***
За чтением прошло немало прекрасных весенних вечеров. За окном стелилась светлая северная ночь, а Дикон одну за другой читал древние легенды: о спутниках Лита и Дикой Охоте, о благородном эре, которого злая колдунья превратила в медведя и о деве Аллори, которая смогла его расколдовать, о таинственном длинношеем чудище, согласно преданию, до сих пор обитавшем в озере на границе с Приддой, и о Уайлдском лесу, где деревья кровожадны и высасывают жизнь из путников, что опрометчиво устроились на ночлег под их сенью. Некоторые истории были хорошо знакомы по рассказам старой Нэн, о других Дикон никогда раньше не слышал, но ведь тем интереснее! К концу второй недели Мейс перестал сбиваться на «вы».***
Дик уже успел задремать, когда тишину спальни нарушили четверные удары. Юноша подскочил на постели, и, как был, в одной сорочке, опрометью кинулся открывать. — Ты был в деревне, я думал, что ты уже не придешь, — сказал он извиняющимся тоном. Слуга выглядел помято, но радость встречи на лице было ни с чем не спутать. — Да ну, — Мейс неслышно прикрыл тяжелую дверь. — Я совсем не устал. Ой, — заметил он расхристанный вид Дикона, — я тебя разбудил? Прости, пожалуйста! — Ничего, — ответил юноша немного смущенно. Он вдруг застыдился своих растрепанных со сна волос и торчащих из-под сорочки коленок. — Это ты извини, я, кхм, не одет. Слуга как будто вовсе его не услышал. Он уже успел усесться на привычное место и нетерпеливо таращился на Дика в ожидании, когда юноша устроится рядом и продолжит читать с того момента, на котором они остановились в прошлый раз. Два дня назад им пришлось прерваться в самой середине истории о золотой птице Рин, которая хотела долететь до солнца, чтобы проверить, чье сияние ярче. Мейс явно торопился узнать, что будет дальше. Честно говоря, Дикон побаивался, что птица сгорит. Мейс тогда расстроится. Он не любил печальных финалов. Сидеть у стены в одной рубашке было холодно, и Ричард придвинулся поближе к другу. Чужой жар опалил кожу сквозь тонкую ткань. Тело реагировало на близость странно: Дик задрожал, в горле пересохло, и его охватило непреодолимое желание прижаться к Мейсу еще теснее. Юноша недовольно тряхнул головой. Бред какой-то. — Замерз? — расценил его ерзанье по-своему слуга. — Надо одеяло взять. — Нет, не стоит, — заверил Дикон. — Если кто-то зайдет, будет подозрительно. — Да кто сейчас зайдет? — Тшш! Так мне читать дальше или нет? — Ладно, тогда садись ближе. Дик раскрыл книгу и откашлялся — он почему-то охрип. Теплое дыхание согревало висок, отвлекая. Но не успел юноша дойти до конца страницы, как на его плечо легла теплая тяжесть — Мейс уронил голову и уснул. «Я совсем не устал», — утверждал он, но сейчас его расслабленное лицо выглядело измученным, и Дик вдруг понял, чего на самом деле стоит эта дружба простому слуге. У Мейса не так много свободного времени, а он добровольно жертвует им ради того, чтобы хоть немного скрасить одиночество герцога Окделла. Поддавшись внезапному порыву, Дик осторожно погладил рыжевато-каштановые пряди. Мягкие. — Дикон, — прошептал Мейс. Юноша вздрогнул, но синие глаза оставались закрыты — друг не проснулся. Дик вздохнул. Все равно придется его разбудить. Спать у стены — не слишком приятная перспектива. — Мейс! — громким шепотом позвал юноша, легонько толкая слугу в плечо. — Мейсон! Глаза распахнулись. Дикон замер — их лица оказались совсем близко друг от друга, он чувствовал чужое сбивчивое дыхание на своей щеке, в груди защемило — там росло и ширилось непонятное чувство, горечь вперемешку со счастьем. А ресницы у Мейса были черные, прямые и острые, как еловые иглы. — Ты уснул, — выдохнул Дик, улыбаясь неизвестно почему. — Дикон, — опять сказал Мейс и сейчас же густо покраснел. — Кажется… Я думаю, мне уже пора! — он вскочил как ужаленный и даже не стал прислушиваться, как обычно, не идет ли кто по коридору — сразу выбежал за дверь, оставляя Дика в легком недоумении. Наутро Мейс поприветствовал его как ни в чем ни бывало, как будто между ними не произошло ничего из ряда вон выходящего, и Ричард быстро убедил сам себя в том, что это и в самом деле так. И, разумеется, он был ни капельки не разочарован.***
