Все обречено, чтобы не быть, Эта ночь последняя в войне. Мы друг друга любим, как во сне, Нам разрешено немного жить
— Да не переживай ты так, закон на нашей стороне, — Дуксин, выступающий в роли адвоката Самойлова старшего, похлопал Вадима по плечу, подбадривая. — Да я не поэтому поводу переживаю, — Вадим нервно курил, прислонившись к стене. — Я не нарушал ни чьих прав, просто не понимаю, — он задумался, — Не понимаю, как Глеб мог до такого дойти. Одно дело наши личные разборки, а в суд на меня подавать, это знаете ли… — Глебыч, ты же понимаешь, что обстоятельства складываются не в твою пользу, — Дима с Глебом и Костей стояли чуть поодаль от Вадима с его компанией и курили. — Я всё равно добьюсь своего, — раздраженно бросил Глеб, скривив тонкие губы. Хакимов тяжело вздохнул, стряхивая пепел на асфальт. Он знал, что если младший Самойлов что-то решил, то переубеждаться его бесполезно, будь он хоть тысячу раз не прав. — Как думаешь, чем это всё кончится? — Спросил Костя, когда Глеб оставил их с Димой вдвоём. — Не знаю, — пожал плечами Снэйк. — У них у обоих волевой и сильный характер, каждый будет бороться за своё до конца, но закон, если уж быть честным, на стороне Вадима, — он глянул на время на экране смартфона. — Ладно, пошли, до конца перерыва осталось пять минут, — Дима направился в сторону двери, Костя молча последовала за ним. Все уже расселись по своим местам в зале заседаний суда, ожидая объявления решения. Глеб с полуусмешкой на тонких губах расфокусированным взглядом оглядывал помещение и присутствующих. Вадим, постукивая пальцами по столу, спрятал глаза за прядями тёмных волос, вечно спадающих на лицо. Братья не смотрели друг на друга, каждый ожидал услышать то, что хочет. Но всем присутствующим на заседании становилось как-то неуютно от напряжённой обстановки. — Рассмотрев все материалы дела и доказательства, суд принял решение в удовлетворении иска о запрете исполнения Самойловым Вадимом Рудольфовичем 172 музыкальных произведений, автором которых является истец, Самойлову Глебу Рудольфовичу отказать на основании того, что ответчик является обладателем смежных прав на 21 исполняемую им композицию. После оглашения решения Вадим победно улыбнулся уголком губ и, отбросив с лица волосы, впился в брата прожигающим взглядом карих, почти чёрных глаз. Глеб, помрачнев, ответил ледяным взглядом из-под полуприкрытых век. Между братьями мелькнули невидимые молнии. Они, больше не глядя друг на друга, молча вышли на улицу. — Глеб, — Дима положил руку ему на плечо, — пойдём, развеемся, выпьем чего-нибудь. — Полностью поддерживаю, — отозвался Костя. — Ага, сейчас поедем, — Глеб закурил, облокотившись на стену и наблюдая боковым зрением за Вадимом, который с улыбкой что-то обсуждал с Радченко и пожимал Дуксину руку. Увидев, как брат сел в машину, метнув последний огненный шар своего обжигающего взгляда, младший Самойлов, одарив старшего презрительной усмешкой, затушил сигарету и направился в сторону такси, где его ждали Бекрев и Хакимов.***
Старший Самойлов и Радченко сидели в одном давно известном им заведении, в котором они иногда могли расслабиться после тяжёлого дня за каким-нибудь алкогольным коктейлем. Воздух в полутемном помещении был окутан туманом кальянного пара, ещё больше рассеивая тусклый свет от ламп, негромко на фоне играла приятная музыка. — Ну что, поздравляю тебя с победой, — отставив свой стакан, наполненный крепким алкоголем, Радченко протянул Вадиму руку. — Да какая победа, Саш, — старший Самойлов, так как был за рулём, медленно потягивал апельсиновый сок, периодически болтая трубочкой в стакане. — Я не воевал со своим братом. — Ты ещё скажи, что чувствуешь себя виноватым, — Вадим кивнул головой, — Да брось! Вадим, Глеб сам начал эту войну, ему глупо было ожидать другого варианта, — Радченко улыбался так самодовольно, будто это дело выиграл он лично своими усилиями. — Ещё раз говорю, я со своим братом не воюю, — Вадим