Лорд Волдеморт и вечная тьма

Само собой, пойти на собрание Ордена Упивающихся Смертью Гарри собирался в мантии-невидимке, чтобы не раскрыть своей связи с Тёмным Лордом ни для одной из противоборствующих сторон, и даже запихал её заранее в карман толстовки, готовясь ко встрече. Сова с приглашением прилетела следующим же утром, а вслед за ней раздался и стук в дверь. Кикимер, ворча и жалуясь на больную поясницу, зашаркал к двери, но Гарри опередил его, в два прыжка добравшись до входа, затем заглянул осторожно в глазок: на пороге стояли двое Упивающихся. Как и в прошлый раз, в общем. Оба выглядели ничуть не крупнее его и не собирались выламывать дверь силой, стояли мирно, а когда он отпер дверь, даже поприветствовали его. Пусть не особо тепло, но вежливо, так что он отправился с ними в путь без особой боязни. Лиц за масками видно не было, но можно было понять, что это совсем молодые люди, может, его ровесники, и ему оставалось только гадать, что толкнуло их присягнуть на верность Волдеморту. Если бы он отстранился от противостояния и смог посмотреть на ситуацию со стороны холодным и трезвым взглядом, то понял бы, что попытки предпринять восстание и воздействовать силой на Тёмного Лорда стали бессмысленны. Те из магов, кто был поумнее и попронырливее, сразу почуяли, откуда дует ветер и кто теперь настоящая власть вместо министра магии и оттого спешили занять тёплые места близ Волдеморта. Они трансгрессировали прямо в холл, а затем и в главный зал для больших собраний, и там Гарри стал ясен истинный масштаб проблемы. Сторонники Тёмного Лорда, члены Ордена, собирались там не десятками, а сотнями, может, счёт шёл и на тысячи, но он не видел всех, поскольку люди в тёмных балахонах ещё тянулись вдоль рядов, медленно заполняя зал. Большая часть из них вступила в Орден уже после того, как Волдеморт заручился министерской поддержкой, а давние знакомые его сидели вблизи возвышения в центре зала. Под высоким потолком плавали сотни свеч, но они слабо разгоняли темноту, и впечатление от сотен черных одежд и бесстрастных масок создавалось гнетущее. Висели вдоль стен длинные тёмные знамёна с бледными изображениями чёрной метки, ими же была украшена кафедра для выступлений. Плавающий в воздухе не то туман, не то лёгкий дым от свеч стекался к центру зала, и вытянутые потоки его переплетались, как течения ручьев, складываясь в огромное изображение тёмной метки — черепа с выползшей из него длинной змеей. Дымка скрадывала объём зала и придавал собранию впечатление мистерии, таинственного ритуала, устроенного жрецами древнего жестокого культа, да так оно и было по сути, хоть Орден Упивающихся Смертью и стал официальной частью Министерства. Провожатые указали Гарри на небольшой коридор вдоль зала, после чего их пути разминулись, и он не без облегчения вышел. Коридор привёл к небольшому кабинету, обитому толстым слоем бархата, словно один сплошной диван, — очевидно, для звукоизоляции. Волдеморт сидел за широким стальным столом, нервно постукивая когтями по полированной поверхности, и это был первый раз на памяти Гарри, когда он так явно выказывал признаки нетерпения и нервозности. — А, это ты? Проходи. Северус должен появиться с минуты на минуту. — Я взял с собой мантию-невидимку. — Отличная идея. Отдашь ее потом мне на изучение. — Вы ее только потрогать и сможете. — Я исследователь природы древних магических артефактов, так что не надо спорить. Это была не просьба, а приказ. — Я вам пока ещё не служу! И не собираюсь. — И не собираюсь! Ты ж мой птенчик, — Волдеморт передразнил его возмущённые интонации и рассмеялся. Смех окончился долгим хриплым кашлем: видно, пребывание в подвалах Малфой-Мэнора давало о себе знать. — Мне, наверное, лучше спрятаться от профессора Снейпа под мантией. — Зачем? Пусть видит. Ты — гарантия на случай того, если загнанный в угол Северус решится что-нибудь вытворить. — Считаете, что он солгал вам об этом зелье? — Он из тех, кто способен терпеть долго, а я изводил его чуть ли не год. Хм, ну да, выходит, что год... Не могу поверить, что скоро снова увижу хоть что-то. И он нетерпеливо облизнул тонкие губы, вновь демонстрируя змеиный язык. Раздался за дверью характерный хлопок аппарации, и дверь распахнулась. В проеме показалась чёрная фигура в мантии, разлетавшейся, словно крылья летучей мыши. Снейп прошёл к Волдеморту стремительным шагом, даже глазом не повёл, когда заметил Гарри. Разве что губы сжал ещё строже, чем обычно. — Зелье Истинного Света готово, мой Лорд. — Ты испробовал его? — Нет нужды. Я в нем уверен. — Что ж, начнём. — Присутствие мистера Поттера так уж необходимо? — Да. Кто знает, какие побочные эффекты вызовет твоё зелье? Ну, не изображай смертельную обиду, Северус. Он нужен для моей