***
Это утро было пасмурным: ни одна птица не покоряла тусклое небо, макушки деревьев танцевали от сильного ветра и крупные тёмно-зелёные листья кружились над землёй. В комнате было темно и тихо. Казалось, ничто не может нарушить это безмолвие. Девушка, находящаяся в этой самой комнате, начала дёргаться, метаться и, проснувшись, сразу села, истекая холодным потом. Тыльной стороной ладони правой руки она вытерла капли пота со своего лба. Отдышавшись, она спустила ноги с кровати на пол в свои зелёные махровые тапочки, встала и направилась к двери, чтобы привести себя в порядок. Выйдя в проём, та сразу учуяла сладкий запах, доносящийся из кухни. Идя на него, она дошла до кухни и увидела мать, работающую столовым ножом, чтобы накормить свою семью. Или то, что от неё осталось за всё это время. — Мама, тебе же нельзя трудиться твоей правой рукой! — она говорил об инциденте, что произошёл на встрече с одним из влиятельных людей ближнего города. — Твоя рука ещё не зажила, тебе нельзя ею работать… Ты пообещала доктору Уинтсет, который приходил на днях, — подбежала к матери её единственная дочь, опора и помощница. — Прости, — посмеялась она. — Ты же знаешь, я не могу оставаться без дела, тем более являться обузой для собственной дочери, — Лейла Хартфилия опустила нож и положила его на доску, где уже лежал порезанный помидор. — Мам, не начинай, прошу. Ты же знаешь, что для меня обузой никогда не будешь, — Люси взяла руки матери, столь тёплые, морщинистые и родные и поднесла к лицу, кротко опуская голову вниз, — Я думаю, мне стоит сегодня сходить к ней. — Сходи, но смотри, чтобы хуже не стало. Она так и притягивает к тебе проблемы… До сих пор забыть не могу, как мы с ней породнились, а всё из-за… — голос Лейлы едва-едва сорвался, но она продолжила: — Нужно же было ему при живой жене и к тому же с ребёнком гулять на стороне и вообще заводить себе любовницу… — с большим горем и печалью в глазах говорила она. — Мама, не говори так про папу… Я понимаю, что он натворил и на твоём месте я бы тоже его не простила, но он умер… уже давно, — печаль завладела и Люсьеной. — Хорошо. Я не буду тебя задерживать. Иди, только помни — будь аккуратнее, — волновалась мать, уже чувствуя на сердце что-то неладное. Люси обняла свою маму и радостными прыжками в момент достигла двери. Она обернулась, чтобы взглянуть на свою мамочку, попутно открывая дверь, а когда уже разворачивала голову к открытой двери, то ударилась лбом об неё. Громко ойкнув и погладив свой лобик, она выскочила из уютного домашнего гнёздышка и на всех парах понеслась по деревне, но, очень скоро устав, пошла пешком. Деревня, не имеющая названия, где проживала семья Хартфилиев, была настолько маленькой, что там все друг друга в лицо знали и скрыть какой-то секрет было невозможным, а потому все были в курсе, что самый последний дом являлся домом семьи Хартфилиев по одной причине: у Джуда Хартфилия были две жены и две дочери, и его вторая семья проживала на другом конце деревни. Люси замерла у массивной двери в ожидании, надеясь, что ей не придётся стучать: дверь откроется сама по себе, и от туда выскочит её сестра с распростёртыми объятиями, но тут же отмела такие мысли. Опустив голову вниз, Люси постучала, и дверь открылась. Повеяло холодом; она вошла, и дверца за её спиной тут же захлопнулась. Внутри было так же холодно и темно, и все вещи окутывали слои пыли: было невозможно дышать. Люсьена закрывала рот ладошкой правой руки, продвигаясь вперёд. По этой же причине она запнулась за то, что не могло взяться здесь из неоткуда, и, чтобы больше не спотыкаться, выставила руку вперёд, и вскоре смогла нащупать дверь в комнату. Совсем не долго мучаясь с ручкой двери, она зашла в такую же холодную комнату, но с разницей в том, что коридор и это небольшое помещение отличались лишь разными стойкими запахами: в коридоре пахло сыростью, а в комнате плесенью и разложившимся трупом неизвестного животного. Хартфилия дошла до окна и попыталась голыми руками снять, заплесневелые и отсыревшие, заколоченные к стенам доски. Её попытки были тщетны. Всё её прибытие здесь сопровождалось тишиной: звать кого-то на помощь не было смысла. Люси по старой памяти знала, что лучше руками по стенкам не шарить: её сестра после смерти матери начала коллекционировать ножи и развешивать их по стенкам и с каждым приходом Хартфилии-старшей набрасывалась на неё с ножом, а после же затачивала его и вешалана прежнее место. Атмосфера в этом доме была сама по себе траурной, пугающей, даже при хозяевах. Сейчас, как и раньше, Люси ей не хотелось проводить тут много времени. Хартфилия продвигалась к выходу, зная, что где-то в этой горнице в отсыревшем и прогнившем полу была дырка приличных размеров — она вышла из помещения. На улице было теплее, чем в хижине. Возможно, Люси была даже и рада тому, что не встретила свою младшую сестру. Отойдя от здания, она поняла, что её одежда не годится для такой погоды: было прохладно. Тело быстро покрылось мурашками. Её трясло. На улице она никого не встретила, и это не было странным в этих краях: здесь всегда было малолюдно. Ещё и в последнее время все стремились куда-то уехать, в столицу, ведь ходили слухи о несокрушимой мощи самых сильных демонов земель, которые зачастую стирали с лица земли не только деревни на отшибе, но и крупные города. Люди и искали защиты там. Размышляя о своём, она шла по пустынной улочке, и вскоре вышла из деревеньки. Люси остановилась у большого камня и села на сырую из-за дождя землю. В полной тишине было очень хорошо размышлять. Она же всё знала только по слухам, которые ходили между приезжих или мимо проезжающих: продавцов, покупателей, путешественников или тех, за чьими плечами ничего не было. Иногда нездешние рассказывали страшные вести: люди видели или слышали о остервенелых взбешённых созданиях, которые бездушно уничтожали целые поселения и убивали кого только видели, слышали, чуяли. Закрыв глаза, она расслабилась, и, посидев так недолго, прикорнула. Время пролетело быстро и начало темнеть. Атмосфера вокруг заставляла себя покинуть: тёмное небо, листья на верхушке высоченного ствола, как-будто измазанные в мазуте, холодная трава уже в росе. Можно было не бояться за свою жизнь, гуляя где-то рядышком, вблизи этого спокойного мини-городка. Возможно, Люси ещё не отошла от своих раздумий и витания в облаках, так как она споткнулась о прилично вылезавший наружу корень тополя. Не удержав равновесие, она упала и ударилась виском о небольшой камень. Потеряла сознание.***
Поджав колени к груди, Люси продолжала сидеть в молчании в своей комнате. Ей не удалось просидеть так много времени. В комнату со стуком вошла её мать. — Люси, знаешь… — мялась она, стоя на месте, но после подошла и присела на край кровати к своей восьмилетней дочурке, — У тебя есть сестра! «Сестра?» — думала маленькая девочка. Её глаза были округлёнными, выразительными и, самое главное, удивлёнными. мысли в голове сменялись одна за другой. Люси молча встала с кровати, обернулась и посмотрела на маму. — Я могу её увидеть? — тут не нужно было быть гением для того, чтобы понять её. — Твоей сестре четыре года… — Четыре? Уже? Я хочу её увидеть, мам! Можно? Можно? — Я не думаю, что стоит, — Лейла посмотрела в блестящие глаза дочери, — ну, наверное, не сейчас, может, завтра или послезавтра… — «Я не хочу, чтобы она знала их семью. Из этой встречи ничего хорошего не выйдет», — материнское сердце чуяло подвох будущего дня. Девочка посмотрела своими большими глазками на маму с удивлением, но после широко улыбнулась и нырнула под одеяло на своей кроватке. Она высунула голову, там где должны быть ноги, и ручками подперла подбородок. — Мам, сегодня я буду спать так, — она перевернулась на спину, и её червонные глазки упёрлись в потолок, может, нашли нечто, на что нужно было давно обратить внимание, а свои посиневшие от холода ноги девочка спрятала под подушку. — Нет, ляг нормально. Так никто не спит! Одна только ты. Ну, что мне с тобой делать, а?! — рука потянулась к золотой макушке и начала её наглаживать. — Угу, — Люси надула губки и начала перестраиваться в правильную позу сна под одеялом: вся изъерзалась и только потом голова неуклюжей девочки, сбившей кровать, рухнула на подушку в усталости. — Спокойной ночи! — мать привстала с кровати и губами приблизилась ко лбу девочки, чтобы чмокнуть её в лобик. Рука Люси потянулась к её головушке и лихорадочно начала пальцами рук причесывать ей волосы на затылке.***
Утро не заставило себя ждать: небо было тусклым и покрылось перистыми облаками: предвещали дождь. Люси уже не спала, но продолжала лежать в кроватке и нежиться. Подушка стала очень тёплой, и ей пришлось привстать, чтобы перевернуть подушку и дальше наслаждаться утренней дрёмой. Но и эта сторона тоже стала тёплой; она ёрзала и ёрзала, но так и не смогла найти прохладный уголок на своей ложе. Пришлось встать. Хартфилия-младшая потянулась и побежала к креслу где стояли тапки, чтобы их надеть. После постучала ногами у двери в свою комнату и захлопнула дверь. На цыпочках та добралась до кухни, где сидела мама. Лейла сидела, склонив голову над столом, придерживая её руками. Рядом же стояла классическая фарфоровая чашка. — Мама, с добрым утром тебя! — та будто проснулась, подняла голову на свою дочь и с удивлением на неё посмотрела. Люси в свою очередь изменила улыбку на непонятное выражение лица и уставилась в ответ. Хартфилия поняла ситуацию и улыбнулась, после чего встала и начала разыскивать в ящиках чашку для своей дочери. — Садись, — звучало так тихо и сухо. Девочка подошла к стулу и, вскарабкавшись на него, села в позу лотоса и стала ждать, пока ей подадут чашечку с ароматным, вкусным, её любимым, чаем. Она не пила кофе: мама ей не разрешала, говорила, что ещё маленькая, чтобы такое крепкое пить. — Держи. Только подуй: он горячий, не ошпарься, — мать убрала со стола свою чашку и уселась рядом с дочкой. Девочка ухватилась обеими ручками за ручку чашки и поднесла саму чашечку ко рту, но быстро устала держать её в руках и поставила на стол, сложила свои на столе руки и легла на них. Её любопытные глазки начали читать узор, сделанный на наполненном чаем сосуде: как-будто мужчина, сидящий на своём троне смотрит на полную полуголую женщину, стоящую с ним рядом. Эта спутница положила свою руку ему на плечо, а в другой руке её была пиала с нетронутой виноградной кистью. В каждой зажиточной семье была такая фамильная посуда, которая была оформлена в греческом стиле. Пока Люси занималась рассматриванием росписи, чай немного поостыл: Люси своими губами приблизилась