В третий день месяца Весенних Молний с Диком приключился несчастный случай. Решивший для разнообразия прокатиться по лесу, юноша предупредил Эйвона, что может опоздать к ужину, и попросил оседлать Баловника. Пока Джон возился, Дикон стоял и болтал с Мейсом, отбиравшим из старых подков те, что можно отнести в кузню и подновить. Молодому и норовистому Баловнику было невтерпеж порезвиться. Дик вскочил в седло и, махнув на прощание рукой, выехал со двора. Карас выскочил из привратницкой и громко залаял всаднику вслед. Дикон рассмеялся. Сегодня он был в отличном расположении духа: скоро придет лето, от весенней слякоти уже почти не осталось следа. Баловник галопом мчался под гору, мимо мрачных надорских елей, из-под нижних ветвей которых упрямо пробивались веселенькие дикие нарциссы. Ветер бил в лицо, и юноша вдыхал его полной грудью. Он миновал развалины древней башни, сломанную иву и выехал на широкий столичный тракт. Меньше чем в полухорне от поворота к замку ели вдоль дороги сменились соснами, и Дик попридержал коня, чтобы не пропустить неприметную лесную тропку, ведущую к одному из его самых любимых мест. Да вот же она! Юноша свернул с тракта и снова прибавил ходу, перемахнул через невысокие заросли колючего утесника, обогнул небольшой овраг и углубился в сосновый лес. Неподалеку должна быть прогалина, где прямо из земли берет начало ключ. Ричард так и не успел понять, что пошло не так: он только-только собирался заставить Баловника перескочить толстый ствол поваленного дерева, как вдруг почувствовал, что соскальзывает куда-то вбок. Дик попытался уцепиться за гриву, но конь недовольно взбрыкнул, и юноша сверзился вниз, неловко взмахнув руками. Он еще успел увидеть, как на него с огромной скоростью несется здоровенный замшелый камень, и наступила темнота. Очнулся Дик уже в замке. Солнце успело сесть, у его постели устроились Айрис и старая Нэн. Голова раскалывалась. — Оххххх, — простонал Дикон и попытался, не открывая глаз, ощупать больное место. — Дикон! — раздался обрадованный возглас. Айрис, конечно, очень волновалась за брата, но она могла бы выражать свою радость немного потише. Тоненькие пальчики обхватили запястье. — Лучше не трогай, а то опять кровь пойдет. Тебе очень больно? — Голова болит, — ответил юноша, с трудом расцепляя веки. — В остальном все в порядке. — Я пойду, доложу эру Эйвону и эрэа Мирабелле, что вы очнулись, — поднялась Нэн и, немного тише, добавила: — Тебе бы еще пару деньков отдохнуть, сынок. Когда старушка вышла за дверь, Дик медленно повернулся к Айрис: — Поможешь приподняться? Я помню, как падал, — и больше ничего. Что произошло? Сестренка бросилась взбивать подушки. — Ты не вернулся к ужину, но дядя Эйвон сказал, что ты предупреждал об этом, поэтому сначала мы не сильно переживали. Только матушка была недовольна твоим опозданием. После ужина мы сели ждать тебя в гостиной, но уже начало темнеть, а ты не возвращался, и все стали беспокоиться. В конце концов, матушка и дядя решили, что нужно отправить солдат и слуг на поиски. Искали несколько часов, но даже Карас никак не мог взять след, а потом тебя принес Мейсон. И Баловника привел. Мы с Ди и Дейдри очень испугались, когда тебя увидели, — Айрис затеребила ворот платья. — У тебя все лицо было в крови, думали, ты умер. Но Мейсон сказал, что ты просто без сознания, а рана оказалась совсем небольшая, только крови много. И еще Джона наказали. Он плохо затянул подпругу, когда седлал коня, поэтому ты и упал. — Матушка