безопасности. — Пока что весь мой опыт говорит о том, что где присутствует он, ни о каком спокойствии и ни о какой безопасности не может идти и речи, а взорвётся даже то, что вообще не имело подобного потенциала. Он раздраженно махнул рукой в его сторону. Волдеморт встал с кресла, нависнув над ним. Он не сказал ни слова, разве что верхняя губа чуть приподнялась, открывая клыки, и Гарри непривычно было видеть, как строгий мастер зельеварения отошел на шаг и едва заметно втянул голову в плечи, опасаясь гнева Темного Лорда. — Мальчик останется здесь. Начинай, Северус. Как его принимают, твой эликсир? — Сядьте, Мой Лорд. По капле в каждый глаз. Сейчас достану. На свет была извлечена пробирка с не более чем десятью каплями, и Снейп отмерил по одной. Первая золотистого цвета капля упала на край тёмной глазницы и соскользнула в провал на месте глаза. Снейп был бледен. Что, если зелье действовало лишь на тех, кому удалось сохранить глаза? Да, в древнем манускрипте было сказано, что его могли принимать и безнадежно слепые маги, но кто знает, вдруг текст дошел до него в неверном переводе? Волдеморт зашипел, будто от резкой боли, но броситься на Снейпа ему помешала сильная слабость, так что оставалось только в изнеможении упасть на спинку кресла, со свистом вдыхая воздух. Ему казалось, что силы покидают его. — Я убью тебя, Северус. Убью сейчас же. Как только дотянусь до палочки... — Обязательно, только не сейчас. Сперва зелье может вызвать слабость; надо переждать. Но Волдеморт с трудом приподнялся, опираясь на край стола, пытаясь одновременно отыскать палочку, затем повел головой, собираясь определить по сиплому дыханию и запаху школьных чернил, где стоит предатель Снейп... и замер. Перед глазами стояли расплывающиеся широкие пятна — одно серого, второе — светло-голубого цвета. И в это невозможно было поверить. Какими яркими они казались ему в контрасте с вечной тьмой, долгое время до этого расцвечиваемой лишь его собственным воображением и памятью! — Я вижу свет... Разве здесь есть окна? — Нету, мой Лорд. Остановитесь ненадолго, сконцентрируйтесь получше, вы должны различать меня и мистера Поттера. Но он и без этих объяснений уже различил, кто есть кто. Пятна прекратили расплываться во всю ширь взгляда, приобрели ясные очертания вместе с исходящим из них светом, и Волдеморт сразу же отличил Снейпа — тот стоял дальше, чем ему казалось, и свет от него исходил ровный, серый, с едва заметной примесью зеленого. А Гарри сидел рядом, и свет от него был ярче: лучи струились тонкими иглами во все стороны, белые и голубые. Ни лицо, ни поза у обоих были неразличимы, только положение. Но, как ни странно, примешивался к зрению и другой эффект: Волдеморт теперь четко знал общую направленность мыслей каждого, и для этого не приходилось даже прикладывать усилия, как во время Легилеменции, — достаточно было просто заметить человека и всмотреться хоть пару секунд, как его настроение становилось ясным. И он видел, что Снейп нестерпимо устал, но остался спокойным после всех угроз не потому даже, что был как-то особенно смел, а оттого, что давно ждал смерти, и жизнь не казалась ему особой ценностью. На Гарри его взгляд задержался дольше, поскольку чувства мальчика были острее, ярче и чище: там был страх, потребность в вечном риске, мысли о свободе и счастье для всех вокруг, такое же, как у него самого и покойного Дамблдора, и... Неужели интерес? И желание узнать его самого поближе? На этом стоило остановиться повнимательнее, но далеко на заднем плане замаячило слабое красноватое пятно — очертания третьей фигуры. — Войди, не стой в дверях, — сказал Волдеморт. Гарри и Снейп синхронно обернулись назад, но дверь была закрыта. Правда, тут же отворилась, и к ним вошла Беллатрикс. — Но я стояла за дверью, — огрызнулась она. — И что же, Беллатрикс? Разве ты не верила, что твой господин не умеет видеть сквозь стены? — не упустил случая поддеть её Снейп. — Всегда, мой Лорд! — приблизилась она к Волдеморту, вглядываясь в его лицо. Её рука осторожно коснулась края его рукава. — Северус вернул вам ваши глаза? И Волдеморт увидел, как её сияние расцвело радостью за него. — Нет. Но он дал мне нечто большее: возможность проверить верность каждого из вас. — Надеюсь, я прошла этот тест. — В тебе я и не сомневался, Белла. Идём, нас ждут. Небольшая процессия выдвинулась в главный зал. — Я всё-таки надену мантию-невидимку. Мне кажется, будет лишним показываться на глазах у всех. — Надень, Мерлина ради. Я всё равно тебя вижу. Зал был практически полон, от края и до края, и казался ещё темнее, чем был до этого: свет свечей терялся в тёмных одеждах Ордена Упивающихся Смертью. Волдеморт шел между их рядами — высокий, смертельно бледный, и в глубине