к посуде, чтобы немножечко отпить. Чашка стала горячей. — Горячо! — она тут же она убрала руки от нагретой чаши; ей удалось отпить чуть-чуть фисташково-коричневой жидкости. — Осторожней… — её мать тут же отвлеклась от своих грёз, беспокоясь за своё дитя. — Мам, я не буду допивать. Я к сестричке пойду. Увидеть её хочу. Можно, сейчас пойду? — таким глазкам, что сейчас состроила Люси, было невозможно отказать. Люсьена поцеловала свою маму в лобик, приобняла и прыжками выскочила из дома. На улице было очень тепло. Она шла по городу и только успевала открывать рот, чтобы поздороваться. Деревни ведь маленькие и все всё там про каждого знают: кто, где и когда родил, кто, где и когда кого избил, кто куда собрался и когда вернётся — соседи, одним словом. Чтобы уже ни с кем не здороваться, Люси понеслась вприпрыжку и остановилась у «отдыхальни»: так все в селе, в особенности юное поколение, называли «удобный» уголок деревни. Там стояли две лавочки параллельно друг другу, а за этими лавочками прорастали высокие массивные деревья, что позволяли в жаркий солнечный день укрываться от солнца и веселиться с детьми по соседству, играя в различные игры. И на данный момент там, на лавке, спиной к Люси сидела ей очень хорошо знакомая Киёми. — Киёми! — крикнула златовласая. На неё даже не обратили внимания, — Киёми? — и снова молчание. Странно. Она думала подойти и спросить, что случилось, но Люси сильно мучало любопытство: уж хотелось увидеть свою младшую сестрёнку. В голове прокручивались мысли, во что она с ней будет играть и чему учить. Поэтому теперь решила не останавливаться по дороге и добраться до последнего домика в селе. Мама так и не сказала где может жить её младшенькая, но Люси знала, что на всю деревню есть только одна девочка, которой может быть четыре года. И Люси, и её мама Лейла видели тогда их семью, когда проходили мимо дома. И именно туда понеслась дочь Хартфилиев, которой суждено было познать истинную любовь, дружбу и страх перед всеми знакомыми, в окружении которых ей придётся находиться. Златовласка остановилась у двери и протянула руку, чтобы постучать, но остановилась и убрала за спину. «Ну вот», — подумала Люси. Её можно было понять: ей страшно, но это нужно было преодолеть. Поэтому, поправив розовенькое платье в крупный белый горох, тем самым потянув его вниз, Люси пригладила волосы к голове обеими руками и, вдохнув в себя побольше воздуха, кажется, набралась смелости для того, чтобы постучать в дверь: приблизила руку к двери, немного простояла в таком положении и наконец постучала и тут же спрятала руку за свою спинку. Стали слышны шаги по ту сторону, потом отчётливо начал доноситься звук открывающейся массивной двери. Так оно и было: дверка приоткрылась, после открылась полностью. На пороге стояла взрослая женщина, которая тоже являлась блондинкой. Она была похожа на Лейлу Хартфилию, маму этой Люси. — Здравствуйте! Я Люси Хартфилия. Я узнала о вас от своей мамы — Лейлы Хартфилии… — поклонилась. — Ну, привет. Рада знакомству. Меня зовут Мари Хартфилия. Получается, тебе буду приходиться мачехой, — она встала спиной к двери и указала правой рукой в дверь: — Проходи! — Спасибо, — и потихонечку, но уверенными шажками девочка прошла во внутрь дома, и остановилась в коридоре, чтобы оглядетьсы. За её спиной захлопнулся дверной замок. С правой стороны ничего не было, кроме обычной стенной вешалки, сделанной из дерева. А с левой стороны в стенной нише был вставлен стеклянный стеллаж. На полочках стояли разные глиняные поделки и фигурки птиц из разноцветной смальты. Женщина, походившая на её мать, откуда-то достала белые гостевые тапочки. Люси присела на небольшую ступеньку, которая отделяла одну часть коридора от другой, сняла обувь и просунула в них ноги. Пока она шла на встречу в своей младшей сестрёнке за новоиспечённой мачехой, задирала голову по обе стороны стен: на них весели картины — пейзажи. Её глаз радовала такая красота. Вскоре она остановилась у дверного проёма, выполненного аркой. Ей очень хотелось туда заглянуть, но она была хорошо воспитана для того, чтобы этого не делать. — Что стоишь? Проходи, — добрый голос был уловлен позади, — Там умывальница. Старые жильцы этого дома хранили там разные принадлежности для огорода. Мы огород, оставленный после старых жителей не содержим, поэтому специально для гостей выделили место, где они смогут мыть руки. Помой руки. А потом приходи сюда, — она указала левой рукой на дверь в левой стене, а после сама зашла в комнату, на которую указывала, — Не стесняйся. Чувствуй себя, как дома. — Хорошо. Спасибо, — немного постояв на месте, как-будто чего ожидая, она не решалась пройти, но потом заглянула во внутрь и вошла в узкую маленькую комнатку. С левой стены на ажурных крепежах висела раковина, а под ней стоял шкафчик с полками. Люси была низенького роста и только глазками могла видеть кран и внутренности раковины. Девочка поднялась на цыпочки и взяла с мыльницы кусочек мыла. Потерев мылом руки, она включила воду и старательно смыла пену с рук. Затем выключила воду и стала глазами искать полотенце: оно висело на вешалке на противоположной стене. Люсьена подошла к стене и стала рядышком прыгать, поднимая руки вверх, чтобы подцепить ими уголок полотенца, но оно не поддавалось. Прошло немного времени, и её руки подсохли, теперь ей не нужно полотенце, а руки она просто вытерла о своё платьице. Девочка вышла из этого маленького помещения и подошла к двери. До ручки она смогла дотянуться, но оставалось только понять, в какую сторону её надо покрутить: она схватилась обеими ручками за дверную ручку овальной формы и начала пробовать. Покрутила вправо, влево. В обе стороны крутилась, но дверь так и не открылась. Постояв минуту у двери, она осознала свою ошибку, и снова подошла к двери, и уже была готова открыть дверь, как та отворилась сама. По ту сторону у порога стояла Мари. — Чего не идёшь? Случилось что-то? — в её голосе были слышны нотки волнения. — Нет. Простите, — правильно ли, нужно ли было делать такой низкий поклон? — Я пройду? — А, да-да, конечно. Я дверь пока не буду закрывать, — Хартфилия открыла дверь полностью, и посмотрела на свою летнюю дочь, которая сидела на полу возле небольшой горочки пуговиц. Люси прошла во внутрь комнаты и стала оглядываться. Она очень хотела запомнить, запечатлеть в своей памяти пребывание здесь. Её глаза сразу встретились с глазами такой же девочки, как и она сама. Она подошла к ней и присела на корточки возле холмика. — Я Люси Хартфилия, рада нашему знакомству, — и протянула руку девочке, — А ты? — Я… мама? — после того, как девочка осмотрела незнакомку и не нашла ничего в ней интересного, она посмотрела просящими очами на свою мамочку. — Ну, познакомитесь, а я скоро приду, — уходя, Мари закрыла за собой дверь. Девочка, сидящая на полу, посмотрела на похожую на неё. Платьице малинового цвета очень обрадовало девочку: на её лице появилась улыбка и, возможно, отразилось желание познакомиться с ней. Сама же девчушка была одета в похожий наряд, но её одежда, белое платье в апельсинку, отличалась своим изыском; в её туалете было употреблено много оранжевых ленточек, а на голове был чёрный ободочек. — Меня тоже зовут Люси, — девочка, юная хозяйка этого дома, явно стала смелей. — Ого?! — удивлению старшей не было предела, — А чем ты занимаешься? — «Хватит удивляться. Всё возможно. Вот так вот», — мысли помогли не показывать очень сильное удивление, — А можно мне с тобой? — Я просто их перебираю… Здесь нет ничего интересного. У меня нет игрушек… Конечно! — в руках та держала прелестную большую пуговку и рассматривала на ней узор. — Красивая пуговичка, — казалось, на них можно было смотреть вечно: они и вправду были интересные. Но Люси хотела осмотреть комнату получше, чтобы узнать всё до мельчайшей детали. У окна или за спиной сводной сестры был небольшого размера диван, на нём — покрывало кирпичного цвета, а тут же над спинкой дивана было обыкновенное деревянное окно, рамы его были выкрашены в кремовый цвет. Стены были обклеены серыми обоями. У той же стены, где находилась дверь, стоял стеклянный столик, на нём была пустая ваза работы гжель. Пол деревянный, холодный. По стене напротив двери — шкаф, закрывающий всю стену. Стена, что находилась за спиной Люси, сверху была увешана детскими рисунками, а под ними стояли две широкие тумбочки. Два полностью открывающихся ящичка встроены по середине, и с обеих сторон лежало что-то непонятное, а потом так же с каждой стороны; у угла по три ящика. В полной тишине, в которой каждая занималась своими делами, они услышали крик, доносившийся откуда-то из-за двери. Девочки тут же переглянулись и уставились на дверь с удивлением и с неким страхом. Гостья видела, как волнуется молодая хозяйка дома. Крик был женский, наверное, что-то случилось с её мамой, но она не должна была этого увидеть, иначе это могло бы повлиять на её детскую психику. «Я должна помочь!» — думала Люси. — Я пойду, посмотрю. Ничего страшного там нет. Только не переживай, хорошо? — крупные глазки забегали в панике, но остановились на одном объекте, то есть сводной сестричке, которой сейчас точно было не по себе. И ответом послужил лишь кивок. Люси встала с корточек и подрыгала немного ногами, что затекли от долгого времяпрепровождения сидя на полу, и маленькими шажками направилась к двери, к выходу из комнаты. В коридоре было темно. Хартфилия шагнула за порог и стала осматриваться. Прикрыла дверцу за собой. И полоса света за дверью позади её очерчивала дверь впереди. Люси подошла поближе и уже хотела открывать дверь, как заметила, что она вовсе не закрыта, а приоткрыта, поэтому и казалась закрытой. Открыв дверь почти полностью, она смогла разглядеть следующую картину. Попала она в ванную комнату. Та была небольших размеров: стены были обложены светло-голубой плиткой, потолок классический белый. Пол был так же обложен плиткой, в стиле домино; белый и чёрный очень хорошо сочетались в этой обстановке. По правой стене стояла одна белая раковина, а под ней деревянная табуретка, высотой тридцать сантиметров. По левой стене, возле пола, до ванны, стоявшей поперёк у противоположной стены, протягивалась плоская железная с облезшей белой краской батарея. А в самой ванне, вся в крови, плача и стеная, сидела Мари Хартфилия. Люси подошла к ней поближе и смогла разглядеть, то что она каким-то образом порезала, нет, вскрыла себе вены на обеих руках. Старшая Хартфилия вдалась в панику, из глаз потекли слёзы, и она стояла молча, не двигаясь до тех пор, пока Мари не заметила её. — Ты! — сказано было не совсем