сильно расстроилась? — забеспокоился Ричард. Как бы это не стало слишком большим потрясением для эрэа Мирабеллы… У Дикона сжалось сердце: матушка уже потеряла отца, а теперь, должно быть, испугалась за него… Но появившаяся на пороге вдовствующая герцогиня казалась совершенно спокойной. — Как вы себя чувствуете, Ричард? — поинтересовалась она холодно. — Все в полном порядке, матушка, благодарю вас. Эрэа сухо кивнула. Мельтешивший за ее плечом Эйвон взволнованно залопотал: — Мне кажется, стоит послать за врачом… Такой удар… Могло и не обойтись без последствий… — Вы правы, — сказала Мирабелла, степенно устраиваясь в кресле у изголовья. — Если вас не затруднит, прошу, отправьте Ларса. — Не успел дядя удалиться, как она уже переключилась на старшую дочь: — Не сутультесь, Айрис! Дикон откинулся на подушки и прикрыл глаза. Все обошлось.***
Еще два дня юноша провалялся в постели и благополучно пропустил ежегодное Полуденное бдение. Дик не слишком расстраивался по этому поводу: он переживет, что не провел почти весь день в часовне, вознося нудные молитвы на древнегальтарском. Вряд ли именно этот год Всеблагий выберет для своего возвращения. Главное, что он чтит и ожидает Его и живет в соответствии с Его заповедями. Самая лучшая часть празднества — ужин — все равно не обошла Дика стороной. А после заката пришел Мейсон, уселся на самый краешек господского кресла. Ему позволили навестить спасенного «эра Ричарда». — Жаль, не могу тебе почитать, — расстроенно сказал Дикон. — Знаешь, я могу научить тебя, если хочешь. — Да ну, что ты, — отмахнулся тот, — грамота — не моего ума дело… Это не прекращало изумлять Ричарда. Мейс видел прекрасное во всем. Он принадлежал к тому редкому типу людей, которые могут найти что-то хорошее в жизни, даже когда всем вокруг от нее тошно. Полуразвалившийся родовой замок казался ему красивым, потому что в нем были витражи, старинные латы, иконы, резные панели и дубовые двери, потертые гобелены и портреты. Но собственных неоспоримых достоинств он будто бы вовсе не замечал, отмахиваясь от похвалы. Вот и сейчас он сидел, смиренно потупившись, и избегал даже смотреть на Дика. — Это неправда, — убеждал Дикон мягко, — ты не глупее Энтони, а он обучен грамоте. Подумай. Если сможешь читать и писать, у тебя в жизни будет больше возможностей. Захочешь — найдешь работу получше, — юноша иронически дернул уголком губ. Не то чтобы в замке много платили. Мейс неверяще поглядел на Дика и, схватив его за руку, замотал головой: — Я никуда не хочу уезжать, — сказал он с нажимом. — Я всегда могу вернуться в деревню, если захочу, но мне нравится здесь. — Хорошо, — Дикон легонько похлопал друга по тыльной стороне ладони, которая все еще крепко сжимала его левую руку. — Но все-таки подумай. Считай это благодарностью за спасенную жизнь.***
В конечном итоге, падение с лошади обернулось к лучшему. Матушка и Эйвон решили, что Повелителю Скал не следует больше выезжать одному. — Ваша безопасность — не только ваше личное дело, Ричард, — назидательно произнес Эйвон, не подозревая, что Дику только того и надо было. — В таком случае, Мейсон станет моим личным сопровождающим. — Сказал юноша. — Он доказал свою верность, когда спас мне жизнь, наградить его будет справедливо. Эйвон согласно кивнул. Мейс, из которого уже успели воспитать недурного грума, тоже был доволен. Теперь Дикон мог не таясь оторвать его от любой работы и приказать седлать лошадей. Матушка и опекун поддержали его решение, а слуги не станут спорить с господами. Замок скрывался за поворотом, и Дикон натягивал поводья, позволяя Мейсу поравняться с ним. Сие вопиющее нарушение этикета доставляло юноше какое-то особенное удовольствие. — Дик, это же дорога к деревне! Куда мы едем? — К твоему отцу, — юноша упрямым жестом вскинул подбородок. — Я хочу лично его поблагодарить. За