***
Иваизуми что-то калякал в своём блокноте, когда Ойкава вошёл в его палату. Хаджиме с испуга чуть не свалился с койки, но его книжечка с шелестом упала на пол. Иваизуми хотел поднять её, но Тоору опередил его. Хаджиме покраснел, когда Ойкава стал разглядывать рисунок. — Это что? — спросил он, прищурившись. — На какого-то кривого медведя похоже. — Ч…что? — Иваизуми смущённо улыбнулся. — Это ты. — Да? — Тоору поднёс блокнот ближе к глазам, потом отдалил его, прищурился и швырнул его в мусорку. — Не рисуй больше. Иваизуми упал головой на подушку. — Тебе лучше? — спросил Тоору, усаживаясь на соседнюю койку. — А ты как думаешь? — неожиданно резко спросил Хаджиме и отвернулся от Ойкавы. В тумбочке стояла банка с таблетками, которую оставил Сугавара. Иваизуми казалось, что он видел её сквозь дверку. Однако не знал, как сказать Тоору, что Коуши больше не было. Почему-то Хаджиме казалось, что тот точно покончил с собой, чтобы долго не мучаться. Иваизуми поднялся на локтях и открыл было рот, но замер. — Чего? — напряжённо спросил его Ойкава. — Да я… — Хаджиме замялся. — Я хотел сказать, что тебе очень идёт эта рубашка. — Её мне Коу выбрал, — отрезал Тоору, и Иваизуми снова заметно поник. Он пошарил глазами по палате в поисках Того, что могло бы хоть как-то помочь в этом нелёгком деле. Но в ней ничего особенного не оказалось. За окном были только голые деревья и серое небо. Иваизуми долго смотрел на опавшие листья, потом тихо кашлянул. — Вот деревья же не скучают по старым листьям, когда они опадают. Хотя это ведь их листья, с которыми они пробыли два сезона. Но осенью они всё равно опадают. А в следующую весну появляются новые и… — И? — нахмурился Ойкава. — Иии, — протянул Иваизуми, обводя комнату взглядом; конец речи парень не придумал. — Тебе уже что-то вкололи? Иваизуми нахмурился и снова посмотрел на тумбочку. В голове был миллион мыслей, превратившийся в рой, все они жужжали и ничего нельзя было разобрать в этом шуме. Хаджиме посчитал пуговицы на рубашке Тоору, потом заметил, что тот на него пристально смотрит, и перевёл взгляд на стену. Койка тихо скрипнула, когда Иваизуми плюхнулся на неё, а затем обратно вскочил. — Я поговорю с врачом, — сказал Ойкава, поднимаясь на ноги. — Нет, нет, нет! — Хаджиме тут же возник перед ним и дотронулся до его плеча, но Тоору отстранится и злобно посмотрел на Иваизуми. — Я из-за тебя уже третий день не вижу Коу! — прорычал Ойкава. — А ты мне тут какие-то представления устраиваешь! Хаджиме уставил взгляд в пол и сплёл пальцы в замок. Он понимал, что сейчас надо было сказать всё как было, но вряд ли Тоору воспринял бы это также радостно, как Иваизуми. Скорее бы он начал истерику или ещё того хуже: ушёл бы на поиски. Нужно было это сделать аккуратно, намёками. В конце концов раз Сугавара говорил, что Ойкава выбрал и любил Иваизуми, то не на пустом месте были эти выводы. Просто Тоору заигрался в своём спектакле, а Хаджиме, как преданному поклоннику, нужно было тактично на это намекнуть и предложить другую роль. Иваизуми снова сел на свою койку и взглянул на Ойкаву снизу вверх. Тоору недоверчиво посмотрел на Хаджиме. — Ты помнишь, что мы с тобой… — Нет, — перебил Ойкава, но Иваизуми не обратил внимания. — Давали обещание вечной любви? Что ничто и… эээ… никто нам не помешает, никогда не разлучит и прочее, — Хаджиме замолчал, потому что опять не знал, что нужно было говорить дальше. Тоору нахмурился. — Хочешь сказать, что будешь бороться за меня до последнего? — Ну, — Иваизуми сощурил один глаз, — почти. Скорее я уже поборолся. — А, — усмехнулся Ойкава. — Ну молодей. Боец, да. Хаджиме сжал губы и отвернулся к окну. Он не понимал, как ещё можно было намекнуть Тоору, что Коуши уехал, оставил его, их, дал возможность начать всё сначала. Парень провёл пальцем по стеклу и