разборчиво и с некой злобой, — Это всё ты! Зачем вообще явилась? — она взялась за лицо окровавленными руками и попыталась закрыть ими глаза, — Уходи, — казалось, она вытерла все свои слёзы правой рукой, но они потекли с новой силой и вскоре снова заполонили всё личико, — Убирайся! — крикнула Мари. Люси прикрыла двумя ладонями свой рот и не могла произнести ни слова, и слёзы продолжали скатываться с её очей. Взгляд её упал на пол, где лежала не одна бритва в маленькой лужице крови, а также кровь капала и с ванны. — Стоишь. Сказать нечего?! Ах, да… — после, так же сидя в ванне, она подняла голову вверх, а правой рукой помогла себе привстать, облокотилась о край ванны и приподнялась. Высоко, близко-близко к потолку на стене, прибитая гвоздями, была полка. Женщине же пришлось встать чуть ли не в полный рост, чтобы дотянуться до неё. Её дрожащая рука что-то нащупала там и мгновенно на лице Мари появилась дрожащая улыбка. Женщина опустилась быстро обратно в ванну, но только на этот раз уже легла, был слышен грохот и как-будто что-то железное ударилось о дно. Люсьена, услышав звон металла, тут же подбежала в упор к этой железной посудине и ещё больше заплакала. Она увидела, что в сердце этой мало ей знакомой, но родной женщине воткнулся нож и её рука сама его держала за рукоять. Глаза этой самой Мари Хартфилии сдвинулись в право и смотрели прямо в лицо девочки. Люси, кажется, уже оживилась и отошла от ступора, завладевшего ею ранее. Она начала действовать. Руками потянулась к мизерной ручке ножичка. Дотянувшись до этого самого предмета, она заметила, как быстро наполняется ванна кровью. Её руки начали тонуть в крови, после она вытащила нож и забрызгала себя алыми каплями с ног до головы, и от того, как сильно был воткнут нож в грудину мадмуазели, с такой же силой её и отбросило назад. Она не спешила вставать. Глаза заливались горькими слезами и те стекали на кафельный пол. Мысли заполняли голову: «Почему она меня гонит?». — Ай! — наверное, что-то острое причинило неудобство, или какой-то бугорок попался под спину: лежать стало неудобно, и старшая Хартфилия попыталась встать. Это получилось с первой попытки. Она, покачиваясь от неустойчивости, стояла на своих тоненьких ножках. В её очах был лишь туман, что позволял видеть вещи вокруг себя только расплывчато. Нижняя губа так и дрожала. Она не могла повернуться в сторону ржавой ванны. «Как мне быть? Что мне делать?», — столько вопросов заполонили детскую головёнку, и на все эти вопросы можно было ответить лишь одним ответом: «Не знаю». Послышались шаги. После и они утихли. Услышать можно было лишь всхлипы. Атмосфера накалилась, и, напуганная, истощённая событием произошедшим ранее, та повернула голову к двери. Там стояла совсем маленькая девочка, как-будто копия той, что видела самоубийство. Молчание. Длилось оно недолго. Но им оно могло показаться вечностью. О, эта странная неловкость витала в воздухе. Из всех возможных звуков были слышны лишь всхлипы и разбивание каплей о кафельный пол на миллиарды мизерных блестящих кристаллов. Младшая Хартфилия в слезах, больше не имея никакого терпения находится в одном помещении с убийцей её матери (так она думала), выбежала из дома и стала жадно глотать воздух, будто надеясь, что это поможет успокоиться. Люси, конечно, услышала стук дверью и, может, ослабела или тоже почувствовала нечто, или, возможно, поняла чувства своей сводной сестры. Она выронила нож из рук, и, не не веря, что это всё произошло, направлялась на выход, чтобы побыстрее уйти из этого нагнетающего атмосферу пустого дома. Блондинка подошла вплотную к входной двери и дрожащей рукой повернула ручку: казалось, что она тяжёлая, но это было не так. Люси, увидев через дверную щель плачущую на лестнице девочку, которую она теперь запомнит надолго, и сегодняшний день тоже. Сводная сестра подошла к ней, не забыв при этом прикрыть дверь. Присела рядом. «Как мне её всё объяснить?.. С чего начать?.. Как?», — снова столько вопросов. — Люси, я… — просто не смогла подобрать слова, выдавить из себя что-то после. Обе продолжали сидеть и плакать не только про себя, но и вслух. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты убила мою маму. Не прощу! Не прощу, — младшая встала, накричала и ушла домой, хлопнув дверью со всей своей силы. Но хлопка слышно не было: может, дверь такая, а может, силы у неё просто нет. И вот Люси не стала сидеть у порога на ступеньке и решила двинуться в глубь деревни. Но перед ней встала одна проблема: как на людях показаться всей в крови? Будут тыкать в неё пальцем. Поэтому ей в голову пришла идея: пройти за домами, возле леса, к своему дому. Когда же Люси подошла к родительскому дома, то долго сидела на лавочке за домом. Тяжёлая голова лежала левой щекой на прохладной земле. Веки задёргались и вскоре открылись, но глаза ничего не видели. Уже давным давно стемнело и было очень поздно для того, чтобы прогуливаться по холодной улочке. Она подняла голову и, встав, начала всматриваться в темноту, и тут она услышала детский плач. Девушка стала ворочать головой и прислушиваться. Сдвинувшись с места, она направилась в назначенную для себя сторону, и, преодолев внушительных размеров колючий куст, вышла на полянку, окружённую со всех сторон длиннющими деревьями. Посередине этой поляны находился пенёк. И возле этого самого пенька сидел и плакал семимесячный крохотный мальчонка. Люси тут же подбежала к нему и взяла на руки, чтобы покачать и успокоить этого бедняжку. Малыш в объятиях у блондинки перестал лить слёзы и хныкать, своими глазёнками уставившись на молодую особу. Ну, а Люсьена смотрела в эту маленькую любопытную мордочку с нескрываемой добродушной улыбкой, а ей правая рука гладила его по головке, по нарастающей розовой шевелюре. Неожиданно её взгляд упал на землю и зацепился за нечто белое лежащее на низкой траве возле пенька, обросшего опятами. Мальчика посадила себе на руки поудобней и наклонилась, а маленький шалун взял свисающую прядь её волос в рот и стал чавкать, уткнувшись личиком в её грудь. Она же подняла предмет и стала крутить в руках. Можно было сразу догадаться, что это бутылочка с соской, но, кажется, на ней была какая-то надпись: возможно, это было имя ребёнка. По пути домой она не могла себе представить, какие безответственные родители могли оставить такого кроху ночью в лесу. В деревне на улице никого не было, но в большинстве окон горел свет. Пройдя мимо одиноких стен, она дошла до своего дома. В нём тоже было светло, но только в одном окне. На кухне. Хартфилия подошла к двери и постучала, даже зная, что дверь открыта. Деревня эта маленькая и никто двери на ночь не запирал, ведь мало кто полезет в такую глухомань. Люси уже знала, как её мать отреагирует на малыша. Тем более, если сама знала, как она любит детей. За дверью послышался топот; дверь скрипнула и открылась нараспашку, а оттуда Лейла Хартфилия со слезами на глазах с распростертыми объятьями накинулась на свою дочурку. Она бы долго её тискала на пороге родного дома, но виной быстрой смены настроения послужил ребёночек. Мамушка Люси отпрянула от своей дочери и как-то очень радостно высказалась, показывая нескрываемую искреннюю улыбку. — Неужто уже родить успели?! И я теперь бабушка?! — в словах были слышны нотки иронии. Старшая из дочерей семьи Хартфилиев, Люсьена, покраснела и замотала головой. — Нет! Мам, ты чего? У меня даже в мыслях ещё такого не было. Я… я просто… я просто нашла его. Нашла в лесу… Нашла возле старого трухлявого пенька, — она склонила голову вниз и узрела блеск в глазах семимесячного младенчика. О, как он на неё смотрел! Как на ангела, как на богиню, как на спасительницу… Нет, как на маму. Только таким любящим взглядом смотрят на самого любимого и дорогого тебе человека, а его улыбка служила этому доказательством. И именно это выражение столь симпатичного и, пожалуй, умиляющего личика заставило поднять уголки губ той, что держала его на руках. — В лесу?! Что же он там делал? Что это за родители, которые оставили своё чадо ночью в лесище, ведь там опасно! Что за безответственность, или они хотели от него избавиться?! — радость на лице женщины потухла, — Не стой на пороге, а то продует и тебя и мальчика, — и тут же отступила, прислоняясь спиной к двери, чтобы уступить проход. — Да, мам! — Люси тут же вбежала в тёплое помещение; в нос ударил резкий запах, — Ммм… пахнет какой-то гарью, — даже после сказанного пыталась уловить почетче этот запашок, чтобы лучше понять, что именно подгорело или, может, где и что загорелась. — А…Точно. Я ведь вариться поставила, ведь как чувствовала, что надолго не задержишься, — ноги молодой женщины понесли её на кухню, заставляя суетиться. Второй пункт, пришедший совсем юной даме в голову насчёт пожара, выпал сразу после увиденной маминой суеты. Подойдя к столу, она ногой выдвинула табуретку и уселась на неё, так же усадив себе на колени мальчонку. — Мам… прости, что не помогаю… — она открыла рот, наверное, ещё что-то хотела добавить, но замолкла. Параллельно со своими извинениями, она из кармана подола юбки достала баночку с соской и принялась очень долго и пристально рассматривать золотую надпись. — Ничего. Эх, сожгла ведь я картошечку. Ну, ничего, её есть можно. Голодать уж нам точно не придётся и побираться по соседям тоже. — Ммм… — Люси вот снова открыла рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, текст в её голове ещё плохо сложился и поэтому кроме странного звука она выдать ничего не смогла. А ребёнок, в свою же очередь, бездельем не страдал и, как он увидел свою вещичку, то его рученьки тут же потянулись к ней. На плите что-то зашипело, и хозяйка дома обернулась и обратила всё своё внимание уже на него. В голове случайным образом назрел вопрос, и она его тут же выдала: — Что это у тебя в руках? — А… — она как-будто проснулась и быстро заморгала. Лейле показалось, что придётся повторить вопрос, ведь видела, как её дочь засыпает сидя, но нет, все сказанное было услышано: — Это, мам, его бутылочка. И тут есть надпись, золотая. Возможно, это имя. — Да? Хм… — явная задумчивость взяла вверх, но моментально опустила: — Ведь подобные вещи, ну, я про эти надписи, делают только богачи, — она сложила руки друг против друга на стол, облокачиваясь об него, — И какое же у него имя, у этого красавчика? — Тут написано: Нацу, — словно услышав знакомые звуки, мальчик тут же заплакал и стал прижимать к щёчкам свои маленькие ручонки. На это было нельзя не среагировать, и Люси стала прижимать его к своей груди, убаюкивая. — Почему он заплакал, мам? Что мне делать? — беспричинная паника охватила её. — Во первых, прекрати его так трясти, — распоряжалась Лейла, — И просто тихонечко покачай его. Во вторых, можешь что-нибудь спеть: так он быстрее успокоится. Уже поздно, и ему пора спать. В третьих, ему же может не нравится свое имя или он заплакал из-за чего-то другого… — Хартфилия была уже опытная в этом деле и знала очень многое. Раньше муж нечасто бывал дома, а если и был, то приносил деньги, оставался на часик или два, и снова уходил зарабатывать те же самые деньги. Поэтому, можно сказать, что она в одиночку воспитала себе помощницу, а также замечательное и добрейшее создание. Она не развелась с мужем даже после того, как узнала, что у него есть любовница. На тот момент ей было самое главное, чтобы он их не бросил… — Да! — Люси послушалась маму и стала покачивать ребёнка из стороны в сторону, напевая вслух свою песенку, которую когда-то слышала от своей нянечки. Она постоянно напевала ей что-нибудь, но год или два назад она, как и многие, уехала в столицу. Люси зевнула и развернулась на стуле в сторону своей комнаты. — Мам, он будет спать со мной?! — вставая осторожно, чтобы не потревожить почти успокоившегося мальчика, спросила Люсьена. — А ты против? — Лейла тихонечко засмеялась, но быстро опомнилась: — Ладно, идите. Спите. Люси послушно встала и с ребёнком на руках направилась к себе в комнату, представляя, как у неё получится выспаться.В доме погас свет.***