по непонятным для товарища причинам выглядел измученным и грустным. Он на полминуты безысходно закрыл лицо руками, запуская пальцы в волосы. — Я просто не понимаю, почему? — Видимо, он никак не может смириться с тем, что ты способен делать что-то без него, — вопрос был риторическим, но Радченко решил на него ответить, чтобы поддержать диалог. — Понимаешь, Саш, он без меня может гораздо больше, — Вадиму жутко хотелось напиться, но он держал себя в руках, понимая, что сейчас это не лучшая идея, — Глеб пишет, хорошие ли песни, плохие ли… Он пишет хоть что-то, а я… — ему было сложно признать то, что брат смог так легко отказаться от того, что связывало их двадцать два года, было их общей мечтой, одновременно общей ношей, но и общими крыльями. — Я, конечно, понимаю, что Глеб твой брат, но он уже перешёл все границы, — Радченко было больно смотреть на друга, и ему хотелось как можно скорее закрыть эту тему, но Вадиму нужно было выговориться, поэтому Саша слушал. — Я просто не понимаю, за что? — Вадим прикрыл глаза, откинувшись на спинку диванчика, — За что он меня так ненавидит? Я ведь всю жизнь старался защитить его, помочь, поддержать, быть примером… — Я не знаю, Вадим, правда не знаю, — Радченко чувствовал себя ужасно неловко, потому что был вынужден слушать вопросы, на которых он не знал ответов, он был бы рад помочь Вадиму хоть советом, но совета не было. — Впрочем, несмотря на то, что Глеб перешёл все границы, он всё равно останется моим любимым младшим братом, я его не оставлю. Просто теперь я знаю всю глубину ненависти, которую он ко мне испытывает, — Вадим встал из-за стола и, вытащив из кармана пачку сигарет, направился на улицу, оставив Сашу одного за столиком. Тот облегченно выдохнул.***
Глеб со своими музыкантами сидел за барной стойкой их любимого бара, находившегося недалёко от репетиционной базы Матрицы. У всех троих в стаканах было налито что покрепче. Дима с Костей какое-то время весело о чём-то переговаривались, стараясь втянуть в беседу Глеба, но тот полностью ушёл в себя и только периодически поддакивал, кивая головой. Младший Самойлов, погруженный в свои мысли, постукивал по стакану дужкой очков, глядя в прозрачную янтарную жидкость. — Глебыч, только не говори, что ты ожидал другого результата, — как бы Снэйку не хотелось трогать эту тему, но он понял, что не выйдет. — Я буду подавать жалобу, — ответил Глеб, не глядя на Диму. — Зачем? — Хакимов закатил глаза, — Ты же понимаешь, что в этом деле у тебя шансов нет, Вадим делает всё по закону, — он наклонил голову и заглянул Глебу в лицо, — Слушай, у тебя новая жизнь, если ты решил закрыть дверь в прошлое, то оставь всё там. — Я не позволю собой пользоваться. Теперь я понимаю всю глубину ненависти, которую он ко мне испытывает, — Глеб поморщился и залпом допил содержимое своего стакана. Захотелось курить, он пошарил в карманах и понял, что последнюю сигарету он выкурил ещё после заседания. Он вспомнил, что буквально через дорогу был круглосуточный магазинчик. — Я схожу сигарет куплю, — сказал Глеб товарищам, вставая со стула, — Через дорогу, вернусь через десять минут, — накинув пиджак, он вышел на улицу. — Да, Дима, ты нам всем говорил! — Не выдержав красноречивого взгляда Снэйка, почти крикнул Бекрев, раздраженно поджав губы. — Да блять, — пытаясь сфокусировать зрение после плохо освещенного помещения, Глеб понял, что очки он оставил на стойке. Конечно, ему ничего не стоило за ними вернуться, но было лень, — Через дорогу и без них дойду, — решил он. — Слушай, чего-то его давно нет, — Дима посмотрел на часы, с момента ухода Глеба прошёл уже час. — Так бы и сказал что ли, что мы его заебали, а то свалил, даже не попрощавшись, — обиженно возмутился он, допивая оставшиеся в его стакане пару глотков. — Ему нужно побыть одному, — сказал Костя, вспоминая, как пару месяцев назад Глеб на две недели заперся дома, не открывая никому дверь и не подходя к телефону. — Дадим ему время.