когда они с братом мечтали стать рок-музыкантами и шли к этой мечте рука об руку, покоряя всё новые вершины вместе, не давая друг другу упасть. Самойлов младший не мог поверить в то, что старший мог с ним так поступить, просто выкинуть, как ненужную игрушку и продолжать пользоваться его творческим трудом, по факту, его душой, при этом всё сильнее втаптывая его чувства и репутацию в грязь. В этот момент Глеб решил, что непременно будет бороться.