Ещё только-только встало солнце, которое своими первыми сегодняшними лучиками начало прогревать землю. Легкий утренний ветерок посещал каждый дом, будто чтобы застать кого-то врасплох. Маленькие птички уже проснулись и запели свои песенки, разлетались над землёй, чтобы найти, то чем можно полакомиться и накормить своих птенчиков. Спала вся деревня, и только маленький-маленький Нацу лежал в кресле и, пуская слюни, смотрел в потолок. Занятие, видно, ему наскучило, и он пополз на кровать к златовласой девушке. Блондинка лежала на спине; мальчишке не составило труда забраться к ней. Он с лёгкостью вскарабкался на неё, подполз к её личику и стал смотреть в него. Так прошло много времени, даже не один час. Он не будил её, но и она не вставала. Но над мальчиком любопытство взяло вверх, и он протянул свою ручку к лицу Хартфилии и приоткрыл ей рот, после чего она проснулась, удивленно распахнув глаза. Люси могла бы быстро соскочить и уже сидеть на на своей скромной ложе, но она взяла себя в руки и, не торопясь, уселась, беря ребёночка на ручки и, уже тихонечко качая его в своих свободных объятьях, она пододвинулась к краю своей постели и осторожно поднялась. Люси сразу направилась к столику, чтобы привести себя в порядок. Подойдя к подзеркальнику, она немного забеспокоилась: одной ногой пришлось отодвинуть маленький табурет, сделанный из дерева, сиденье которого было обтянуто старой простынёю. На нём было неудобно сидеть: очень уж было жестко, но приходилось терпеть. Люська грохнулась на эту табуретку, опустила лицо вниз. Нельзя было не заметить эти восхитительные, чудные глазки, и их обладателя, любовавшегося на неё. Тут он опустил свой взгляд на её грудь и больше не поднимал лица. Люси к этому времени уже смотрелась в зеркало и удивлялась тому, что случилось за ночь с её волосами: там были сплошные гнёзда. И это лицо… Оно оставляло желать лучшего. Опустив Нацу себе на колени, но при этом придерживая его левой, рукой она потянулась к расчёске, что торчала в стакане с другими принадлежностями. Выбрав ёжикообразную, она принялась начесывать макушку, чтобы её приподнять. После, убрав её обратно, она достала деревянный поломанный гребень. Им она зачесала чёлку на бок. А для того, чтобы воспользоваться лосьоном для лица, нужно было две руки. Получше усадив малыша на коленочках и достав тюбик, она обнаружила, что он пустой. Конечно, он будет пустой: чтобы не заканчивалась жидкость внутри, Люси разбавляла содержимое, а потом просто ещё доливала туда воды. Денег на то, чтобы купить что-то подобное, не было, а эта бутылочка к ней попала по случайности. Хартфилия поникла и опустила голову вниз, даже забыв про ребёнка, который оторвался от столь чудной картины и соизволил посмотреть на неё. На коленях у себя она как будто бы и не замечала никого. Но вот услышан был стук в дверь. Этот звук смог привести её в чувство и вернуть обратно в реальность. Тут же она и вспомнила про ребёнка и подтянула его к себе поближе. Привстала и снова ногой отодвинула табуретку, на этот раз чуть не запнулась, но удержала равновесие и босиком направилась к двери. Перед ней оказалась ещё одна задача: как открыть дверь? Она приподняла мальчика и положила его себе на груди, а второй, уже освободившейся, рукой она открыла дверь. По ту сторону никого не было. Скорее всего, это была мама, и она уже внизу. Её нос почуял вкусный аромат. Да и дитятко стало вырываться из рук. И она решила поспешить на кухню. Преодолев узенький и маленький коридорчик, они оказались там, где и должны были. И правда, Лейла встала ни свет, ни заря, чтобы приготовить какую-нибудь вкусняшку. Люси, как маленькая девочка, уселась на свой любимый стульчик и начала ёрзать на нём, а у неё в это время на руках был ребёнок. Вот с кого нужно было вести пример: Нацу был спокоен, терпелив, и просто напросто пытался почётче уловить запашок своим носом, дабы сначала принять душевную пищу, а потом уже основную. То, что так долго томилось на плите, закончило скворчать. Люси уже изъёрзалась на стуле. Лейла Хартфилия повернулась и поставила тарелку с жаренным мясом в муке на стол, отвернулась и поставила на стол шкварочки. — Как ты любишь… — Спасибо, мама, — Люси привстала вместе с ребёнком и поцеловала матушку в щёчку. А большим очам мальчика в это время предстало не что иное, как мясо. Только он успел протянуть к ним ручки, и Люси снова села на стульчик, но он успел взять небольшой кучек и принялся жевать его, чавкая. Как это мило выглядело. Залюбовавшись на Нацу, она совсем забыла про шкварочки. Вспомнила только тогда, когда посмотрела на мяско, которое он пытался про чавкать. Оставив его до конца в покое, Люси взяла маленькое на первый взгляд блюдечко, что было расписано в греческом стиле. Быстро уминая шкварочки, она и не заметила того, что на столе появилась чашечка с чаем, стоявшая на блюдечке. Взяв чашку небольшого размера в две руки, она всё равно продолжала держать её над столом, дабы не капнуть горячей жидкостью на нежную детскую кожу. — Мам, Люси, моей сестры, не было дома, когда я приходила к ней. Хотела позвать её на мой День рождения. Ведь не каждый день мне может сорок два исполниться. Я не буду вечно молодая, а ещё не знаю, сколько смогу прожить… — Отбрось плохие мысли. Я, конечно, скажу своё мнение: это твой День рождения, и ты вправе приглашать на него кого хочешь, но свою сестру лучше оставь в покое. Она всегда будет на своей волне. — Я думаю, ты права. Но всё равно хотелось, чтобы она присутствовала, ведь она моя сестра. Всё! Хватит печалиться. А ну отдай, всё равно не съешь, — в сердцах Люси попыталась отобрать кусочек мясца из детских рук, и у неё это получилось, но только после всего того, что он сделал с мяском. Теперь только этот кусочек на выкидку. — Я согрела молоко. Где его баночка? — Лейла взяла потрёпанный годами ковшик, перенесла и поставила его на стол. — А, точно, — Люси, вспомнив, куда вчера положила бутылочку, отодвинула ящичек стола, который находился сразу под ним, и достала бутылочку с соской, — Мам, мы там давно не вытирали пыль, но и всё это время я думала, что её там нет. Придётся теперь мыть. — О, доча! Теперь её придётся не только мыть. Сходи за водой. А я пока за ним присмотрю. — А… Хорошо, мам, — девушка встала с насиженного места и подошла к маме, отдала Нацу. Из-под стола она достала ведро. Люси направилась к двери и уже хотела шагнуть за неё, как обернулась и столкнулась взглядом с глазками мальчика, вперившимися в неё. Улыбнувшись, она шагнула за порог. Оказавшись на пороге, Люси, чтобы продолжить свой путь, сделала козырек из левой руки, поставив её на дуги бровей. Опустив голову вниз, преодолевая прерывистую дорогу, полную камней и небольшими ямами, она быстро дошла к ключевому источнику. Пройдя по брёвнышку, старательно балансируя двумя руками, мгновенно приблизилась к бьющемуся из-под земли маленькому гейзеру. Хартфилия поставила ведро на брёвнышко, а сама опустила свои босые ноги прямо в воду. Видимо, она совсем забыла надеть обувь, но ничего страшного в этом не видела. В подобном месте некому пьянствовать и разбивать бутылки об камни, которые то и дело встречались на каждом шагу. Стоя в прохладной, освежающей и настолько чистой воде, она взяла ведро в руки, присела и стала набирать воду. После поднялась на холмик и осторожно поставила на травяную поверхность своё ведрышко, и по каменистому дну снова дошла до бьющегося потока. Она наклонила своё лицо вниз, и капли этого фонтана брызгали на её личико; она протёрла ручками свою освежившуюся от воды кожицу, встала на брёвнышко и начала готовиться к уходу из столь прелестного местечка. Забравшись наверх, Люси подняла своё ведро и направилась обратно. Это не заняло много времени, поэтому она быстро оказалась у дома. Нужно было не прилагать много усилий к тому чтобы повернуть ручку двери: она могла сломаться в любой момент. Поэтому Люсьена попыталась как можно осторожней попасть во внутрь. — О, ты уже пришла. Так быстро? — Лейла Хартфилия старалась успокоить кричащего ребёнка, который так и вырывался из её рук и, кажется, его усилия к этому возросли, когда он увидел Люси, — Всё то время, когда тебя не было, он кричал и пытался вырваться. Что-то подсказывает мне, что ты ему не безразлична. Люси в то время, когда у её мамы получилось угомонить непоседливого малыша, уже успела поставить ведро на пол. Хорошо, что она успела это сделать до того, как её мама объявила такую неожиданную новость, из-за которой она и могла выронить ведро из рук, что потом пришлось бы идти обратно за водой. — Мам… — она тут же покраснела от услышанного. Лейла Хартфилия отдала ребёнка своей дочери и оттащила это же самое ведёрко подальше в дом. Ну, не стоять же ему в прихожей. С помощью небольшого ковшика она зачерпнула воды и вылила её в кастрюльку. Люси уселась обратно на своё место, так же с ребёночком в руках. Времени прошло совсем чуть-чуть, и она залила тёплую жидкость в бутылочку и натянула на неё соску. Подала бутылочку с соской мальчику. Нацу удивлённо посмотрел на тётю, которая подавала ему его же вещичку. Он взял её и рывком, быстрым движением двух маленьких ручек, засунул соску в рот и начал