Испытание любовью

Закатное солнце золотило светлый Палантас, стремящийся к небу зубцами башен крепостной стены, пиками дворца градоправителя и изящными шпилями храма Паладайна. Часть города, находящаяся вне защитных стен, издалека казалась разношерстной толпой, пришедшей под стены, чтобы полюбоваться прекрасным городом. Жаль было губить эту красоту войной – пятнать кровью и гарью пожаров, наполнять улицы вместо привычного гомона криками и стонами. К счастью, этого и не понадобится: Китиара и ее военачальники, как Даламар и предполагал, рассчитывали, что Амозус заключит с ними мир, не ввязываясь в сражение. Но для этого надо было быть готовыми напасть, чтобы палантасцы видели, что темная армия действительно настроена решительно и в случае отказа возьмет причитающееся силой. Рассчитывая на покорность, они все равно готовились к бою со всей серьезностью. Единственным элементом, вносящим некоторую неопределенность в стратегию, был Рейстлин. В случае, если Палантас придется брать с боем, займет ли он нейтральную позицию, или присоединится к защитникам города? Китиара, несмотря на слова Даламара, хотела лично поговорить с братом вне зависимости от того, будет бой или нет. Хотела своими ушами услышать отказ Рейстлина и то, что он скажет по поводу своей позиции в начавшейся войне. Даламар, в свою очередь, тоже надеялся, что у него будет шанс перемолвиться с шалафи хоть парой слов. После во многом импульсивного бегства из Башни эльф в какой-то момент осознал, что не оставил даже записки с объяснениями и следовало бы показаться Рейстлину на глаза: попрощаться, официально объявить, что уходит. Даламар был совершенно уверен в том, что Рейстлин не будет вмешиваться: война ему не интересна и не нужна, так же как и ученик. Поэтому когда пришедший в комнату драконид объявил, что в Цитадели объявился Рейстлин Маджере, желающий поговорить с Повелительницей, Даламар даже не сразу поверил, что не ослышался. – Вот как? – усмехнулась Китиара. – Что ж, зови его сюда, поговорим. Оставьте нас, – кивнула она военачальникам, с которыми беседовала до этого. – Темная госпожа, - склонил голову драконид, принесший весть о появлении Рейстлина. – Маг не один. С ним жрица Паладайна. – Вот и ответ на наши размышления, – фыркнул один из военачальников. – Он не останется в стороне. – Госпожа, – подхватил другой, – может, нам стоит остаться? – Со мной останется Даламар, этого достаточно, – Китиара сделала нетерпеливый жест рукой, и командиры темной армии поспешили разойтись, оставляя ее и Даламара наедине. – А ты был прав, – весело произнесла Повелительница драконов, поворачиваясь к эльфу. – Мой младший братец стал подкаблучником. Привести сюда жрицу – это же надо было додуматься! И что он теперь мне скажет: покайся и возвращайся обратно в Оплот? Ответить Даламар не успел: двери снова открылись, и в комнату вошли Рейстлин и Крисания. – Рейстлин! – поприветствовала его Китиара, демонстративно игнорируя вставшую рядом с магом жрицу. – Вот уж не думала, что ты не дождешься, пока я прилечу к тебе, и явишься сюда сам. А ведь Палантас уже перед нами. – Если бы ты прилетела в Палантас, разговаривать было бы уже поздно, – холодно ответил Рейстлин. – А так у нас еще есть время. Кстати, позволь представить тебе Крисанию Таринскую, Посвященную Паладайна. Женщину, которую ты пыталась убить вопреки моей воле. – О, я знаю, кто она, - отмахнулась Китиара, игнорируя намек в голосе брата еще более демонстративно, чем его спутницу. – Более интересным вопросом является: зачем она здесь? И в качестве кого? – Мы пришли, чтобы остановить тебя! – не выдержала Крисания. – Пока не поздно, отступись, тебе все равно не подчинить себе Ансалон! Паладайн этого не допустит! Китиара издевательски рассмеялась, Рейстлин резко повернулся к Крисании, вперив в нее тяжелый и злой взгляд. – Тебе не стоит вмешиваться, госпожа, – озвучил его мысли Даламар, подходя ближе и становясь рядом с Китиарой. И, не удержавшись, добавил. – Паладайн допускал вещи и похуже. – Как и тебе, – ответил ему Рейстлин, опередив собиравшуюся дать эльфу отповедь Крисанию. – И я имею в виду не только и не столько этот разговор. Глаза Даламара полыхнули злостью и обидой. – Все еще считаешь, что твой ученик не способен