Не пой о предательстве, менестрель, я помню сам

      Мысль, что наши друзья могли пострадать, травила наши души. Но где-то внутри я надеялась, нет, знала, что с ними всё в порядке, что они живы и сейчас в безопасности.       Наконец, когда уже совсем стемнело, мы доехали до края леса и на открытой поляне между первыми деревьями увидели большое кострище — пепел был еще горячий и дымился. Поодаль в кучу были свалены шлемы, побитые щиты, сломанные мечи, копья, луки, стрелы, дротики и прочее оружие и доспехи, превратившиеся в хлам. Посреди поляны торчала вздетая на кол голова огромного гоблина; на треснутом шлеме можно было еще различить белый герб. В некотором отдалении, там, где река выходила из лесу, поднимался свежий курган, обложенный дерном. В него было воткнуто пятнадцать копий.       Пока совсем не стемнело, мы тщательно осмотрели почву по всей поляне и вокруг нее, но наступила ночь, а следов наших друзей ни каких не обнаружили. — Ничего не удалось ни узнать, ни сделать, — хмуро пробормотал Гимли. — От самого Тол-Брандира одни загадки, но эта труднее всех предыдущих.       На ночлег мы расположились подальше от места бойни, под раскидистым каштаном, на котором ещё сохранились прошлогодние листья, которые тоскливо шелестели от ночного ветра. — Давайте костер разожжем, — предложил продрогший Гимли. — Опасности, похоже, нет, а орки пусть ползут на свет, мы их встретим. — Если бедные хоббиты заблудились в лесу, огонь мог бы их сюда привлечь, — поддержал Леголас. — Кроме орков и хоббитов, он может привлечь любых тварей на наши головы, — возразил Арагорн. — Недалеко отсюда — горные владения изменника Сарумана. Кроме того, мы находимся на краю Фангорна, говорят, в этом Лесу даже трогать деревья опасно. — Рохирримы ведь вчера жгли огромный костер, — удивилась я, — и много деревьев порубили. Однако, похоже, спокойно провели здесь ночь после боя. — Их было много, — произнёс Арагорн, — и им нечего бояться гнева Фангорна, они сюда редко подходят, а в чащу леса между деревьями не заходят никогда. Нас же наша дорога может завести в самое его сердце. Лучше будем осторожнее. Живые деревья не надо трогать. — Конечно, не надо, — продолжал Гимли. — Рохирримы оставили достаточно поленьев и хворосту, и на земле полно сухих веток.       Гном насобирал сушняк, а после мы развели костёр.   — Сейчас бы поохотиться, — пробормотала я, отламывая кусочек лембаса. Признаться, он был довольно вкусным и питательным, но уже порядком поднадоел. Впрочем, выбирать нам не приходилось.       После мы бросили жребий, первой дежурить выпало мне. Я удобно устроилась у костра, положив меч рядом, согнув одну ногу в колене и смотря в даль, прислушиваясь к звукам и запахам.       Похрапывал Гимли, без волнения спали Арагорн и Леголас, а у меня на душе было не спокойно. Я подняла глаза и там, где кончался свет от костра и начиналась ночная темнота, стоял, опираясь на палку, старик в широком плаще; низко надвинутая широкополая шляпа закрывала ему глаза. В нос ударил знакомый запах, но чей он — я не смогла вспомнить. Быстро вскочила, вытаскивая меч из ножен. Подскочили и Арагорн, Леголас и Гимли.  — Что тебе надо, отец? — спросил Арагорн, — Может быть, ты замерз, подойди к нам, погрейся у огня.       Он сделал шаг вперед, но старик исчез, будто его и не было.   — Кони! — вдруг воскликнул Леголас.       Обернувшись, мы увидели, что коней не было. Они вырвали из земли колья, к которым были привязаны, и убежали. Ошеломленные новым несчастьем, мы молча стояли у костра. — Мне кажется, что это был Саруман, — прервал тишину ночи Гимли, — Помните, Эомер говорил, что он бродит по стране в виде старика в плаще с капюшоном? Все сходится. Забрал у нас лошадей или спугнул их и скрылся. А теперь что? Запомните мои слова: этим дело не кончится! — Твои слова я, конечно, запомню, — сказал Арагорн. — Но я запомнил и другое: этот старик был не в капюшоне, а в шляпе. Я не сомневаюсь, что ты угадал, и что опасность грозит нам здесь днем и ночью. Но сейчас мы не придумаем ничего лучшего, чем выспаться, пока можно. Иди спать, Лотриэль, все равно скоро моя очередь сторожить, а я еще подумать хочу, сон пропал.  — У него действительно была шляпа, — согласилась я, но спать не собиралась, просто не хотелось.       Сидели мы молча: Арагорн раскуривал трубку, а я разглядывала звёзды на иссиня-чёрном небе. Тут Странник подскочил, и я за ним. Проснулся с тихим ворчанием и Гимли, Леголас же молча встал, а к нашему костру приближался человек в серовато-коричневом плаще, в дублете цвета красного вина, белой рубашке и забавной шапочке с длинным пером. Лицо его, приятное и светлое, озаряла искренняя радость при виде костра.  — Прям день встреч, — буркнула я.   — Прошу простить за вторжение, добрые путники! — человек остановился, подняв руки и показывая, что он безоружен. За спиной у него, похоже, была лютня. — Но не разрешите ли вы присесть с вами у костра?  — Кто ты? — спросила я.  — Колтер, милая сударыня, менестрель, — поклонился человек, делая шаг вперёд. Мы переглянулись с Арагорном, тогда Странник кивнул на наши вопросительные взгляды. За наш долгий путь мы научились понимать друг друга без слов. — Присаживайся, но знай, что наш друг Леголас меткий, а наша подруга Лотриэль — превосходная бегунья и охотница.       Ещё более обрадованный менестрель быстро подошёл к нам и уселся у костра, рассыпаясь ворохом благодарностей. Жадничать мы не стали и угостили менестреля лембасом. После того, как Колтер поел, он достал свою лютню.  — Коли вы угостили меня едой, позвольте угостить вас песней, — произнёс менестрель и запел:

Время бежит к рассвету, И догорает свеча. Слабые отблески света Играют на ткани плаща. Ты бережно держишь лютню, Едва касаясь струны. Бегут незаметно минуты, И словно бы ожили сны. Песня твоя печальна, Но светлая эта печаль. Песня озер зеркальных, Дороги, ведущей вдаль. В ней нету места для мрака, Для злобы и темноты. Песня о ночи без страха, О вечности красоты. О серебряном звездном мерцанье, О прекрасном сиянье луны. О забытых волшебных преданьях Далекой и дивной страны. В твоем взгляде отблеск далекой, Счастливой светлой звезды, Что горит над твоею дорогой И хранит от черной беды. Печальный воитель с лютней, Откуда пришел ты сюда? Что в жизни тебе без приюта, В дороге длиною в года? Я знаю, не дашь ты ответа, А лишь посмотришь в глаза. Дорогой меж тьмою и светом Ведёт тебя в жизни звезда. И путь твой опасен и труден, Но ты не свернешь с него. Ты даришь надежду людям, Взамен не прося ничего. Ты снова уйдешь по свету, Лишь солнце взойдет в небесах. И вспыхнут лучи рассвета В твоих чёрных волосах.

      Отвернувшись, я быстро утёрла слезу. Эту песню я знала — её пел нам отец.  — Милой госпоже не понравилась песня? — спросил менестрель.   — Всё в порядке, господин, с этой песней у меня связаны особые воспоминания, — качнула я головой.   — Поделишься? — осторожно спросил Гимли.  — Эту песню мне и братьям пел отец. Он говорил, что кто-то однажды сочинил её про него.       Теперь, помимо благодарности, в глазах Колтера отразилось любопытство и неподдельное и безграничное уважение. Пробормотав что-то вроде «Разбудите, когда будет моя очередь», я легла спать.