Зазеркалье прошлого или во сне гуляли как на яву

      Нанами резко распахнула свои большие глаза и удивленно начала осматривать комнату, в которой каким-то образом оказалась. Стены из красного дерева ужасно давили на неё, а запах бамбука вызывал тошноту. Подперев свое тело локтем правой руки, лисица застонала от боли и упала обратно на мягкий футон. Тело ужасно ныло от боли, а лишние неосторожные движения сковывали мышцы. Осознав, что лучше не двигаться, Нанами закрыла глаза, решив, будь что будет.       Полежав немного, богиня уловила очень знакомый запах позади неё. В голове прокручивалось множество мыслей, но остановившись на том, что это Томоэ, Нанами, стиснув острые зубы, начала переворачиваться на левый бок. Спина ужасно горела, а иногда казалось, что кровь до сих пор сочиться сквозь кожу. Повернувшись, ёкай обессиленно упала на порезанную руку и закричала, тем самым разбудив, повернутого к ней спиной, хранителя.       Услышав крик своей хозяйки, Томоэ, не задумываясь, повернулся, столкнувшись носами с богиней. У той в глазах можно было увидеть отчаяние, у хранителя же беспокойство. Первой отстранилась ёкай, она обессиленно положила голову, сжав губы от боли. После того как лисица убедилась, что она не одна и ей не угрожает никакой опасности, Нанами могла спокойно лечь и сосредоточится на многочисленных думах в ее голове.       Томоэ же решил, что ей стало хуже и осторожно потряс её за плечо. Никакой реакции не последовало, и хранитель сильнее качнул госпожу.       - Мне больно, - тихо сказала Нанами. В горле ужасно пересохло, что говорить становилось невыносимо.       Лис моментально оторвал свою руку от острого плеча хозяйки. У него было много вопросов к ней, но он прекрасно понимал по её реакции, что говорить она с ним категорически отказывается.       - Нам пора отправляться домой, - строго заявил ёкай, не дожидаясь ответа. Быстро поднявшись, он вышел из комнаты, оставив удивлённую лисицу одну.       Через некоторое время в комнату вошла Дзюнко. Нанами лежала с закрытыми глазами, и почувствовав чужой запах, решила сделать вид, что спит. На удивление богини вошедший сел напротив.       - Уважаемая гостья, господин Томоэ предупредил меня, что вы не спите, - писклявым голосом начала говорить Дзюнко. Нанами недовольно приоткрыла глаза, проклиная чёртового лиса, притащившего её в дом на улице красных фонарей. – Я принесла вам воды и сменную одежду, взамен той, которую господин Томоэ велел выбросить, - Лисица удивленно приподняла бровь, поняв, что она не в своей одежде. – Вам помочь одеться? – мило спросила Дзюнко.       - Проваливай, - зло сказала Нанами, закрыв глаза.       Тануки, удивившись поведению гостьи, лишь задрала подбородок и недовольно зашагала в сторону выхода, оставив одежду и воду возле футона. Как только седзи закрылась, Нанами жадно схватилась здоровой рукой за стеклянный стакан и осушила его. Жидкость приятно обволакивала горло, а богиня довольно упала обратно на постель.       Лисица ужасно корила себя за то, что в порыве гнева отправилась к падшему богу одна, ей ещё повезло, что она смогла на своих двоих добраться до храма. Новый приступ боли раздался в спине, и Нанами поморщилась, зашипев от боли. Девушка сжала зубы и ударила со злости кулаком о пол из темного дерева. Ей срочно нужно было во всем разобраться, но как она теперь будет это делать, когда сил не хватает даже для того, чтобы встать на ноги. Седзе распахнулась, и в комнату вернулся лис уже в другой одежде. Нанами недовольно на него посмотрела и усмехнулась.       - Почему я не в своей одежде и в публичном доме, а, Томоэ? – спросила лисица, как не в чем не бывало присаживаясь на футоне.       Томоэ ничего не мог понять, только что она кричала от боли, а сейчас сидит как будто ничего и не было, но решив, что не особо нужно заострять на этом внимание, он сделал как всегда отрешенное лицо и заговорил:       - Не вижу смысла всё это объяснять, я делал лишь, то что подобает хранителю. А каждый хранитель хочет, чтобы его господин всегда был в здравии, - спокойно произнес ёкай.       Вот сейчас он разглядел больше качеств, которые отличают его госпожу от Нанами Момодзоно. Та всегда улыбается, добрая, она нуждается в его помощи как никто другой, а тут он просто не нужен вообще…никому. Лисица всегда справляется со всем сама, а если и нет, то никогда не признается, в обратном. На лице у Нанами появилась широкая ухмылка.       - Ну хорошо, Томоэ, - богиня изо всех сил старалась сидеть ровно, она так пыталась ухмыляться и делать вид, что её тело не рвётся на части. Ей всегда хотелось показать Томоэ, что она сильная и совсем не нуждается в его поддержке. – Помоги мне одеться, - показала взглядом девушка на принесенную Дзюнкой бежевую юкату.       Хранитель прекрасно разглядел, как тяжело его хозяйке сидеть, как она старается не упасть при нем и это не на шутку злило его. Нанами Момодзоно никогда бы не стеснялась своей слабости. Последнее предложение он сказал в слух, сам не зная почему.       Богиня распахнула от удивления свои и без того огромные карие глаза. Ей стало больно, так больно, как не было от всех многочисленных ссадинах и порезов. Она начала тяжело и быстро дышать, что хранителю показалось, что она сейчас закричит.       - Я сказала помоги мне, - строго заявила девушка, продолжая сидеть ровно.       Сила слова сработала как никогда, и Томоэ взяв бежевую юкату, сел позади Нанами. Развязав ее пояс, ткань быстро проскользнула вниз с худого тела, обнажая молочную кожу. Хранитель с каменным выражением лица накинул ей на точенные плечи юкату и сказав, «дальше и сама сможешь», вышел из комнаты.       Как только седзи в который раз за сегодняшнее утро закрылась, Нанами упала на футон. Её растоптали, все то, что она строила годами, растоптали за одно мгновение. Боль сковывала все мышцы спины и юката уже вправду местами окрасилась в красный. Но боль, которая была нанесена словами хранителя была куда болезненнее, нежели чем физическая. Плакать не хотелось, хотелось просто вонзить клинок в уже порядком обнаглевшего лиса и резать его бледную кожу, пока он не извиниться, пока не скажет, что он был не прав. Но наверное потом, она бы просто не смогла остановиться, продолжая выпускать кровь из плоти наружу.