Испытание любовью

Над Палантасом стлались светлые летние сумерки, ясные даже без серебряного света Солинари. До восхода Лунитари было еще далеко, и Рейстлин, позволивший себе в это время передышку, вдруг вспомнил, что погрузившись в магические изыскания и попросив ученика не беспокоить его, снова не съел ничего за целый день. Он перенесся на кухню, располагавшуюся на нижнем этаже башни, и с досадой обнаружил там Крисанию. Жрица, похоже, заметившая движение боковым зрением, повернулась к нему. - Рейстлин! А я как раз хотела отнести это тебе, - указала она на стоящий перед ней поднос с едой. – Ты опять целый день не выходил из кабинета. - Вообще-то я могу перемещаться по всей башне, - заметил Рейстлин. - Если ты не сидела здесь целый день, то не можешь знать, что меня тут не было. Я за сегодня был и в кабинете, и в лаборатории, и не только там, но разве ты знала об этом? - Признаться, я задумывалась об этом, - чуть пожала плечами Крисания, не обращая внимания на его недружелюбный тон. – Возможно, нам бы стоило собираться на обеды и ужины всем вместе, чтобы я точно знала: если не появился на ужине – значит, и не ел. Собираться за одним столом. Словно все в порядке. Словно они семья. Рейстлин сжал пальцами посох, чувствуя, что его терпение на исходе. - Что за дурацкая идея, – прошипел он. – Мои магические изыскания отнимают практически все мое время и я не могу останавливаться на полпути для того, чтобы нанести визит вежливости в собственную кухню. - Ты мог бы попробовать предупреждать, когда тебя не стоит беспокоить, а в другое время – все же присоединяться к нам, - пожала плечами Крисания. – Чтобы я… - Да зачем ты вообще это делаешь? – перебил ее Рейстлин, чья чаша терпения наконец переполнилась. – Зачем вы остаетесь здесь? Это бессмысленно! Я ничего не могу вам дать, ничего! Жрица опешила на мгновенье, но затем твердо ответила. - Нам просто достаточно того, что есть. Того, что ты уже нам дал. - Я не давал вам ничего, что не сослужило бы службу мне самому! Для меня всегда имели значение только мои собственные цели! Любым из вас я бы пожертвовал не задумываясь, и ты знаешь это, ты же едва не… - Рейстлин осекся и закашлялся. - Да, я знаю. И я была готова на это пойти, помочь тебе достичь цели даже ценой своей жизни! - Влюбленная дурочка, - прохрипел маг. - Тебе стоило действительно ослепнуть, чтобы форма полностью соответствовала содержанию! Именно такой слепой преданности я и добивался от тебя, чтобы в нужный момент ты умерла вместо меня. Как же мне повезло, что Паладайн избирает таких дур! - Да как ты… - задохнулась Крисания. - Смею! – резко закончил ее фразу Рейстлин. – Смею богохульствовать, смею думать только о себе и манипулировать окружающими, не считаясь ни с чем! Крисания, силясь сдержать брызнувшие из глаз слезы, отвернулась и быстро вышла из кухни. Воцарившаяся после её ухода звенящая тишина немного отрезвила мага. Он тяжело перевел дыхание, снова норовящее подвести его, и сделал пару шагов к стоящему на столе подносу. Горячее вино, свежий хлеб, фрукты из разных уголков Ансалона и даже самого Митраса – едва ли не единственное, что составляло его рацион уже очень давно. Она сразу это запомнила и если и пыталась чем-то его накормить, то только этим. «Нам достаточно того, что есть», - так она сказала? Достаточно? Рейстлин протянул руку, прикасаясь к гладкой поверхности митрасских фруктов. А затем резко отступил и исчез из кухни, так ничего и не взяв. Крисания же, движимая стремлением оказаться подальше, чтобы Рейстлин не видел ее слабости, взлетела по лестнице на второй этаж. Дальше она уже даже не отмечала, куда ноги несут ее, не различая дороги из-за застилающих глаза слез. Пока не влетела прямо в возникшего на ее пути Даламара. Эльф охнул и, пытаясь удержать равновесие, машинально приобнял жрицу. А затем, поняв наконец, кто оказался в его руках, уже осознанно прижал ее к себе. - Тише, Посвященная, тише, - ласково произнес он, успокаивающе проводя по ее волосам. Услышав знакомый голос, Крисания окончательно разрыдалась, уткнувшись Даламару в плечо. Они так и стояли прямо посреди коридора; он гладил ее по голове, шептал что-то успокаивающее, и понемногу рыдания пошли на убыль и Крисания начала разбирать, что он говорит. - … не самый легкий