её насасывать. После Люси с мальчиком направилась к себе в комнату, чтобы переодеться и выйти на улицу. Она собиралась пойти к тому деду, что единственный на деревне был хорошо, нет, замечательно воспитанным человек и даже являлся пожилым джентльменом и не только: он точно являлся самым образованным на это малюсенькое население. И именно к нему собиралась направиться Люсьена. У неё было много вопросов, на которые мало кто мог ответить. Но из всех вопросов её очень сильно волновал только один, не давал девушке покоя: этот ребёночек явно из богатой семьи, но из какой, и где она находится? Отблагодарят они её или наоборот? Какими окажутся его родители, ведь он не похож ни на одного из богатых предпринимателей? С такими мыслями в голове она дошла до своей комнаты. Ей даже не пришлось её открывать, потому что только в эту комнату дверь не закрывалась. Она быстро и безо всякого труда смогла попасть в комнату. Тут же она положила маленького мальчика в кресло и стала заправлять свою кровать. После того как Люси закончила, она отошла в угол комнаты к куче накиданного белья, чтобы найти что-то чистенькое. В это же время мальчик самостоятельно переполз через невысокую преграду и достиг дивана. И следующие минуты он наблюдал за ней оттуда. Люси долго стояла, нагнувшись вперед, ища нужную ей вещь. Ноги стали затекать, и становилось трудно стоять, поэтому она присела на корточки. Эта поза была более удобной, а так же ей можно было бы быстро найти то, что нужно. Но вот беда: она не знала, что ищет. Знала только одно: это что-то должно быть чистым. И вот, когда она создала у стены ещё одну такую же кучу и успела дойти до основания первой, она наткнулась на приличное и миленькое платьице жёлтого цвета. На её лице засияла великолепная, но, увы, обычная улыбка. Сверкнув глазами, она подбежала к своей койке и бросила это рядом с Нацу. Он тут же пополз к этой вещи и стал её обнюхивать, после проделанного он завалился на платье и стал по нему кататься колбаской, вертеться, ползать и улыбаться, даже немного вслух посмеиваясь. После того, как она сняла верхнюю часть своей одежды, сняла и свой лифчик, который раньше был мамин. Эти вещи она бросила в кучу, где лежало много чего грязного и смятого. Маленький мальчик с крупными глазёнками скатился по простыни на пол, сбив поправленное, и направился в кучу её грязной одежды. Пока Люси радовалась, что он наконец-то слез с её платья, и теперь она его спокойно может надеть. Платье оказалось из простых и облачение в него не предусматривал ни малейших усилий с её стороны. Увидев сбитое, Хартфилия тут же ринулась поправлять это, и после стала искать глазами мальчика и не могла найти, пока не посмотрела в сторону кучи, которая неожиданно зашевелилась. Несколько раз проморгав, она широко раскрыла свои глаза и оттуда выполз он. На его голове были её трусики с большим тёмным пятном. — Фу. Что ты там нашёл! — она двумя пальчиками одной руки сняла это с его личика и бросила обратно, — Это нужно выкинуть. Фух… — после наклонилась за ним и приготовилась взять его, но была не готова к тому, что он сам протянет к ней свои ручки, для того чтобы, она поносила его на руках. Он, обрадовавшись, что она снова держит его на ручках, захлопал по её округлостям, которые то и дело приминались и оттопыривались снова. Не обратив на шалость малыша внимания, Люси направилась к выходу из своей комнаты и спустилась на кухню, где сидела её мать и в спокойной атмосфере попивала крепкий чай. — Доча, ты куда это собралась? Неужели к деду? Люси лишь кивнула и направилась на выход. Идя по улице, она почти никого не встретила. И вот: — Люси-чан! Хартфилия не спешила поднимать свою голову и перестать считать камни под ногами, а так же оборачиваться на голос того, кто её позвал. Может, она этого и не слышала. — Лю-чан! — кто-то громче крикнул. На этот раз Люсьена обернулась, дабы узнать, кто её зовёт. Наверное, потому что лучше услышала. — Киёми? Это ты? — златовласка была сильно удивлена, увидев свою давнюю подругу. Пожалуй та даже была её лучшей подругой. — А кто же ещё? — прибежав, Киёми не могла отдышаться, схватившись за бок. — Ого, когда ты уже успела? — с удивлёнными глазами посмотрела на свою подругу детства, говоря всем своим видом то, чего не досказала: «Когда успела родить? От кого?», — вот, что ею было сказано. Они долго знали друг друга, чтобы понимать с полуслова. — Нет! Ты чего? Он не мой! — это был крик души. — Да ладно. Не стесняйся, — Киёми начала подмигивать правым глазом. Это опять намёк! — Нет! Даже не думай! — Люси топнула ногой и даже напугала ребёнка: он смотрел на неё такими большущими глазёнками, — Прости, я не хотела, сладенький, — она начала улыбаться для маленького Нацу. Тот почувствовал более раскрепощенную и понятную ему атмосферу, — Как ты, Киёми? Как мама? Как отец? Как братишка твой? Ну, тот, двоюродный, ну, ты поняла… — интерес не был сильным, но ради соблюдения норм и ввиду своей воспитанности она это спросила. — Хорошо. Мама в столицу уехала в эту среду. Вчера письмо присылала, мол, как хорошо в столице. Такие краски и такие прямо все нарядные ходят. Ну, не то, что мы — деревенщины… Столько бутиков и разных магазинов, только рот успей открывать от удивления! Есть такие продукты, названия которых даже трудно произнести. Что же это я? Самое главное забыла: она в письме написала, что столицу ещё строят. И она будет ещё больше… Что ты там ещё спрашивала?! А, да. Точно. Папа поживает неплохо. Недавно сотню золотых заработал, — так возгордилась этим, глаза закрыла и начала на песке что-то вырисовывать. Люси только лицо вниз опустила и на лице печаль появилась. Её отца и в живых даже нет. Маленькая солёная слезинка стекла по её щеке, — Ну, так вот… А, ты же ещё что-то спрашивала. Подожди, не говори, сейчас сама вспомню… Да. Ты про моего братца спросила. Точно! Видишь, не такая я уж и беспамятная. Да, с ним всё плохо. У него стоматит. Щёку так вздуло. Это что-то с чем-то! Да ещё и покраснела. Ужас, да и только… Люси поняла, что может простоять здесь весь хороший день и так и не сходить к деду. Не только к нему не сходить, так ещё и из этой деревни не уедет, чтобы отвезти ребёнка в нужный ему город. Он же не из этого места, возможно, даже и не близко его родители живут, но ребёнка всё равно нужно вернуть им. Сразу видно для всех, когда тут появляется «свежее» лицо — то, которое они видят впервые… Люси смотрела всё ещё на свою болтающую подругу. Она так устала что-то выслушивать. Надо срочно уходить. Пока ещё не поздно. — Ну, Киёми. Я пойду. Желаю твоему братцу здоровья. Правда, конечно, стоило ждать такой поворот, что у него это случится. Он же так много сладкого ел, — Люси сразу вспомнила, нет, поняла, что её подруга почти никогда не давала ей вкусняшки. А сами их поедали горами. Стало немного обидно, — Ну, всё, я пойду, — девушка отвернулась и направилась туда, куда шла. Отойдя, крикнула: — Прости, мне пора! У меня много дел. Потом тебе всё расскажу! Пока! — и, освободив одну руку, она помахала ей издалека. Люси стояла у узенькой двери, служившей для входа в сарай. Дверь зелёная или точнее такой была. Краска давно облезла, а ручки как не было так и нет, только непонятной формы дырка, как раз на том месте где и должна быть по сути ручка. Дверь была немного приоткрыта, как-будто приглашая во внутрь, а сама пустота и темнота, а так же неизвестность приковывали твоё подсознание и заставляли тебя захотеть посетить это место на свой страх и риск. Люси сглотнула ком слюней и на ватных ногах вошла в сарай. Там действительно было темно, и она не знала куда идти и где именно будет конец пути. После того, как она зашла, дверь за ней сразу закрылась. Можно было сказать с уверенностью: без магии здесь не обошлось. Но всё же ей было страшно находиться в таком месте в полной темноте, не зная, что будет дальше. Возник даже вопрос: как сюда ходили другие? Ведь она здесь впервые. А может, это она просто такая трусишка? Кто знал, кто знал. Откуда-то снизу, вроде как под её ногами, послышался хруст. Люсьена тут же подпрыгнула и развернулась, чтобы уйти, но тут же в помещении стало светло. Это как раз её и остановило. — Дитя, какой вопрос тебя тревожит? Оказалось, Хартфилия стояла под лампой, но так и не смогла ни увидеть и ни услышать загадочного деда. — Вопрос? — удивилась она. — Да. Что больше всего тебя тревожит? То, что твоя сестра тебя ненавидит или же подруга к тебе равнодушна? А может, ты одинока или будешь потеряна, когда придёт смерть твоей матери, как и когда-то пришла смерть к твоему отцу и его второй жене… Ну же. Я слушаю. Люси была шокирована до предела. Наверное, можно было даже увидеть как поседели её волосы. — Откуда… Откуда вы это знаете? Это магия такая? Тогда какая на самом деле ваша сущность? — она могла бы долго задавать вопросы, но решила попридержать язык. Поняла наконец-то то, что пришла задать один вопрос, который совсем её не касался. — Нет. Ребёнок. Я хочу узнать, кто его родители, что кинули его одного в лесу в позднее время? — о, да. Можно было и погордиться собой, ведь вопрос был хорошо сформулирован для ей-то состояния на тот момент. — Ребёнок… Этот мальчик. — Да… — Люси тряслась от страха, а так же перед тем, что предстоит ей узнать от мудрого человека. Он молчал. Она мучилась; не хотела казаться столь умному человеку абсолютно безграмотной. Пусть она и читала книги и прочла уже немало, всё-равно думала, что этого недостаточно. — Ты хочешь знать это? И только это и ничего больше? — Другие вопросы подождут. Если позволите, я потом задам их вам и, если же будет в ваших силах ответить на них, я буду надеяться, что вы ответите мне. — Вот оно как. Значит, слушай, — Люси навострила свои ушки и уставилась в глубь темноты, как-будто смогла разглядеть неведанный никому ранее силуэт, — Это ребёнок из семьи Драгнилов. Это очень богатые, влиятельные и, пожалуй, самые опасные монстры, которых только видывал мир. Ищи его отца — Игнила Драгнила. Ищи его в самой столице. Самое высокое здание — это его дом. «Столица? Вот это да! — улыбка появилась на лице девушки, — Путешествие… Да». Она так и сияла, что вся деревня обходила её стороной, наблюдая за ней, будто она страшненький и потрёпанный зверёк, у которого скоро кончина. Пройдя через всю деревню и не заглянув домой, Люси направилась куда-то в лес. Время было раннее, поэтому она шла медленно по широкой дорожке, сплошь усеянной камнями. Была надежда на то, что тут кто-нибудь проедет и сможет подвезти её в город. Но и она сама не была уверена на сто процентов, что это дорога ведёт в Столицу. Хартфилия могла