Галопом по Империи

Временами Дорадо искренне желала увидеть в Затопленном квартале что-то помимо бедствий и лишений. На самом деле, она пыталась сделать это каждое утро, если удавалось заснуть ночью. Временами кошмары наяву прокрадывались в сны, а после них тяжело искать светлые стороны даже в солнечной погоде и не таком насыщенном смраде как вчера. В такие моменты она выходила на железный балкон и смотрела на Радшор. Заброшенные здания оседали, покрывались плесенью, отсыревали, у некоторых обрушилась крыша, но – она переводила взгляд налево – в них сохранялось былое величие. Несмотря на уныние вокруг, они с последних сил пытались выстоять перед стихией, пойти наперекор неизбежному, демонстрируя белые колонны, резные карнизы, фигурные окна. Они словно бросали вызов сохранившимся районам Дануолла, демонстрировали готовность обрести былую славу. Стоя над утонувшими улицами тяжело поверить в то, что когда-то всё вернется на круги своя. Девушка может только догадываться как Радшор выглядел до прорыва плотины. В этом есть что-то ироничное. Когда глаза опускаются, то видят в мутной зеленоватой воде гнездо огромных моллюсков. В первые ночи ей упорно казалось, что у хрустаков есть маленькие ножки, на которых они торопливо, всей маленькой семьей перебегают с места на место. Более того, самые большие наверняка выходили на охоту и в любой момент могли залезть по стене к ней на пятый этаж, а та и глазом моргнуть не успеет. Этому хорошо способствовали ночные завывания плакальщиков и писк крыс. Однажды посреди ночи прогнившая доска обрушилась в воду, отчего паранойю Дорадо вовсе унесло в далёкие дали. К счастью, она понемногу учится с этим бороться. К сожалению, следующую ночь ей пришлось просидеть на балконе до самого рассвета и не мигая смотреть на хрустаков. Благодаря амулету, естественных врагов у нее поубавилось. Поэтому, смотря на моллюсков свысока, она спокойно принимала их скорее за достоинство Затопленного Квартала. При всем малом выборе, крысы и миноги не входили в список недостатков. Туда же направлялись кошки, изображения которых она видела, но ни разу с ними не сталкивалась. Лишь воспоминания о её мире позволяло воспроизвести их образ в голове. А сейчас… Она окидывает взором вид с балкона еще раз. В этой разрухе было что-то ностальгическое. Она не могла привязать это чувство к своим воспоминаниям. Впрочем, стоит спустится этажом ниже, и вся романтика развеется сама собой. Дорадо хочется верить, что ей всё нипочем: ни воющие плакальщики, ни чумные крысы, ни жестокие люди, ни плохая погода, ни голод и холод. Неприятно осознавать, что из лачуги её гонит урчащий желудок и стремление не околеть, а не элементарное желание прогуляться. Только дурак будет бесцельно тут бродить. Здесь место лишь выживанию, где нет времени прохлаждаться и потягиваться в неге на кровати трупа, которого ты с неделю назад сбросил с налёжанного места. Здесь жизнь отвратительна, если позволять себе об этом задумываться. Потому Дорадо старается отвлечься на что только можно. - Подумать только, - она выравнивает руки и опирается на перила, - о каком дневнике может идти речь, когда я торчу здесь. Она болезненно морщится. Ей горько это признавать. Всё это время, начиная с берегов Серконоса и заканчивая прибытием в Гристоль цель девушки была предельно ясна: найти связь между записями и реальными событиями. В ней по-прежнему живет уверенность в том, что это не простые совпадения. Что-то или кто-то ведет её по этому пути. Это напоминает надуманную избранность, но в таком ключе лично Дорадо это не рассматривала. В собственных глазах она - жертва катастрофы, у которой есть возможность выбраться из этого капкана под названием Островная Империя. В противном случае, она могла бы уйти в бордель Карнаки или работать на виноградниках за гроши. Быть может, даже вляпаться в какую-то передрягу и лишится голоса, как тот фанатик, что написал её имя в Куллеро. Ей искренне хочется верить, что всё происходящее это дурацкая игра, но уж точно не взаправду. Пока есть силы двигаться, нельзя останавливаться. Как только они закончатся – у неё есть ради чего встать на ноги. Пройдет пять, десять лет, и она наверняка забудет как выглядят её коллеги, друзья, даже семья. Пройдет больше – не останется ничего; настоящее прошлое превратится в иллюзию, и лишь собранные по крупицам стихи на родном языке будут напоминать, что это было не помешательством. Дорадо не верится, что когда-то она забудет про парящие в небе самолеты, размером со спичечный коробок вычислительные машины, свою культуру, страну. - А они его забрали! – она тихо восклицает и ударяет по железным прутьям. Вибрация со звоном распространяется по части конструкции и быстро угасает. – Бросить меня в Затопленный квартал, чтобы забрать только деньги и дневник! Чума чумой, но нужно быть конченым! – Она отталкивается и уходит в сторону комнаты. – У меня и было-то с десяток монет. Я чего-то не увидела. Девушка садится на пол и принимается перебирать одежду, которую еще вчера притащила с одного из элитных домов. Внешне не скажешь, но она сомневалась, что в шкафах будет что-то зараженное. Надо чем-то согреться. – Чего-то очень важного. Неспроста я сюда приехала, если меня ради писулек скинули в чумную пропасть. Она о чем-то задумывается на мгновение перестав копошится. После посмотрела на свои руки, оглядела ткани. Её мысли явно были не здесь. Похоже, наклевывается правильный маршрут. Это дарит ей надежду: в глазах появляется блеск, а на губах кривая ухмылка. Дорадо возвращается к прежнему занятию. - Без бутылки здесь не разберешься.