Лорд Волдеморт и вечная тьма

Чем больше свободного времени появлялось у Волдеморта, тем чаще размышлял он о том, как добиться своей цели — власти над магическим миром. И мальчишка Поттер занимал в его мыслях далеко не последнее место. Больше того, потребность поймать его превратилась в наваждение, мучающее Тёмного Лорда по ночам вместо сна. Конечно, поймай он его теперь — не смог бы увидеть, как тот страдает, плачет, кривит рот от боли, а затем извивается на полу перед ним в предсмертных муках — но зачем, собственно, было бы вообще убивать его сразу? Тёмный Лорд и раньше собирался неплохо поразвлечься, а теперь и вовсе намеревался продлить пытки так долго, как только смог бы. Может, и вовсе превратить бы парня в свою игрушку? Ведь Гарри заключал в себе частицу его самого, последний крестраж, и стоило воздержаться от уничтожения седьмой части своей души. Но прошлые неудачи дали Волдеморту понять, что поймать Поттера силой практически невозможно. Действовать нужно было исподволь: вжиться в его сознание, завладеть мыслями, являться по ночам сперва в виде кошмара, а затем заронить сомнения в его ум. Стоило учитывать, что Гарри, несмотря на свой ореол золотого мальчика, всего лишь подросток со всеми метаниями, склонностью к разным крайностям и скоропалительными решениям, присущим юному возрасту, — так, кажется, говорят о подростках? Волдеморт плохо помнил себя в пятнадцать лет, и ему казалось, что расчетливость и хитроумие всегда перевешивали в нём любые прочие черты, но уж то, что он знал о Поттере с его друзьями, полностью укладывалось в его знания о подростках. Требовалось всего лишь постепенно подвести мальчика к той мысли, что он предназначен для чего-то большего, чем быть марионеткой Дамблдора и приманкой для борьбы с ним, Волдемортом. Льстивые речи и обещания равной власти отлично помогали в обольщении Малфоя, но мальчик-то наверняка будет честен, откажется от всего. Нет, к нему нужен был другой подход. Его нужно было привязать к себе другим способом. Заставить привыкнуть к своему обществу. Да, пусть они будут пока врагами, вынужденными сотрудничать поневоле, но... — Позовите ко мне Люциуса! Тот пришел, принеся с собой запах дорогого одеколона и несколько запылившейся норковой шубы. — Я здесь, мой Лорд. — У меня будет для тебя задание. Слушай. Не мог бы ты навестить Министерство Магии? Мне нужно их хранилище с предсказаниями. Ничего противозаконного. Ну, почти. Найди среди них то, что касалось Блэка. — Крёстного Гарри Поттера? — Да. Ты должен похитить его для меня и подкинуть в Хогвартс. Не важно, как. Может, пусть твой сын подразнит его или кто-то ещё... Главное — чтобы он узнал, что в нём. Что недолго осталось его крёстному. — Понятно. — Пусть передаст ему, что прохлаждаться и почивать на лаврах у него не выйдет. Своей кровью он пробудил зло, и жертв, падших от наших рук, будет становиться больше. Малфой нахмурился, выходя, но вскоре лицо его прояснилось: он нашел, чьим руками загребать эти угли и как не попасться самому. Неспроста у Малфоев были союзники почти везде. И уж совершенно точно он не собирался рисковать сыном после того, как безумец превратил его в хорька. Отпустив Люциуса, Волдеморт откинулся на спинку кресла и погрузился в обдумывание плана. Со стороны казалось, что Лорд уснул, но мельчайшие детали проходили в его голове тщательную шлифовку. И здесь то, что он не мог больше видеть ничего, кроме мысленных образов, только помогало. Не на что было более отвлекаться. И способности его проникать в чужие мысли стала ещё сильнее, поскольку он был устремлен к цели денно и нощно. Но с другой стороны правдой было то, что по причине слепоты, причиненной Волдеморту заклинанием случайного аврора, триумфальное возвращение Тёмного Лорда было сорвано и оказалось почти не замеченным магическим миром, не говоря уже о службах маглов. Но Волдеморт, несмотря на присущее ему честолюбие и любовь к эффектным проявлениям, не считал своё вынужденное затворничество провалом. У него достало проницательности увидеть выгоды своего подпольного положения. Пожиратели Смерти действовали