и не надеяться на то, что могла бы повстречать кого-то из наёмников. Или даже тех самых знаменитых хвостатых фей, бывших зэков. Хорошо, что можно было не беспокоиться за свою жизнь. Через какое-то время откуда-то позади её послышались звуки отбивания лап по кафелю, по мелкому камню, разбросанному по всей дороге. Люси не спешила разворачивать свою голову, зная, что звук доносился издалека, а может, даже и послышалось. Через десять-пятнадцать минут звуки стали более чёткими, и тогда златовласая девушка всё-таки повернулась на сто восемьдесят градусов в направление откуда она и шла. Перед её взором предстал лунтелёнок, которого подгонял кучер. Само животное не было мохнатым и даже без намёка на любого вида шерсти или волос. Он полностью был покрыт тугой кожей, а на лапах были болотные змеиные чешуйки. Вместо носа на мордашке этой двухметровой зверюшки находились две отверстия: издалека можно было услышать его сипения. У таких скотов как этот, которые помогали передвигаться и перевозить различные грузы, обычно было по четыре глаза. С помощью этого можно было даже ещё и успокаивать: с каждой стороны по два глаза, а всего их четыре, но суть кроется в том, что с каждой стороны моргал ровно один глаз параллельно другому такому же. Животное, запряжённое в телегу, помахивало своим толстым хвостом, напоминающим хвост дракона. Люси неохотно встала посередине дороги, но другого выхода не было: добраться до столицы пешком, конечно, было возможно, но понадобился бы не один день. Казалось бы, свершилось чудо, и некий незнакомец остановил свою зверюгу. Но нужно было и договориться с ним о том, чтобы он их подвёз, куда бы он путь не держал. — Тише, тише, Зайка! — «Зайка? Это что, так его зовут? Вот это прозвище», — Люси была малость шокирована, но старалась не подавать никакого виду. — Простите, не могли бы вы нас подвезти? — она начала по чуть-чуть уходить с дороги в левый бок, поближе к этому уже зрелому на вид мужчинке. — Да, могу. Вы держите путь в столицу, верно? — невозмутимое и спокойное лицо. — Да. Спасибо, спасибо, — тут не обошлось и без поклона, но с ребёнком на руках было трудно это проделать. — Раскланялась она тут. Иди, запрыгивай. Путь предстоит долгий, — И Люси ускорила шаг, поспешив запрыгнуть в повозку. Отодвинув шторку и оказавшись внутри, она села напротив симпатичного молодого существа в человеческой плоти, и повозка продолжила своё движение. — Такая молодая, а уже мама?! — сказал этот симпатичный блондин. — Нет. Вы чего? — девушка попыталась спрятать своё красное от смущения личико, — Он не мой. Я еду его возвращать его родителям, — она попыталась расслабиться и усесться поудобней, но у неё это не получилось, и она осталась сидеть так же как и сидела. — Я Хибики Лейтис. Еду на свою новую работу. — Я Люси Хартфилия. А этот мальчик — Нацу. — Он меня не интересует. Меня интересуешь ты, Люси-тян, — он привстал и перебрался на её сторону. Присел рядом и стал тыльной стороной ладони поглаживать по её щекам. — Как вы смете? — тихонечко привстав, дабы не разбудить малыша, гуськом перешла на противоположную сторону. — Ладно, как хотите, — Хибики прикрыл свои глазки левой рукой и поудобней пристроился на своей стороне. За несколько часов они доехали до столицы. Всю дорогу после их маленького разговора было тихо. Пришло время выходить из этой самой коляски: Люси зазевалась, и крупненькие и настолько миленькие глазёнки Нацушко открылись. Он вёл себя как надо: сидел у своей новоиспечённой няньки на руках и не смел даже ворочаться, чтобы не причинить неудобства тому, кто его нёс. Город был большой. Хартфилия только и успевала, что рот открывать и ещё больше удивляться разным бутикам и кафетериям, которыми он был наводнён. Её успела так же напугать кое-какая вещь: не пойми что на крышах. Может, это строители или ещё кто-то что-то сооружали наверху. Но можно было знать только одно: столица будет меняться столько, сколько потребуется. Но по мыслям Люси, и не только по ним, но и по положению в семье, она здесь первый и последний раз. Идя по чистым на удивление улицам, она встретила тётушку Спекту, их бывшую соседку, которая иногда следила за ней. Было бы невежливо не поздороваться. — Здравствуйте, Спекта-сан. Не узнаёте? Это же я. Люсьена Хартфилия, — она выкрикнула это на всю улицу, и та, которой предназначались эти слова, тоже услышала, поэтому и обернулась. Но как насчёт окружающих их людей? Им не было дела до этой неприличной девчонки, не знающей правил этикета. Возможно, многие посмели предположить что она ещё и хамка. Да, да, та самая девочка, одетая по простому. Все такие лицемерные и холодные во взгляде. Казалось, они были готовы продать своих детей в рабство или того лучше или хуже — на саму каторгу, только для того, чтобы им привозили деньги, на которые они могли бы есть не плесневелый хлеб, а французские булки. Наряды совершенно разных дам были настолько похожи, что отличались только цветом. Наверное, мода на такой фасон платьев. И поэтому те, кто решился всё-таки опустить свой взгляд и посмотреть на это столь уродливое, неотёсанное создание, которое всё-таки вышло на божий свет и по сей день видит солнце, корчили гримасу брезгливости, и неистовое желание пнуть или сломать ей что-то переполняло их. — Люси-тян, ты?! Сколько не виделись! Лет может-таки тридцать? — «О, как она постарела — время ведь не щадит. На лице столько складок, одежда, не такая, как у всех. Обычная, как и раньше. Стоп! Я узнаю это платье. Она не единожды ходила в нём в деревне. Да, это оно, я не обозналась», — Люси показала свою широкую и немного уставшую улыбку, когда подбежала к единственной знакомой в этом страшном, по её мнению, месте. — Нет, Спекта-сан. Мы не виделись… — Хартфилия запнулась на ровном месте, и стала перебирать пальчики в голове, дабы вспомнить, сколько примерно, — Лет двадцать восемь, а может и двадцать девять. Не помню, простите, — она хотела поклониться, но вспомнила про ребёнка, которого укутала какой-то тряпкой. И когда она успела найти эти лохмотья и совершить подобное сложное действие, как его укрыть, нет, закутать, а ещё лучше — запеленать? — Хм. Ха-ха. Точно… А что это за маленькое чудо? Твой ребёнок?! А время так быстро летит. Дети так быстро вырастают и вспархивают из своих гнёздышек… — эти уже потускневшие красные глаза смогли блеснуть ещё разок в этой жизни. — Нет. Что вы? Он не мой. Почему все так думают?! Кого бы я не встретила и с кем бы не заговорила, все начинают говорить именно это, — девушка опустила голову и уставилась на макушку малыша, который мирно сопел своим носиком и смотрел по сторонам сонными глазёнками. — Ну… Не осуждай их, Люси-чан — Я этого и не делаю. Я просто выговариваюсь. Спекта-сан, не могли бы вы мне подсказать, где я тут могу найти самое высокое здание? — «Может, она не знает, но попытаться-то стоит. Как говорит мама, что так раньше говорил папа и то, что он стал говорить так после того, как это стал говорить кто-то, кого он часто встречал на работе, а тот же стал так говорить из-за жизненной ситуации: попытка не пытка». — Тебе нужно самое высокое здание? — тетушка делала вид, что задумалась. — Да. Мне очень нужно. Я отнесу его туда. Там должны проживать его родители. А потом я поеду домой к маме. О, нет… Я совсем про неё забыла. Забыла предупредить, что уезжаю сюда, — она опустила глаза и нервно носиком башмака начала пинать мелкие камушки. — Ну, что же ты так? — Спекта почесала свою голову, — А ты знаешь его фамилию? — Надежда — это то, что она увидела в глазах молодой леди. — Да. Я заходила к дедушке. К тому самому, который всё знает. Если он не обманул меня, то фамилия этого ребёнка — Драгнил, — Люси увидела непонятную ей гримасу лица, которую скорчила тётушка Спекта, её нянечка. Её напугало то, что она смогла так её удивить. Ей стало не по себе. — Драгнил, говоришь, — прошептала нянечка. — Да, — твёрдо ответила Хартфилия, чтобы не показывать, как она испугалась. Но она всё-равно знала, что вот-вот проколется, когда её колени станут заметнее трястись. — Драгнил — это наш король. И самое высокое здание самой столицы — это его дворец. Получается, это его сын… — сжала руки в кулачки и, поднеся их к уголкам губ, но не слишком близко, она постаралась незаметно отдалиться от этого ребёнка. Незаметно не получилось. Она просто сделала шаг назад. Ведь если король дорожит своим сыном, он будет его искать, а он дорожит своим сыном. Значит, ищет его. Если он ему очень дорог, то он сделает всё необходимое, дабы вернуть его домой, а он ему явно очень дорог. Если он его ищет, то значит, что если он увидит эту золотоволосую девушку на руках которой будет его сын, он убьёт её. Прилюдно повесит… нет, выберет что-нибудь поужаснее: закажет её смерть НПУ. По середине главной площади, соберёт всех и заставит смотреть на её распятие, муки, и стекающие по ней ручьи крови… — Не могу. Хуф-хуф… — Спекта упала на оба колена, дрожа. Ещё и слёзы потекли. «Почему она так страдает? Какая причина? Она знает то, чего не знаю я?» — юной девушке было некомфортно, она всё это время и по сию минуту держала на руках сына короля. Чтобы отвлечься, она посмотрела на небо, и, немного опустив свой взгляд, увидела верхушку. «И это-то замок? О, боже, он огромен.» — Спекта-сан, вставайте. Всё будет хорошо, — это фраза подходила ко всему, — Мне нужно как можно быстрее прийти во дворец. Спекта-сан? — Молчание. У Люси не получилось ничего от неё добиться, а помочь ей на этот момент она не могла. Поэтому она сразу направилась ко дворцу. Как её примут? Никто ещё не знает… На душе её скреблись кошки. Она не смогла и даже не попыталась помочь своей нянечке. Но с другой стороны, как бы она ни пыталась, не смогла бы ничем помочь. Начало смеркаться. В городе температура никак не снижалась, и было по-прежнему жарко. Она продолжала идти по крупному городу и даже казалось, что ничуть не приблизилась к тому дворцу. За это время она успела поймать взглядом уйму воображал, смотрящих на неё как на ходячий фекалий. Малыш по прежнему не ёрзал у её на руках и, наверное, успел уснуть, уж раз двадцать, если не больше. Опустив голову и так пройдя несколько улиц, она вывернула в парк. Решив немного побродить там и отдохнуть от взглядов прохожих, Люси по случайности наткнулась на гигантских размеров арку, что находилась в стене из серых кирпичей, покрытых плесенью и с разросшимся вьюном. Войдя во внутрь, она увидела невиданную и неслыханную нигде ранее такую красоту. — Ого… — это всё, что она смогла выдавить из себя. Она вошла во внутрь и старалась разглядеть всё. Люси шла по тропинке из твёрдого жёлтого