вздохнул. Всем нутром Хаджиме ощущал, как баночка с таблеткам всё ещё мирно стояла на полке в тумбочке. Парень сгорбился, ещё раз прикинул в голове реакцию Ойкавы и открыл дверку. — Вот! — Иваизуми поставил таблетки на тумбочку. Тоору, уже стоявший в дверях, обернулся. На его лице появилось разочарование. — Новые таблетки? Супер, — он кивнул. — Больше нечего сказать? Я хочу с твоим психиатром поговорить. — Нет, нет, это не просто таблетки, — запротестовал Иваизуми. — Это… — он снова запнулся, прикусив губу. — Это слёзы фей! — воскликнул Ойкава с наигранной улыбкой и тут же нахмурился. Иваизуми ошарашенно смотрел на него. — Что? — Коу так в детстве их называл, — пожал плечами Тоору. — Я пойду. — Подожди! — Хаджиме спрыгнул с койки. — Я должен сказать, что… — парень запнулся, — что… что… я люблю тебя. — Ага, — раздражённо ответил Ойкава и вышел в коридор. Иваизуми опустился обратно на койку и со всей силы стукнул по ней кулаками. Железо жалобно скрипнуло и задрожало. Парень поднял голову наверх. В мыслях у него стояла типичная сцена из фильмов, когда главный герой отчаялся, сел и стал смотреть на небо и думать о том, что он сделал не так и как теперь всё было плохо. И потом к нему обязательно приходило решение той или иной проблемы. Но у Хаджиме не было никаких глубоких мыслей, да и развязка не особо приходила на ум. Парень подумал, что было бы неплохо написать Ойкаве это и завтра отдать запиской. Однако ничего кроме: «Он был у меня, и он решил уйти» — не лезло Иваизуми в голову. А такие слова можно было и самому сказать, не напрягая руку лишний раз. Поэтому парень лёг обратно на койку и стал рассматривать баночку с таблетками. Описания на иностранных языках всегда его забавляли.Часть 12
4 декабря 2017 г. в 20:50
Куроо ворвался в больницу, подняв на уши всех медсестёр в приёмной. Сначала его вовсе не хотели пускать, уж слишком бурно Тетсуро объяснял, кто ему был нужен. Однако природное обаяние взяло верх, и несколько молодых девушек, тихо перессорившись между собой, вызвались проводить его до палаты. Куроо победно посмотрел на старушку, которая не хотела его пускать, а та только причмокнула губами и закатила глаза, мол мне то что, я насквозь тебя вижу, что ты за зверь такой. Тетсуро с медсёстрами поднялись на второй этаж больницы и распахнули двери в отделение. Но на посту их остановили. Женщина окинула Куроо оценивающим взглядом и скорчила гримасу:
— К нему нельзя, тем более никаких сексуальных контактов, — спокойно сказала она.
Девушки шарахнулись от Куроо и удивлённо уставились на него.
— А он не мой парень, — смущённо улыбнулся Тетсуро. — Мы просто друзья хорошие.
— Мой сын тоже так говорил! — злобно фыркнула медсестра и, взяв стопку папок со стола, подтолкнула Куроо к выходу. — Иди, иди. Завтра придёшь, если врач разрешит. Хотя вряд ли. Он не сторонник педофилии.
— Да что Вы себе позволяете?
— Много чего, — женщина открыла дверь и кивнула в сторону лестничной клетки. — Давай, давай. Мне ещё истории писать.
Тетсуро молча вышел из отделения и стал спускаться по вниз. Девушки остались на этаже, и Куроо слышал, как они спорили с медсестрой, пытаясь его защитить. Парень грустно улыбнулся.
По дороге домой он заехал цветочный магазин и попросил букет подсолнухов. Флорист удивлённо переспросила заказ и на третий раз сделала, как он просил. Парень, стоявший на кассе с огромным букетом роз, с каким-то сочувствием смотрел на Тетсуро, на которого таращились уже все покупатели. Однако Куроо это не смущало. Он закинул букет на заднее сидение, пристегнув цветы ремнём, и поехал домой. Злость внутри всё ещё продолжала клокотать, но потом он понял, что возможно он бы ничего не смог сделать. Раз Тадаши спрашивал про Цукки, то он сам его не нашёл. И вряд ли кто-то кроме этого очкастого блондина был способен помочь Ямагучи.