теперь без него, но он сейчас, по крайней мере, не испытывал риска быть пораженным случайным проклятием, как тогда, в Годриковой Лощине 15 лет назад. У него появились другие глаза и уши, и он часто расспрашивал Малфоя, Снейпа или Каркарова о том, что делалось вокруг. Но все же и этих сведений казалось ему мало. Он стал мнителен, и сподвижники, как казалось, не могли донести ему полной картины действий. Особенно, как всегда, занимал его мысли Хогвартс и чертов щенок Поттер, но единственным соглядатаем его там оставался Снейп — а Снейп был занят, просиживая часами в библиотеках или разъезжая по госпиталям и лечебницам в поисках средства исцелить его, Волдеморта, так что винить шпиона было не в чем. И все же как раздражала его нынешняя беспомощность! Не говоря уже о невозможности лично проводить акции устрашения или вылазки в министерство или магический Лондон, он не мог даже толком сориентироваться в запутанных подвалах Малфой-Мэнора, не мог лишний раз подняться в библиотеку, — просто не помнил, где она, — не понимал даже, что приносят ему на обед и где лежит вилка. Домовые эльфы боялись его и избегали появляться рядом, не отзывались часто на его зов. Малфой с женой спускались в отданные ему залы редко. Только Беллатриса, любившая своего господина и ранее, помогала с большой заботой (пожалуй, это был первый раз за все время, когда он оценил сердце любящей его женщины). Но она слишком часто участвовала в акциях террора против магов и маглов, и он отпускал её, помня вечное рвение в службе ему. В оставшееся время она приносила ему завтрак, обед или ужин, заботливо выбирая лучшие куски, подносила вилку с нацепленным на нее куском мяса прямо ко рту, вытирала тонкие губы салфеткой. — Беллатрикс, честное слово, это чересчур. Отдай вилку. Он перехватил её ладонь, отнимая столовый прибор, укололся по неосторожности зубцами, и она с тихим смехом отдала его. — Мне ничуть не сложно, Мой Лорд. — Я ослеп, а не лишился рук. Просто подвинь ближе тарелку и скажи, где она. Беллатрикс повиновались, дав ему пальцами дотронуться до края тарелки, и села рядом, положив голову ему на плечо и тихо вздохнув. Затем обняла. — Беллатрикс! Слава Мерлину, для подобных нежностей у тебя есть свой муж. Что, если он увидит? Она хрипло рассмеялась и ответила с некоторым несвойственным ей обычно смущением: — Я хочу скрасить ваше одиночество, Мой Лорд. Мне горько видеть вас в нынешнем положении. Попытки отстраниться от влюблённой в него ведьмы были прерваны стуком в дверь и вошедшим вслед за тем молодым оборотнем: Волдеморт угадал его по резкому запаху волчьей шерсти и тухлого мяса, которым несло из его рта. — Позвольте рассказать, господин, о том, что прошлой ночью... — Не подходи ближе, ради Мерлина, стой в пяти шагах, от тебя несёт тухлой псиной. Тот пожал плечами, мол, господам виднее, а сам я все равно ничего не чувствую, да и потом, цветочками, что ли, должно пахнуть от взрослого волколака? Но выражение это увидела и запомнила только Беллатриса: Тёмный Лорд, его, конечно, не мог разглядеть. — Что ты хотел донести до меня? Продолжай. — Так вот, прошлой ночью мы втроём: Питер, Фенрир, Салли и я... — Это выходит вчетвером, умник! — презрительно бросила Беллатриса. — Счёту не обучен, прошу простить, миледи. До десяти знаю, да и то путаюсь. Ну, вот, собрались мы, да и решили проверить рощу близ Хогвартса, благо ночь выдалась хороша: и луна в полный рост, и... — Хватит твоих размышлений! Поэт нашёлся! Говори быстрее, не тяни время. — Так вот...