***
Ты поддался. Опять. Зачем? Клоун стоял у панорамного окна номера, пристально смотря на ночной Мидвэй-сити. Город окутало ночным туманом, и свет от фонарей казался матовым, будто в окно было вставлено мутное стекло. В окнах отражались два золотых огонька его глаз, так похожих на фонари за окном. От его тела падала огромная тень, едва достающая до кровати, на которой мирно спала девушка. Её розово-голубые волосы разметались по подушке, волны светлых локонов раскинулись по её плечам. Харли впервые за последние дни наслаждалась сном без страшных видений, и на её алых губах играла лёгкая, едва заметная улыбка. Она и не подозревала, что Пеннивайз, подаривший ей такую спокойную ночь, дорого заплатит за это. Клоун горестно улыбнулся, увидев беззаботную улыбку Харли в отражении окна. Наверное, оно стоило того. Стоило заплатить такую цену, чтобы она хоть на одну ночь избавилась от ночных истязаний. «Ты поддался. Опять. Зачем?» Навязчивый голос в голове мешал Пеннивайзу спокойно размышлять. — Потому что я так захотел, — зло и чуточку самодовольно прошептал в ответ Пеннивайз, стараясь не шуметь — Харли могла проснуться от любого шороха. «Ты знаешь, что за этим последует.» — Да. Но мне плевать. «Ну, раз плевать…» И вот оно началось. Резкая боль пронзила всё нутро Пеннивайза, заставляя осесть на пол и издать тихий злобный рык. «Знаешь, а ведь это только начало.» — Знаю, — зло прорычал клоун в ответ, но на губах его была безумная улыбка. «Тогда ты должен знать, что ей этого лучше не видеть.» Вместо ответа Пеннивайз молча повернулся к спящей девушке, посмотрев на неё полны болью взглядом, и закрыл глаза. Мгновение — и вот он уже в канализации города Мидвэй-сити. На перемещение он потратил последние силы, и, не удержавшись, рухнул на пол. Падение отозвалось эхом в десятках труб, словно передразнивая клоуна, который сейчас был беспомощен. Тяжело дыша, Пеннивайз оскалился, почувствовав новый приступ боли. Его тело ломалось, меняло формы, приобретая иные черты. Адская боль выжимала из него остаток сил, и громкий рык говорил о том, что ему действительно больно. Вот почему он не отреагировал тогда, когда Харли чуть не откусила ему губу во время поцелуя — после хотя бы одного такого приступа любая боль кажется щекоткой. Пеннивайз злобно заскулил от боли, когда почувствовал, будто его кости смещаются одна за другой. Он приоткрыл рот, стараясь глотнуть воздуха, обнажив белые острые зубы, и золотистые глаза запылали ярким пламенем, но боль душила его, как удавка. Пеннивайз в исступлении бился об липкий пол канализации, скребя, царапая его когтями, задыхаясь и не прекращая издавать ужасное утробное рычание. Его тело выгибалось, меняя свои очертания, и с каждой секундой его рык становился всё больше похож на крик человека. Он постепенно затихал с каждой судорогой, атаковавшей его тело. Его словно сжигали заживо, кололи серебряными копьями насмерть, пытая и наслаждаясь этим… Наконец, Пеннивайз замер на холодном полу, уткнувшись в него лицом. Он тяжело дышал, проводя исцарапанной рукой по каменному полу и оставляя кровавые полосы. Чуть приподнявшись на локтях, клоун жалобно застонал, чувствуя невыразимую боль во всём своём теле; по подбородку потекла слюна, капнув на пол. Ощутив небольшой прилив сил, Пеннивайз встал на подкашивающиеся ноги. Его немного трясло, но он сделал пару шагов в сторону огромной лужи. От его подступа вода покрылась рябью. Наклонившись, клоун увидел отражение юношеского лица с красивыми скулами, алыми губами и двумя кровавыми полосками, расположившимися вдоль. Того самого лица, которое он никогда не хотел видеть и которое ему хотелось бы оставить навсегда.***
Очутившись в комнате Харли, Пеннивайз без всяких приглашений улёгся к ней на кровать, обхватив руками её стройную талию. Ощутив её дурманящий запах и необычайное тепло, моментально захватившее его в свои объятия, клоун почувствовал, как ноющая боль уходит прочь из его тела.