подарок. «Я хочу увидеть твой дом», — хотел сказать Дикон, но подумал, что это уже чересчур. — Но… что подумает эрэа? — спросил Мейс в благоговейном страхе. Дикон дернул плечом. — Кто ей расскажет? Они миновали пересохший ров и двинулись на пологий спуск, плавно огибающий гору, на которой располагался замок Окделлов. Если гнать коня галопом, дорога до деревни занимала не более получаса. Дик и Мейс промчались сквозь подлесок, пересекли каменистую пустошь с редкими кустами ракитника и желтого дрока. На въезде в деревушку Дик пропустил друга вперед. Кузнец, с закатанными выше локтя рукавами рубахи, в видавшем виды кожаном фартуке, вышел на стук копыт. Как только он заприметил черный с золотом наряд Дика, на его лице проступило понимание. — Ваша Светлость! — почтительно склонил голову кузнец, когда молодые люди спешились. — Это большая честь. Ричард запоздало вспомнил, что ему еще не приходилось завязывать знакомство с подданными и он не представляет себе, что нужно говорить. — Ричард Окделл, — чувствуя себя полным идиотом, приветственно кивнул юноша. Кузнец, не меняясь в лице, спокойно ответил: — Теренс Берк. Вы проходите, если желаете, эр Ричард. Вы же хозяин нашего края. — Большое преувеличение, хозяином Дикон себя не чувствовал. Матушка и опекун редко с ним советовались, а в Окделле распоряжался Шроссе, забери его Чужой! — Мы с сыном всегда рады Повелителю Скал. Несмотря на отцовское телосложение, Мейсон Берк внешностью больше удался в мать. Кузнец был светловолосым, с бледно-голубыми глазами — типичная внешность северянина. Лицо его было доброе и приятное, но несколько меланхоличное — ничто в нем не напоминало о задорной улыбке сына. Мейс, бывало, во время беседы начинал неуклюже размахивать руками, а движения его отца дышали спокойной силой. Теренс провел их в кузню, где стояла невыносимая духота, и подвинул Дику единственный, грубо сколоченный деревянный стул. Юноша, однако, остался стоять. — Не беспокойтесь, — начал он немного неуверенно. — Я лишь хотел поблагодарить вас. Мейсон передал мне книгу — это замечательная вещь и… — Дик потерянно замолчал. — Ну что вы, — ответил Теренс, в этот момент очень напоминая сына. — Мне она все равно не сгодилась. — И все же, — нашелся Дикон, — если я могу что-нибудь для вас сделать — скажите. Кузнец думал всего мгновение. — Если позволите, я всегда хотел взглянуть на клинок святого Алана. Старинная работа… — мечтательно протянул он. — Сейчас таких делать не умеют. Дик отцепил с пояса семейную реликвию и принялся терпеливо ждать, пока Теренс как следует рассмотрит кинжал. Мужчина осторожно попробовал острие кончиком загрубевшего пальца. — Острый какой! На редкость славная вещица. Мейсон, маячивший рядом, с любопытным видом перегнулся через отцовское плечо. Дик смотрел на этих двоих и чувствовал, как неприятно шевелится под ребрами тоска. Мейс и Теренс явно были близки — они все время тепло переглядывались и понимали друг друга с полуслова. Эта семейная идиллия послужила острым напоминанием о том, чего Дикон лишился три года назад, когда в замок принесли весть о смерти Эгмонта. Юноша смотрел, как Теренс хлопает Мейса по плечу, и видел отца, помогающего слезть со сломанной ивы, слышал лукавый шепот: «Это будет наш маленький секрет».***
