РАНЕЕ
Обычно, как и на любой другой вписке, Гена стоял в дверном проеме гостиной, держа в руке белую с напечатанным нелепым лицом какого-то мужика кружку минералки и базарил с Витей СД «за былые времена». В самой гостиной на длинном сломанном диване располагалась остальная тусовка подвыпивших рэп-игроков.
— Тох, принеси гаражика из холодильника, — не рассчитав силы своего голоса выкрикнул Ваня сидящему прямо около себя парню.
— Сам сходи да принеси, — приоткрыв глаза пробурчал тот, лениво столкнув Фаллена с дивана.
Ничто не предвещало беды, как вдруг чья-то холодная и влажная рука из темного коридора не схватила Гену за запястье и потащила в ближайшую комнату. Гена сразу почувствовал этот запах перегара и дешевых сигарет, которые всегда юзал Слава. Следующими его ощущениями был удар от толчка и падения на такой же разьъебанный, как и в гостиной, диван-кровать, резкую вспышку - включение света в комнате и щелчок дверного замка. Гена оправился и пересел в дальнюю часть койки, подогнув одну ногу под себя и облокотившись на спинку, пытаясь сделать вид, что все абсолютно нормально, хотя какая разница, Слава бы все равно наверняка не вспомнил этой сцены после такого разгула.
Гене нравилось, правда, нравилось выслушивать пьяные истории Славы каждый раз, снова и снова, это было хоть каким-то образом сближением. Ему нравилось понимать Славу, понимать, почему он принимает те или иные решения, почему сначала он представляет из себя «мне похуй, ебал вас в рот, Антихайп», а потом под градусом рыдает над тем, как он несколько лет назад притащил домой Коху, и она самая важная в его ебаной жизни. При первой же
пьянке возможности Слава выкладывал Гене все, что он не мог решить: куда лепить эмблему «Антихайп» к носкам, купить завтра молоко с шоколадом или с клубникой, завести ли блог, пойти ли в модельное агентство и возьмут ли его. Гена был идеальной мишенью - не настолько заебавшийся, не настолько «Слава, отъебись». Кроме него попросту никто и не слушал, а проблемы-то действительно волновали. Сам Гена пытался на все это как-то правильно реагировать, отвечать, но в скором понял, что это бесполезно - у Славы в голове пробегало миллион своих мыслей в миллисекунду, которые он сразу же излагал, не давая ответить на свой же вопрос. Но трезвым - хуй его хотя бы на два слова разведешь по делу. Он мог часами привирать, выдумывать истории на ходу. При встрече с ним у любого более менее знакомого ему человека появлялось четкое сформулированное мнение о процессах, проходящих внутри Славы — «Я полу-пидор и это полу-правда».
Несмотря на темноту во всей квартире кроме гостиной, Слава продолжал свое существование в очках. Легко было отвертеться от любого возникающего вопроса - «это солнечные очки, пиздец дорогущие, лучше бы в Хабаровск съездил на эти деньги» и маленькая приставочка - «с диоптриями на -3». Узкий круг людей, включая Гену, знал, что у Славы садится зрение. Причем, как считал сам Слава «не как у нормальных пацанов - дальнозоркость, а какая-то пидорская близорукость, фу, нахуй». Кто скажет, что Слава колхозник - будет послан нахуй любым из его близких: Слава неебаться, как следил за тем, что надевал, за исключением дней попоек, когда залог успешно выбранной шмотки - «блевотину можно будет отстирать». На нем как обычно была толстовка мерчухи Антихайпа, какие-то поношенные серые шорты и длинные белые носки. В отличие от Гены, Слава занял место посреди дивана и свободно раскинул руки, касаясь пальцами левой руки локтя собеседника.
— Гендос, — пьяным безразличным голосом просипел Слава, сразу же откашлявшись и заметнув еще один глоток жидкости из своего стакана в рот, — Мне помощь твоя нужна, дело жизни и смерти. Вы же там это, с Окси, вроде, кореша, да?
От такого вопроса Гена, сказать, что охуел, значит, ничего не сказать. Он уже приоткрыл рот, чтобы что-нибудь да ответить, но Слава продолжил:
— Так вот, скажи ему там че-нибудь, ну придумай, а то, бля... Замолви за меня словечко, в общем.
— Что-то слу... — было начал спрашивать Гена, но резкий голос снова перебил его:
— Ебать, Гена, ты мне друг?
Тут Гена уже понял, что его комментарии, как и всегда, не особо нужны, так что откинул голову и начал всматриваться в трещины в отбелке потолка. Хата была древней и сильно разъебанной, стены, потолки - все требовало ремонта. Обои выцвели и практически облезли, плинтуса была переломаны в хлам, будто прошлый владелец ебошил по ним в пьяном угаре топором. От раковины в туалете как будто бы зубами откусили значительную часть, так что вода стекала на пол с плиткой в сразу же плывущем цементном растворе. Шкафы скрипели, полки падали, ножки стульев, оставленных здесь со времен войны, подкашивались. Вся эта атмосфера даже немного завораживала, но в основном пугала и калечила посетителей.
Длительное молчание заставило его все-таки повернуть лицо и увидеть сосредоточенные, и, будто изучающие его, глаза Славы. Без очков. Гена кивнул и продолжил смущенно смотреть на Славу в ответ.
— Так вот, — наконец, сказал тот, — он мне, типа, нравится, я не знаю. Надеюсь, ты понимаешь. Я видел, как он в «1703» подходил к тебе в гримерке, я тогда зашел за сигами, а он там тебе че-то затирал, я нихуя не понял - я тогда угашенный был, все как в пиздатом трипе видел - решил съебаться, — Слава закончил и снова уставился на Гену, но уже с улыбкой. Ответа не последовало.
— Так пиздато тебе все сказать, а то я ж никому. Надеюсь, ты не будешь шмарливой девчонкой и не разболтаешь, — проговорив, пьяно поикивая рассмеялся Слава.
Он еще очень долго говорил о какой-то хуйне, пока Гена молча наблюдал за ним, прибывая в ахуе от такого неуместного, глупого, несовместимого со Славой и неприятного для самого Гены признания.
Он давно, очень давно был на крючке у Славы. Прибегал по любому вызову, отвечал на любое сообщение, излишне заботился о Славе. Знал, что никогда уже не получит и кусочка того, что имел перед ним Слава, но все равно, как и все глупые девочки, где-то в своих радужных мечтах думал «не, ну мало ли?».
Вот он, этот момент: эта ночь, эта квартира,
эта мезкая минералка, эта рука на его запястье,
эта комната, этот диван, эти тонкие пальцы,
изредка касающиеся его локтя.
Этот Слава.
Спустя какое-то время Слава просто-напросто отключился и уютно сложил голову на колени Гены. Тот в такой же тишине продолжал разглядывать эти неправильные, некрасивые для любого чужого человека черты лица Славы. Он также молча и аккуратно встал, вытащил из-за старого комода тяжелое войлочное одеяло и накрыл им Славу. Отперев замок и открыв дверь пошел в туалет и принес выуженный из под ванны зеленый тазик, поставил его у изголовья кровати. Достал из холодильника на кухне бутыль минералки 1,5 и положил её около тазика. Накинул куртку, выключил свет в комнате, прикрыл дверь и, тихо пройдя через коридор, покинул квартиру. Теперь свет погас во всем доме.