глазниц светилось слабое пламя. Он взошел на возвышение — и ропот сотен голосов, носившийся в воздухе, вмиг утих, будто упал вниз. — Обожаемые соратники! Я собрал вас здесь в знаменательный день — день, когда мы вышли из тьмы, вынуждаемые скрываться. Нам, чистокровным магам, ни к чему скрываться и ступать осторожно в страхе задеть маглов, лишенных разума. Отныне призвание наше — показать свет, сияние чистоты, и те, которые пришли из грязи, ощутят на своей шее леденящее остриё нашей мудрости! — обвел он взглядом тысячи ярких и тусклых аур, свечений, исходящих от них всех. Его прервал дружный крик одобрения и шум оваций, но быстро затих. — Но пришла пора побеспокоиться также и о чистоте собственных рядов. Я вижу вас всех вокруг, с вашими желаниями, надеждами и страхами, и знаю, кто оставался верен мне с самого начала, а кто замыслил обратить высокую цель служения в потакание собственным интересам. И те, кто лгал мне всё это время, и те, кто искал выгоды лишь для себя, подлежат суровому наказанию. Зал молчал. Вдалеке свет затухал, и свет сливался в неразличимую массу, но вблизи можно было различить всех ясно: вот сидел Малфой, и после последних слов его аура точно покрылась холодным синим цветом страха. — Погоди бояться меня, Люциус. Тебя я оставлю напоследок, на сладкое. Раздались тихие недружные смешки. — Вот сидит прямо возле меня Игорь Каркаров. Что скажешь, Игорь? Кажется, ты не был слишком рад моему возвращению... да и тому, что я вызвал тебя сейчас. Тебе неприятно наше общество? "Отпустите меня, и я клянусь ничего не рассказывать о вас там, в Европе", — так думает сейчас Игорь. Но чего нам бояться? Разве маги не должны без страха доказывать своё первенство и неотъемлемое право на главенство по всему миру? Не мы ли должны править маглами, а не скрываться трусливо от их сил? Что скажете мне, друзья? Должны ли мы выпустить эту крысу? Авада Кедавра! Из кончика палочки вылетел ярко-зеленый луч и безошибочно поразил Каркарова прямо в сердце: теперь Тёмный Лорд больше не ошибался. Он оглядывал каждого из своих сторонников, выискивая трусость, лживость и приверженность Ордену Феникса. Собрание грозило превратиться в долгую внутреннюю расправу, и меньше всего Гарри хотел присутствовать при показательных казнях, одно зрелище которых заставляло его похолодеть. Он хотел выскользнуть потихоньку, но твёрдая рука Волдеморта легла ему на плечо. Он почувствовал, какой тяжелой может казаться ладонь Волдеморта, — тот удержал его на месте силой. — Останься, Гарри. В тебе я вижу больше верности, чем в некоторых из местных крыс. Вскочить бы, возразить горячей отповедью о том, что между ними не было и нет ничего общего, и что его природе противно видеть чужую боль, но ноги словно приросли к полу. — Позвольте мне уйти. — Неверные остаются, а верные покидают. Что за разочарование! Но это было, конечно, не так, и верных его идеям в зале осталось множество: Волдеморт умел увлекать за собой, а чисткам подверглась в основном старая гвардия. Закончилось всё поздним вечером, и когда они возвращались из зала, в узких стрельчатых окнах вдоль коридора стояла густая фиолетовая ночь, а вдалеке расстилались под ней огни Лондона. Они вошли в кабинет, служивший Волдеморту, как видно, и спальней, обставленный почти что по-домашнему уютно — с мягким большим диваном и умывальником. — То, что вы сотворили сегодня — просто ужасно. Почему бы не дать им покинуть вас? Каждый достоин шанса на то, чтобы жить. — О, мой юный проповедник. Продолжай, я весь внимание. — Снейпу Директор Дамблдор дал в своё время шанс. А затем и вы его простили. Разве нет? — Он нужен мне был как зельевар. Кроме того, он был единственным моим лазутчиком в Хогвартсе, приносившим вести о тебе. — Могли бы убить его после смерти директора, когда он был уже не нужен. Ведь профессор мог перейти на нашу сторону. — Но не перешел, как видишь, остался со мной. Ну, подойди сюда. Скажешь, что всё ещё меня боишься? — Н-немного. — А я вижу интерес. — Смешанный со страхом. — О, нет, это не только страх. Страх смердит, а ты выглядишь совсем по-другому. Гарри видел, как расширились и затрепетали узкие прорези-ноздри, улавливая его запах. Бледное лицо было совсем рядом. Губы Волдеморта приоткрылись, будто он хотел что-то сказать. — Посмотри на меня. — Нет. — Ну, тогда прикрой глаза, раз так любишь бояться. — Что вы хотите сделать? Он зажмурился послушно, ожидая страшного, и вдруг ощутил касание змеиного тонкого языка к своей коже. Язык скользнул по губам, горячий и влажный, и губы коснулись губ. — Разве ты не этого хотел от меня, Гарри? Сердце сильно стучало, голова закружилась. Он отступил на шаг, торопливо достал порт-ключ и покинул кабинет так быстро, будто убегал с места преступления.