— Тебе опять грустно, — сказал Мейсон, когда они возвращались в замок. — Это из-за нас, да? — Перестань, — Дикон поморщился. Мейс иногда был слишком проницательным. — Я сам захотел поехать. Твой отец — достойный человек. — Дик на секунду замешкался. — А что случилось с твоей матерью? — Она умерла родами, — в голосе друга зазвенела печаль. — Старик с тех пор так и не женится. Говорит, она живет во мне, и этого хватает с лихвой. «Вот так, Ричард Окделл. Твое горе не единственное в мире. Отец погиб, но у тебя есть матушка и сестры, а Мейс этого лишен». — Мне очень жаль, — сказал Дик вслух. Кони ступали неспешным шагом. Мейс помолчал, а потом вдруг воскликнул: — Знаешь что, Дик? Хватит нам раскисать, как дагайские мокрицы! Идем, — он указал на близлежащий холм, с двух сторон окаймленный каменистыми осыпями, — я покажу тебе кое-что. Руфуса и Баловника пришлось оставить у дороги. Изредка всхрапывая, животные мяли копытами высокую сухую траву. — Далеко не уйдут, — заверил Мейс. В обход холма двинулись пешком. — Здорово, да? — спросил слуга, когда дорога скрылась из виду, и их взорам открылось бескрайнее поле цветущего вереска. — Из него варят лучший в мире эль! Было красиво. Соцветия мерно колыхались на ветру. Всевозможные оттенки сиреневого перетекали один в другой: от бледно-сизого до ярко-лилового. Но кое-чего Мейс не учел: над полем витал удушливый, медово-приторный запах. Дикон попытался сделать вдох, но обнаружил, что открывает и закрывает рот, словно рыба, вытащенная из воды. — Дик! Что это с тобой?! — Не… могу… дышать… — юноша ухватился за подставленное плечо, как утопающий за соломинку. — Мейс… помоги… Мне нужно… На дрожащих ногах, по-жеребячьи спотыкаясь, Дикон не без помощи Мейса дотащился за ближайшую скалистую гряду, куда тягучий запах не мог просочиться, — и ему тотчас же полегчало. — Лучше? — друг беспокойно заглядывал в побледневшее лицо, все еще поддерживая юношу за плечи. — Да, — Ричард еще раз глубоко вдохнул и выдохнул, и улыбнулся. На щеки потихоньку возвращалась краска. — Ты снова меня спас. Мейс не оценил благодарности. — Только это из-за меня ты чуть не задохнулся! — сказал он взволнованно. — Ты так меня напугал! Дикон собирался заверить друга, что ничего страшного не произошло — Айри весной и осенью терпит такие приступы по четыре раза на дню — но ему не дали такой возможности. Это было похоже на сон: Мейс шагнул вперед, пока они не оказались прижаты друг к другу почти вплотную, наклонился и поцеловал его в приоткрытые губы. Дик ошеломленно замер, покоряясь. Веки опустились сами собой — юноша прикрыл глаза. Этот поцелуй был самым прекрасным ощущением, которое Дикон испытывал за свою недолгую жизнь. Чужие губы неумело ласкали его собственные с осторожной нежностью, все тело охватила сладкая истома — слишком хорошо, чтобы герцог Окделл мог позволить себе нечто подобное. Это было абсолютно великолепно — и так же неприемлемо. Дик нашел в себе силы рвануться назад. Мейс послушно опустил руки, и юноша уставился на него круглыми от страха глазами, лихорадочно соображая, что сказать. — Мейсон… я… это невозможно! Я герцог Окделл, Повелитель Скал, и я не могу… — Я знаю, что тебе не ровня — где ты, а где я — но я люблю тебя. — Мейс смотрел на него с такой болью… — Мне кажется, я полюбил тебя сразу как только увидел. — Нет, Мейс, ты не так понял… — Залепетал юноша в отчаянии. Как объяснить, что дело вовсе не в дворянстве и титулах? Просто так не должно было случиться: от него ждут, что он продолжит то дело, за которое отец положил жизнь, полюбит достойную женщину, женится на ней, у них будут дети… Ведь он сам всегда считал, что так будет правильно, что нужно стать достойным бороться за дело Раканов, за то, чтобы справедливость восторжествовала. Он должен вести себя как Человек Чести — не может быть, чтобы он любил и желал мужчину, это грязно, недостойно, за это отправляют в Закат после смерти, а при жизни — ненавидят и презирают. Но ведь Мейс только что сказал, что любит его, а значит все это, низменное и мерзкое, — и про него тоже? Мейс, благородная душа, который смотрит на него, герцога Окделла, несчастными синими-синими глазами, трагически сжав губы, и ждет ответа. Мейс, которому достало смелости сказать такое Повелителю Скал — одно слово Дика может завтра сломать ему жизнь. — Я тоже тебя люблю. Все очень, очень плохо, — обреченно сказал Дик и заплакал.