Дома Тетсуро снова встретили с запертой дверью. Только на этот раз Кенма не выпустил и Азусу, что придало уверенности Куроо. Он молча сел с букетом под дверью и стал ждать. Сначала Тетсуро сидел тихо, но потом слабо постучал в дверь. Ответа не последовало. Куроо постучал ещё раз, но за дверью была тишина.
Козуме сидел на полу с разбросанными вокруг него рисунками снов. Он внимательно изучал их и совершенно не слышал стуков в дверь. Парень не мог вспомнить, когда их рисовал. Он смотрел на наброски, как на чужие работы, словно на фильм, разобранный по кадрам. Кенма начал раскладывать их по событиям, чтобы могла появиться целая картина. Получилась бы она или нет, Козуме не знал, но решил попробовать. Сначала лежали листки без лиц, их было много. Кенма даже не поленился найти рисунки пятилетней давности. Начала складываться история о безликих людях. Словно они вместе жили, вдвоём, к ним приходили ещё какие-то личности, а потом они снова оставались одни. Когда в ряду появились листки двухнедельной давности, то на них уже были лица. Точнее лицо Куроо. Он был тем самым парнем, с которым они жили вместе во сне. Козуме долго смотрел на эти рисунки и пытался понять, откуда у него это в голове и почему на глазах наворачивались слёзы, когда он смотрел на набросок, где Тетсуро стоял в расстёгнутой рубашке. Вместе с этим его внезапно охватила злость. Кенма резко схватил этот рисунок и порвал его. Парень не отдавал себе отчёта о происходившем, ему просто хотелось уничтожить этот образ. Кенма подбросил кусочки наверх, и они упали на пол вокруг него. Козуме окинул взглядом оставшиеся наброски. Внутри было ощущение, что он что-то забыл, словно то была его настоящая жизнь, а это — созданная кем-то реальность. Это очень раздражало, и внутри начинало всё скрежетать и метаться. Откуда-то возникла жуткая паника, и, не помня как, Кенма оказался посреди обрывков бумаги. Не осталось ни одного уцелевшего наброска, даже такого, который можно было бы собрать. Всё было разорвано на мелкие кусочки и разбросано по комнате. Козуме с испугом смотрел на свои дрожавшие ладони, пытаясь отдышаться. Щеки были влажными от слёз. Кенма вытер лицо и услышал позади себя стук. Он резко обернулся на дверь и прислушался. Стук повторился. Козуме встал и, шмыгнув носом, подошёл к двери.
— Сделай мне какао, — прошептал он, пытаясь скрыть волнение в голосе, и через полминуты добавил: — Пожалуйста.
Но последнего слова Куроо уже не услышал — он тут же бросился на кухню. А Кенма опустился на колени и обернулся на комнату, пол которой был завален клочками бумаги, словно снежными хлопьями. Мысль о снеге снова разозлила Кенму, и он собрал бОльшую часть листочков и вышвырнул их в окно. Сильный ветер погнал обрывки по воздуху, под взволнованным взглядом Козуме, который никак не мог отдышаться. Парень прислонился лбом к оконной раме, когда послышался стук в дверь. Кенма подошёл к ней и слегка приоткрыл, чтобы забрать какао. Однако перед ним помимо чашки предстал огромный букет подсолнухов. В нём лежала маленькая записка «Прости меня», которую Кенма заметил лишь когда взял букет в руки. По телу парня пробежала дрожь.
«Вы же всегда были вместе, » — раздался звонкий голос в его голове. — «Настоящая любовь или что там. Как у нас с Цукки. Неужто ты всё забыл, Кенма? Если встретишь Куроо и не вспомнишь, то он, наверное, повесится с горя. Он же так сильно любит тебя. Что он мог такого натворить в прошлый раз?»
Кенма испуганно сделал шаг назад и, оступившись, упал на спину. Перед ним у стены на какой-то момент снова появился образ Тетсуро в расстёгнутой рубашке, который печально ему улыбнулся.
«Что он мог такого натворить в прошлый раз?»
Кенма с криком вскочил на ноги и швырнул букет в стену, где только что было видение. На глазах парня снова наворачивались слёзы.
— Уходи, уходи, уходи, — шептал он срывавшимся голосом. — Я не могу вспомнить! Я не хочу вспоминать!
Козуме глубоко вздохнул, потянулся за чашкой и стал тихо хлюпать какао.
— Спасибо, — прошептал он, сидя у двери.
Ему отозвались тихим стуком.