песка, которым засыпали плоские овальные камни разных размеров. По обе стороны этой тропинки росли квадратные вечнозелёные кусты высотой не меньше пятидесяти сантиметров. За этими кустиками росла зелёная и мягкая на вид трава, было кое-где ещё понатыканы невысокие деревья не меньше чем три метра в высоту. Пятидесятисантиметровые кусты росли не только вдоль главной дороги, но и вблизи деревьев. Там были кусты и по два с половиной метра. Такие же зелёные, как и их уменьшенная копия. Большие кустарники немного же могли наводить страх на тех, кто хотел сбежать отсюда: они протягивались целыми лабиринтами, в которых можно было заблудиться и, если сама природа посчитает нужным не выпускать тебя, настигнет учесть в вечнозелёном парке. Бывало, и выбирались из таких мест беглецы, но получали серьёзную травму для своей психики. Хартфилию же не поджидала никакая опасность. Она, сама того не зная, дошла до фонтана, окружённого со всех сторон высоченными зелёными кучами, в которых было многочисленное число проходов и выходов. Фонтана же был в виде опечаленного маленького ангелочка с крыльями, возле которого парил другой, более радостный ангелочек, который был одет и больше походил на девочку. Из рук, которые были соединены у парящего ангела, лилась вода, а у сидячего та же жидкость вытекала изо рта. Серый камень, из которого были сооружены эти скульптуры, был начищен до блеска, что предавало некий изыск. Люси, перехватив малыша на одну руку, свободной прогладила белый гранит. Взяв Нацу на обе руки, она прошла мимо фонтана, надеясь хоть как-то приблизиться к дворцу. Скоро показались ступеньки, отделанные белым гранитом. Поднявшись по ступенькам, она узрела ручки громадной двери. Они были из чистого золота. Дверь так же вся сверкала и переливалась. Люси протянула руку к ручке двери, но, испугавшись того, что дверь начала самостоятельно открываться изнутри, она машинально отдёрнула руку. — Госпожа, вы вернулись, — девушка невысокого роста, не имеющая массивного телосложения, с розовыми, подстриженными под каре волосами и в костюме горничной, поклонилась. Люси от удивления отпрянула назад. Нельзя было не заметить, что эта дверь открывается во внутрь. Она попыталась заглянуть за спину служанки и узреть хоромы королевской семьи, — Попрошу меня простить. Пожалуйста, проходите. Я сопровожу вас к королю. — Ч-что?.. К самому королю?.. — Хартфилия не могла поверить, что сможет за свою жизнь увидеть кого-то из династии самих Драгнилов. — Да, к самому королю. Пройдёмте за мной, — незнакомка развернулась и устремилась в глубь. Как только Люси зашла, дверь за ней тут же захлопнулась. В самом помещении оказалось очень даже просторно. — Простите, как мне к вам обращаться? — «Вот же дура. Как же мне ещё обращаться к горничной?». — Дева. — Дева?.. Это как знак зодиака, — Люси не была не готова к такому повороту. — Я и есть само созвездие, — Дева остановилась у лестницы и обернулась.Отодвинув ткань одежды, она потянула за верёвочку на шее и показала золотой ключик. Люси было дано только мгновение налюбоваться этим, и эта горничная, которая никак не изменялась в лице, стала подниматься по лестнице. Она добралась до середины, а Люси же с ребёночком (не будем забывать про карапузика) добралась только до лестницы. Она сверкала, как и всё вокруг. Перила были из белого гранита, и тут же возникал вопрос, как они ещё не сломались. Казалось, у горничной возник выбор, по какой лестнице подниматься: по правой или по левой. И. не задумываясь, она продолжила свой путь, поднимаясь по правой лестнице. Они шли по широкому коридору. Тихо. Люси было неуютно в такой атмосфере. Но о чём с ней с ней говорить? Не прошло и часа, как Дева зашла в широко открытые громовские двери. Люси остановилась у входа и, задумавшись, шагнула за порог и очутилась внутри. Это был большой просторный зал. Посередине центральной стены находился трон. Когда же наша Хартфилия вошла, то повернула свою голову на девяносто градусов вправо и приоткрыла свой ротик в изумлении: увидеть простому люду такое сокровище не дано, поэтому нужно было пользоваться моментом и узреть всё, что только можно. Горничная же подошла к саму трону и поклонилась. — Ваше величество, я привела её, — она не удосужилась даже хоть как-то предупредить бедняжку. Люси была в шоке: она и краем глаза не замета короля, сидящего на своём троне. Ну, конечно, была возможность, что её казнят. Возможно, обвинят в краже сына короля, но эти мысли начали приходить в её голову только сейчас. — Ты свободна! — это звучало максимально грубо с его стороны. Но то был демон, который распоряжался всеми жизнями, что находились на земном шаре. Он сложил руки в замочек, воспользовался подлокотниками своего трона, наклонившись вперёд, и произнёс: — Подойди, дитя. Дева в свою же очередь послушалась приказа и тут же освободила помещение. После её ухода король словно поменялся в лице; он как-будто выжидал момента, когда она уйдёт. На его лице появилась широкая улыбка. Встав с насиженного самим собой места, он подошёл, нет, подбежал к Люси и приобнял своего мальчика. Люси пребывала в шоке. Ей было максимально страшно, тряслись коленки и подкашивались ноги, руки задрожали, и, казалось, ребёнок прибавил в весе. Лицо застыло в удивлении и больше не могла шелохнуться ни одна его мышца. Когда она так переживала, ребёнку же было всё-равно, а может, даже и лучше: он смеялся. А почему ему и не смеяться? Он воссоединился со своей семьёй, он снова дома… — Прос-стите… — О чём ты, дитя? Мой сынишка ещё так мал, а уже такой сорванец. Заставил не только меня поволноваться, но и всех, кого только можно заставить испытывать подобное чувство. Ты, наверное, устала? И есть хочешь? Пойдём. Во дворце длинные коридоры, пока доберёмся до кухни, я развлеку тебя несколькими историями, связанными с этим мальчонком. — Простите ещё раз. И спасибо. Огромное спасибо. Если я только могу, то можно мне отказаться от вашего столь радушного приёма, — по закону подлости, всегда что-то случается, так и то, что случилось не является исключением: у неё заурчало всё, что только могло заурчать в животе. Приём пищи у демонов и людей не сильно отличается. Когда же человек в среднем в день есть четыре раза, то демон употребляет пищу только два раза в неделю. Когда же человек обязан в день выпить хотя бы литр воды, то демону достаточно одного стакана воды на день. Вернёмся в неудобную для их обоих ситуацию. После сказанного Люси, они оба остановились. Она тут же испытала нечто на себе: по её спине пробежал миллион мурашек, и волоски, которые только могли находиться на любых частях её тела, встали дыбом. Но от того, что этот высокий, можно сказать, длинноволосый и широкоплечий мужчина, рассмеялся, Люси как-будто вышла из «колеи». — Я не могу тебя отпустить. При этом всём я хотел тебя нанять нянькой для него. Не считая того, что у него их уже предостаточно… Но ты сама уже наверное поняла, что за ним нужен глаз да глаз. Да и ещё особенный подход, который никогда не сможет к нему найти ни одна служанка, которую я только знаю. Нам нужно познакомиться поближе. Я — Игнил Драгнил, отец этого шалуна. Если тебе что-то надо, ты не стесняйся и говори мне об этом. Если ты хоть раз в руки брала книгу историю возникновения и нашего с тобой появления на свет, то, наверное, знаешь, что этот замок построен на костях моих сородичей и драконов той же стихии, что и я сам. Меня с ним можно занести в красную книгу. Мы огненные драконы, и нас осталось только двое, — он продолжил шагать своими широкими шагами вперёд, Люси продолжила идти уже после, ей приходилось делать больше своих маленьких шажков, чтобы возместить упущенное ей расстояние. Не дойдя ещё до лестницы, он прижал её к себе левой рукой за предплечье. После того, как они выровнялись, то ног в ногу начали спускаться с лестницы. Повернув налево, они дошли до двери. Люси пока что не решалась ему что-то говорить. Он одними пальцами правой руки раскрыл массивные тяжёлые двери. Перед ними предстала просторная светлая столовая. Пол был покрыт кафелем, узор которого состоял из ромбов, самый острый угол которого упирался в входящего в помещение гостя. Основания это же ромба сменялись двумя цветами: чёрным, как крыло ворона, и жёлтоватым, как сухой прибрежный песок. Диагонали всё того же ромба делили его на четыре треугольничка. Все треугольники были подобными. Те, что имели друг к другу вертикальные углы, были одного цвета. Цвет, который напоминал сухой песок, и цвет намокшего ствола дерева, располагались внутри фигуры в небольших треугольничков. Пройдя по такому полу шагов-таки пять, можно было добраться до стульев, которые вплотную были приставлены к столу с длинной, почти в пол, чисто белой скатертью. Стулья также были белыми, а ткань покрывающая спинку и сидение стула, была бархатистой материей. При входе в помещение, пусть и не сильно, но бросался в глаза узор задней части спинки стула, это было не что иное, как нарисованное ребёнком замысловатое дерево, а на нём имеющая неправильную форму круга крона. Прямоугольный стол с тяжёлой скатертью находился ровно посередине комнаты, его длина состояла из десяти шагов, и с двух его сторон находилось до восьми стульев и ещё по одному с двух других боков. На столе стояли три подсвечника из серебра в виде танцующих красавиц в роскошных длинных узких платьях, чьи волосы были подобраны в пучки, с двумя неравномерно поднятыми вверх руками, с которых свисала в форме месяца ткань. В самих руках находились серебряные рукояти, превышающие размером голову танцовщицы, в них и находились сами свечи. Всю эту красоту окружали белые стены. Вход в помещение был напротив второго двухэтажного окна, находящегося между другими двумя такими же окнами, которые заканчивались там же, где и сама стена. Потолок в свою очередь можно было бы сразу и не заметить из-за двухэтажных стен. Рисунок на потолке напоминал непристойную зарисовку из древнегреческой истории. А люстра, которая свисала над второй свечой по счёту стоящей на столе, напоминала театральную, только куда большего размера. Перед Люси и открылась вот такая картина. Она не сразу всё увидела и разглядела, так как когда Игнил открыл дверь, то яркий свет ослепил её, и она долго не могла проморгаться, чтобы привыкнуть к столь светлому помещению. А когда же он толкнул её вперед и она невольно шагнула в помещение, то голова развернулась в правую сторону, где в почти самом углу, приближенном к стене, где находилась дверь, была немного приоткрыта другая дверь, имеющая постыдную греческую зарисовку. — Не стесняйся, проходи, садись. Я скажу, чтоб