человек, ты же знаешь. С легкостью делает больно тем, кто его любит – когда даже не замечая этого, а когда специально. Любить его – хуже чем любить колючий терновый куст. - И ты все равно остаешься здесь? - сказала Крисания, поднимая голову. Они все еще стояли, обнявшись, и, когда Даламар кивнул в ответ на ее вопрос, их лица оказались совсем близко друг к другу. - Да, остаюсь. Как и ты, Посвященная. Он не держит нас, но… - Нет, - чуть качнула головой Крисания. – Это немыслимо. - Немыслимо, - эхом отозвался Даламар. – Потому что наше место – здесь. С ним. Он наклонился, преодолевая то ничтожное расстояние, что еще оставалось между ними, и накрыл губы Крисании своими. Когда они оторвались друг от друга, жрица была уже практически спокойна. - Не плачь из-за него. Это все равно бесполезно. Крисания кивнула. Оба почему-то не чувствовали неловкости за случившийся поцелуй, как и за то, что больше думали о том, кого не было рядом с ними в этот момент. И так легко оказалось сделать вид, что это был акт простого утешения. После того как Даламар перенес Крисанию к ее комнатам и ушел к себе, ему никак не получалось уснуть. Словно успокоив жрицу, он забрал ее тревогу себе. Лунитари успела совершить ощутимую часть своего пути по небосводу, прежде чем веки эльфа действительно начали смыкаться. Когда Даламар уже практически забылся неспокойным сном, он вдруг снова проснулся. Проснулся оттого, что кто-то прикоснулся к его груди. Даламар вскинулся на постели, но толчок в грудь, сопровождаемый знакомым голосом, заставил его упасть обратно. - Тише, ученик. Это я, - прошелестел в темноте голос Рейстлина, и Даламар наконец различил фигуру шалафи на краю кровати, едва видимую в слабом красноватом свете старого серпа Лунитари. Рейстлин потянулся к ученику и бесцеремонно разодрал ночную рубашку на его груди. Сердце Даламара пропустило удар, сбиваясь с привычного ритма, а затем часто и нервно забилось, заходясь от страха и целого сонма других чувств, одномоментно атаковавших эльфа. - Ширак! – комнату залил магический свет посоха, за который Рейстлин взялся левой рукой после расправы над рубашкой Даламара. Не выпуская посоха, Рейстлин разглядывал раны на груди ученика, обводя круглые отпечатки кончиками пальцев. - Крисания рассказала мне, как ты отказался от ее помощи, - негромко произнес он. «Значит, остальное она рассказала тоже», - понял Даламар. - Да, остальное она тоже рассказала, - повторил его мысль Рейстлин. – Хотя ты, конечно, просил ее не делать этого. - Если бы просил – был бы уверен, что она все тебе расскажет. А так – еще смел надеяться, что нет, - ответил Даламар, пытаясь сдержать дрожь в голосе, вызванную прикосновениями Рейстлина. - Ты, как и я, сразу понял, что она за человек, - усмехнулся маг. – Теперь скажи, мне скажи, что сказал магам Конклава. - Что миссия, которую они возлагали на меня, закончена. И отныне я не считаю себя обязанным что-либо докладывать им. Теперь я не больше и не меньше, чем просто твой ученик, шалафи. - Вот как, - Рейстлин впился взглядом в лицо Даламара. - Тебе наверняка что-то сулили за противодействие мне, что-то очень весомое, чтобы ты пошел на риск шпионить за мной… Что? - Эту башню. И… - самым унизительным было даже не дрожать от страха под требовательным взглядом учителя, а осознавать, что он прекрасно это видит и чувствует дрожь тела под своей рукой. – И, в случае твоей смерти, должность главы ложи черных мантий. - И ты отказался. Рейстлин ухмыльнулся. И положил пальцы точно на оставленные ими когда-то следы, надавливая на раны. Даламара выгнуло на кровати от боли, от неожиданности он не удержал вскрика. Кровь из потревоженных ран пятью ручьями побежала по его груди. Рейстлин, прикрыв глаза, шептал магические формулы, не обращая внимания на крик ученика и заливающую пальцы кровь. Затем бесстрастно вытер руку об одеяло и встал, собираясь уйти. Но он не успел сделать и шага, как за его руку схватились тонкие, но сильные пальцы эльфа. - Шалафи… - еле выдохнул Даламар. Полное боли «за что?» ему не надо было произносить вслух, он знал, что учитель услышит его и так. - Теперь они заживут, - снизошел до объяснения Рейстлин - и изумленно замер, глядя как приподнявшийся на кровати ученик благодарно целует его выпачканные в крови пальцы.