— уже третий раз протянул тот, невзирая на запрет. — Не поймали мы там никого, конечно, но зато услышали, что говорят меж собой кентавры. А они говорят, что тот мальчишка, Поттер, должен был что-то забрать у них, да так и не заявился, и они будут ждать его другой ночью... То бишь, этой. Волдеморт раздражённо выдохнул, но усилием воли заставил себя успокоиться. — Гарри Поттер... Жди нас. В самом деле, что же понадобилось в роще нашему золотому мальчику? Четвёртый курс окончился для него так удачно, что стоило только радоваться победе над Волдемортом и выигранному турниру. Год начался мирно и спокойно, Волдеморт, пусть и воскресший, не тревожил его ничем. Это было даже несколько непривычно — не ждать подвоха от нового профессора зельеварения, не бегать по опасным дальним местам замка в поисках очередного артефакта, а рядом с крестным, Сириусом Блэком, можно было ещё и перестать чувствовать себя сиротой. Благодаря ему он ещё сильнее ощутил своё родство с магическим миром, понял, что такое близкий человек и его поддержка, и безумно полюбил его рассказы о матери с отцом. Тем не менее, мирный период не мог длиться вечно. В этот раз виной тому послужили дурные сны, начавшие мучить Гарри по ночам. Приходили они к нему ровно в те моменты, когда их можно было считать вещими: в ночь с пятницы на субботу, после заката. И в них он видел чёрную метку, расплывавшуюся чернильным пятном в освещенном вспышками молний грозовом небе. Видел тени, стремительно пикировавшие сверху на тихие деревушки в окрестностях замка Хогвартс, откуда в ужасе разбегались жители, и видел их боль и страх. Сны заставляли его вскакивать посреди ночи с криком, от которого просыпались все остальные. Но ещё страшнее стало, когда видения эти начали воплощаться в жизнь. Пожиратели Смерти с возвращением Волдеморта почувствовали силу и словно дразнили его, нападая по ночам на Хогсмид и другие поселения, да и лондонский "Дэйли Профет" доносил то и дело вести о жестоких смертях в результате нападения неизвестных и о других дерзких выходках. Прямо не подтверждая возрождения Тёмного Лорда, они провоцировали появление сплетен и тихо нарастающую панику. Гарри, хоть он и был далек от этих событий, ощущал смутную вину и страх. Ему казалось, что он прячется от судьбы за стенами Хогвартса, и друзья не могли его переубедить. Сириус в беседе косвенно лишь подтвердил нарастающую уверенность Гарри в том, что надеяться переждать шторм в тихом месте — глупо, хуже того, трусливо. А может, его просто тянуло к риску, как и всякого гриффиндорца. Так или иначе, он полюбил любые вылазки за пределы замка, будь то походы в ближайший лесок или в хогсмидскую таверну за кружкой пива. Гермиона и Рон не всегда составляли ему компанию: быть старостами факультетов отнимало у них много времени, и потому одним субботним вечером, в серых сумерках, он возвращался один. В этот раз Гарри припозднился: было не миновать выговора Полной Дамы, снятия нескольких очков с Гриффиндора и укоризненного взгляда Гермионы после этого. Побежать бегом? Лень, да и слишком уставшим он чувствовал себя после нескольких часов блужданий между хогсмидскими домишками. Три кружки пива не способствовали ясности его мыслей. И почему он только не прихватил метлу? Ах да, хотелось же прогуляться. Ну что ж, сейчас он убьёт двух зайцев одним махом: прогуляется по роще и срежет большой угол. Заодно успеет, глядишь, попасть обратно до девяти! И Гарри решительно свернул в сторону, к редкому перелеску в преддверии рощи. Бояться было нечего, и опасности заблудиться не было: сквозь деревья отчетливо виднелись золотистые огни Хогвартса. Не собьешься с пути. Темнота, незаметная на открытом пространстве, в глубине леса казалась плотной и густой. Он никогда её не боялся, но всё же вздрогнул, когда чей-то голос окликнул его по имени. — Гарри Поттер! Гарри! Это же вы? Из глубины леса к нему вышла высокая фигура: то был незнакомый ему молодой кентавр. — Не бойтесь меня. Я только хотел передать вам, что мои товарищи наткнулись тут на одно омерзительное создание, не то гоблина, не то крысу-переростка. Ничего важного, и в другое время мы бы просто его затоптали копытами, но тут раскрылось, что он шнырял здесь не просто так. У него было к вам какое-то дело. — Да? И какое? — Ему поручили что-то вам передать. Мистер Поттер, я не знаю, что это, и старейшины наши тоже, — но только пока. Мы узнаем от него правду, и, если вы только придете сюда завтра в то же время, непременно расскажем. Гарри коротко кивнул. — Прости, я должен бежать, не то меня не пустят в замок. — Хорошо. Так помните же: завтра. — Окей! И он махнул ему рукой на прощание, направляясь в Хогвартс.