тебе накрыли. Садись туда, куда пожелаешь нужным, — и высокий мужчина в дорогом серьёзном костюме размеренными шагами направился в единственную дверь, находящуюся в помещении, не имеющую отношение к выходу из этой комнаты. Можно предполагать, что дверь вела в кухню. — Х-хорошо… Люси, до сих пор держа маленького Нацушко на своих ручках, подошла поближе к столу и попыталась ногой отодвинуть стул. Он оказался очень тяжёлым и неподъёмным. Девушка опустила голову вниз и заметила сверлящие в её лице дырки два тёмно-красных глазика мальчика. Казалось, его забавляла такая ситуация. — Что ты не садишься? — Пр-простите. — Ну, что с тобой поделаешь… — мужчина в возрасте, король по статусу, подошёл поближе к столу и к ней, одной рукой отодвинул стул и предложил даме сесть. Она же в это время посмотрела на предложенное ей место и тихонечко уселась. Ребёночка, который всё это время она держала, посадила к себе на колени. Было заметно, что мальчику это очень понравилось, так как он начал немножко активничать, — Вот, так-то лучше, — обойдя стол, он сел напротив своей будущей няньки. Хорошо, что девушка сидела, иначе было бы заметно, как затряслись её колени. Мальчик, сидевший на её ножках, приподнялся, одну из своих маленьких ручек он поставил на одну из долей её груди, как бы упираясь, чтобы не упасть, а другой потянулся к её порозовевшей щёчке. Его маленькая ручка легонько прижалась к покрасневшему местечку на её лице. Люси приобняла мальчика и смущённо улыбнулась. Ей сейчас было очень стыдно за себя. «Как стыдно-то…», — эти мысли не покидали голову юной особы. Но и, казалась, в её голове теплеют идеи, как сбежать из всей этой непривычной для неё роскоши. Но какие бы мысли ни таились в её золотой головушке, её бы всё равно не получилось их осуществить, ведь она под надзором самого короля. Коленки уже не так сильно тряслись, да и Нацу поднадоело так стоять, так что он, отвернувшись от своей, возможно, будущей сиделки, попытался забраться на стол. Люси это быстро заметила и поспешила сделать всё возможное, чтобы его замыслы не осуществились. Королю это показалось забавным. Он отпрянул от стола на очень маленькое расстояние; было слышно, как стул поскользнулся по плитке от стола. Люси это было сразу замечено, но она старалась не подавать виду, так как очень боялась его. Про него ходили «золотые» легенды, их было столько, что нельзя было бы перечислить их всех. Пусть Люси и не верит слухам и не может припомнить хоть одну из этих легенд сейчас, ей казалось, что она поверит всему тому, что ей потом про него скажут горожане. — Эх, как тихо… Здесь всегда было так тихо, здесь всегда будет так тихо… Тишина не покинет это место, — из его уст, казалось бы, слетело нечто обидное для этой девушки. Люси впервые за всё времяпровождение в этой комнате подняла голову. Её уже не волновало, кто он и что именно она скажет или сделает и какие потом будут последствия — это отодвинулось на последний план. Её пристальный взгляд буравил его подбородок. Игнил искоса посмотрел в её сторону и то как-будто сквозь её. Тишина была нарушена вошедшей в столовую служанкой, которая шаркала по полу своими босыми ножками. Она несла два закрытых подноса. Кроме Люси на неё никто не обратил внимания. Подойдя к столу, она поклонилась как искусная балерина, которая вот-вот начнёт свой танец. Поставив каждому свой поднос на стол, она снова же поклонилась, только на этот раз она опустила верхнюю часть туловища к полу, показывая своё подчинение. И после нескольких секунд поклона она поспешила удалиться, всё так же шаркая по полу. Двери оставались открытыми, создавалось некое неудобство. От него её отвлек запах блюда, которое она принесла своему господину. Игнил Драгнил уже приступил к своей трапезе. — Приятного тебе аппетита, Люси-чан. — Спасибо, — в её голосе появилась некая уверенность, — Вам тоже приятного аппетита. Он ничего ей не ответил, только ухмыльнулся. Люси ещё не открыла крышку своего подноса и не успела ещё насладиться его великолепием и вкусным запахом. У своего соседа по обеду было вкуснейшее по запаху и красоте каре ягненка с гарнирным соусом. Это быстро искусило Люси, и она поспешила снять крышку и узнать, что же падали ей. Пусть было и очевидно, что у неё в тарелке будет лежать всё та же красота, что и у короля, но она всё-равно удивилась и быстренько поспешила приступить. — Как вкусно!***
Обед прошёл. В столовую беззвучно вошла одна из служанок. У неё были седые волосы, собранные в пучок, и очки, покоившиеся на носу. Люси бы и не заметила её появления, если бы не обратила на реакцию соседа, составлявшего ей компанию. — Я сейчас приду. Подготовь документы на подпись, — после этих слов своего господина служанка исчезла так же, как и появилась, — Вот и пришло время прощаться. Точно не хочешь остаться? — Нет, спасибо, — Люси привстала с насиженного мягенького местечка и поотдалилась от стула. — Ладно, — обойдя стол, он вышел из светлого помещения. Люси самостоятельно покинула столовую и была уже направлена на выход, как перед ней оказалась Дева, которая молча потянула свои руки к ребёнку. Люсечка послушно отдала малыша в надёжные руки и поспешила удалиться из этого дома. Идя по улице, она поддалась настроению, и её голову заполняли всякие разные мысли. Она то и делала, что врезалась в кого-то и сносила всё, что попадалось. Слова такие как, «простите» и «извините» она говорила уже на автомате. Так она и вышла из города. — Девушка, вам куда-то надо? Может, нам по пути? — прозвучал чей-то сухой голос. После старичок закашлялся. Хартфилия подняла голову и посмотрела на того, кто обратился к ней. Смотря на него несколько секунд, она поняла, что уже вышла из города. Уже успело стемнеть, и страшно было пешком идти из города в деревню через лес. — А?.. А куда вы направляетесь? — это была её единственная надежда отправиться домой. — О, деточка, мне очень далеко. В пустынный город. Вот, куда мне надо, — старичок не скрывал своих эмоций, и можно было подумать, что он не особо с кем-то и общается, и этого самого общения ему и не хватает. Так подумала и Люси. Она и не знала, про какой пустынный город он говорит. Возможно тот, что поглотил зыбучий песок. Очень давно, около трёхсот лет назад, довольно обширный город находящийся в пустыне был закопан. Это была самая настоящая сенсация три века назад. Пусть даже и так, но об этом говорили не долго. А сейчас этого и подавно никто не сможет вспомнить. Кажется этот город назывался Эдельвейс. Это был чудесный город: он полностью состоял из песка, от небоскрёбов до хрущёвок. Там можно было найти самый необычный товар, который можно было только заказать на чёрных рынках в других странах. Страна потерпела большие убытки с потерей такого города, закопанного в рыночной сфере. Не было никаких гарантий, что этот старичок говорит именно о нём. Скорее всего, о каком-то другом. Но других городов, которые могли бы там находиться, она не знала. — Да? Тогда я с вами, — Люси подошла к деревянной подкошенной повозке, переполненной сеном. Старик в это время погладил, смахнул пыль с места, куда пришлось бы сесть Люси. Она в это время подняла правую ногу и поставила на подножку, один рывок — и она уже оказалась на подготовленном для неё месте. Она так быстро запрыгнула, что старик только успел убрать с лавочки руку, у неё была бы учесть быть раздавленной под попой этой погружённой с головой в свой мир блондинки. Повозка тронулась, и они окончательно начали отдаляться от города. Где-то на середине пути она почувствовала что-то неладное. Ей не хотелось возвращаться домой, но она заставляла себя, ведь там её мать. Вдруг с ней что-то случилось? Вот и начали показываться ей родные с детства места. Она сидела на скамейке, как на иголках. Пот ручьём тёк по её лбу. Хорошо, что было темно и было не видно этого. Показалась тропинка, она его попросила притормозить, и спрыгнула с повозки. — Удачи тебе, молодая леди! — Спасибо! До свидания… — она помахала вслед ему рукой и побежала к себе домой. Подбегая к дому, она услышала какой-то грохот. Это заставило её притормозить. Но, поняв, что-то всё-таки случилось, она побежала к крыльцу. Дверь была открыта. Свет, который выходил на улицу, излучал тепло. Люси рванула к дверям, в которых и застыла. Её глазам предстала вот такая картина. Мама лежала на полу и пыталась отбиваться от младшей сестренки Люси по отцовской линии. У той был нож в одной из рук, которым она активно орудовала. Её мать старалась защититься от лезвия, но не всегда это срабатывало, и некоторые удары, которые были «на вылет» разрезали плоть на её руках. Но более серьёзными ранами были те, что отпечатались длинными полосами на её груди. Любимая рубашка матери была насквозь в крови, да в самом доме был погром: всё было вымазано кровью. Не было ни единой не испорченной алой жидкостью вещички. Сестрёнка брала верх. Она, замахнувшись рукой, в которой крепко сжимала рукоять ножа, чиркнула по чему-то, что пыталась удержать в другой руке. То, что она хотела отрезать, она отрезала и выкинула к ногам Люси. Хартфилия, стоявшая у порога, распознала в чём-то выкинутом язык, окровавленный язык её матери. Из её глаз потекли слёзы, и она начала хныкать, этим она выдала себя. Она продолжала стоять на месте лишь по одной причине: она не знала, что ей нужно делать. А дерущиеся между собой представительницы женского пола сразу заметили наблюдавшую за ними. Её мать, воспользовавшись моментом, приподнялась на локоточках и попыталась крикнуть своей дочери, чтоб та бежала, но вместо этого, когда она собиралась это сделать, то начала попросту только плевать большие сгустки крови с водой такого же цвета на и так испорченный пол. Это не улизнуло от напавшей на тихий домик. Люси поняла, что собиралась сказать её мать; её колени затряслись, и она начала шагать назад. Напавшая, поняв свою ошибку, замахнулась всё той же рукой и всё тем же ножом и попросту, как кусочек шашлыка, проткнула на сквозь шею Лейлы Хартфилии. Это был смертельный удар: нож явно перерезал сонную артерию. У Хартфилии-старшей глаза закатились вверх, а изо рта кровь полилась пуще прежнего, и она упала на пол, продолжая истекать кровью. Люси из-за этого ещё больше заплакала, но всё-таки сдвинулась с места и побежала, куда глаза глядели. — Ты от меня не убежишь! — кричала ей вслед её сестра. У Люси не получалось оторваться от своей сестры. Земля кончилась под ногами: она прибежала к самому обрыву. Голос её сестры, все угрозы, что она пыталась кричать, становились всё громче. Она приближалась. Люси ничего не оставалось, как спрыгнуть вниз. Так она и поступила.