или не вправе принимать решения самостоятельно? – спросила Китиара. – Он сделал свой выбор. А ты, похоже, сделал свой. Скажи, зачем ты пришел? Неужели действительно думаешь меня остановить? Рейстлин сделал раздражённый жест. – Не разочаровывай меня поспешными выводами, сестра; наша мать выносила только одного глупца. Мой ученик – как ты правильно сказала – вполне способен принимать решения. И – ошибаться. Моя обязанность как наставника – указывать на его ошибки. Что мне ещё предстоит сделать. К тебе же я пришёл, – Рейстлин бросил недовольный взгляд на Крисанию, – предупредить, что ты мешаешь мне. – Мешаю? – наигранно удивилась Китиара. – Чем же, позволь спросить, я тебе мешаю? Раз уж ты не хочешь поддержать меня – я не буду настаивать. Не буду трогать твою Башню и всю ту пакость, что ее окружает, пусть себе стоит. Мне нужен Палантас, но я не собираюсь в нем задерживаться. Если, конечно, ты не будешь мешать мне. – То есть ты считаешь, что мне, едва не ставшему богом, будет достаточно одной Башни? – саркастически поинтересовался Рейстлин. – Вынужден тебя огорчить. Руины Палантаса не назовёшь красочным и умиротворяющим видом. К тому же этот город мне нужен. Его Библиотека, порты, рынки и жители. Его слава, привлекающая торговцев диковинками со всего Ансалона. А чтобы на корню пресечь бесполезные разговоры о том, что разрушений можно избежать, и ты лучше понимала настроения в городе, – золотая ладонь опустилась Крисании на плечо, – я и привёл сюда жрицу. – Значит, ты принес информацию, которой мне не хватало, – Китиара уже более серьезно взглянула на брата и его спутницу. – Итак, Палантас не хочет решить дело миром и готов к попытке сопротивления, но ты просишь меня отдать его тебе. Что ж, я готова на это пойти, оставлю тебе твои игрушки, книги и диковинки, – младших ведь принято баловать, верно? Взамен ты должен гарантировать мне, что не ударишь в спину. Я оставлю Палантас в покое, лишь будучи уверенной в том, что он окажет мне ответную услугу. – Окажет. Я позабочусь об этом, – холодно ответил Рейстлин. – Нет! Рейстлин, что ты такое говоришь? – Крисания резко дернула плечом, стряхивая руку мага. – Ты не можешь так просто обменять Палантас на весь остальной мир! Обречь на смерть соламнийских рыцарей, ввергнуть в войну всю Соламнию, а за ней и другие земли… Палантас не останется в стороне! – А что он сможет сделать, позволь спросить? – тихо ответил Рейстлин, глядя на неё золотыми проклятыми глазами и не позволяя отвести взгляд. – Кто в Палантасе смог бы выступить против моей сестры? Кто смог бы выстоять против её армии? Горстка жрецов Паладайна, которым их бог даже не отвечает на молитвы? Эстетики? Ремесленники? Купцы? Их жёны и дети? Единственная сила, которую может выставить город – тысяча рыцарей гарнизона и в лучшем случае десяток драконов. Но этого недостаточно даже для обороны стен, не то что для полноценного удара! Город будет разрушен, если окажет сопротивление – сейчас или потом. Героическая гибель – такую судьбу ты предпочтёшь для его жителей? Иногда компромиссы позволяют спасти тысячи жизней, Праведная дочь. Сейчас именно такой случай. – Нет, – покачала головой жрица. – Спасая от резни город, ты обрекаешь на резню всю Соламнию. Так нельзя, Рейстлин. Так нельзя. Что касается того, кто мог бы… Ты. Ты был в Бездне, сражался с легионами Такхизис и выстоял, что тебе теперь земные армии! И ты будешь не один, с тобой буду я. Я, соламнийские рыцари, металлические драконы… Не героическую гибель я предлагаю Палантасу, я предлагаю победу, и предлагаю ее – тебе! – Как она в тебя верит, – усмехнулась Китиара. – Одно слово – жрица; только и есть, что вера и гордость. «И самая страшная сила на свете – любовь», – почудился Даламару тихий голос Такхизис, дополнивший реплику Китиары. «А эта любовь особенно страшна, оттого что взаимна». Взаимна… Даламар стиснул зубы, напряженно наблюдая за разговором. Что, если Рейстлин послушает Крисанию и им придется сражаться с ним? Чистой воды самоубийство. Но отступать уже слишком поздно, да и некуда. Что ж, если придется встать против учителя – он пойдет на это. Настало время вырвать из собственного сердца этот сгусток боли, по ошибке названный любовью к тому, кто ни во что тебя не ставит.