Sing me a silly, silly song, my dear

      В прекрасное дождливое утро четырнадцатого февраля Тэиль приходит с огромным хрустящим коричневым пакетом. Донён, занятый тем, что сверяет количество бутылок шампанского по накладной, не обращает на явление гнома народу никакого внимания, а вот Юта отвлекается от чтения мужского журнала и присвистывает:       – В твоём любимом гипермаркете была акция на туалетную бумагу?       – Нет, на дилдосы.       – Что, прости?       – Ты, что, забыл, что это такое? Давно не пользовался?       – Донён, он снова мне хамит, Донён!       Тэён отвлекается и проникается пониманием по отношению к Джису: девушка на секунду прикладывает изящную ладошку ко лбу, а потом возвращается к вырезанию сердечек, как ни в чём не бывало. Правильное решение. Потому что Донён может сколько угодно бегать за двумя дураками по всему залу, сметая на своём пути коробки с украшениями и людей, а дело само не сделается. Если честно, Тэён понятия не имеет, как она до сих пор не послала на три весёлых своего парня вместе с его ошалелыми друзьями. Видимо, действительно любит, и это достойно уважения. Задумавшись, он случайно щёлкает ножницами по подушечке пальца правой руки и тихо чертыхается; дурацкие бумажные гирлянды, неужели недостаточно было бы электрических. Однако жаловаться вслух не на что – сам вызвался помогать. В небольшом концерте он не задействован, за аппаратуру, как Юта, не отвечает, и был бы совершенно бесполезен, не зацепись взглядом за дальний столик – обитель Джису.       Девушка моментально вскидывает голову:       – Боже, откуда кровь? Порезался? – И после утвердительного кивка бросается вытряхивать содержимое сумочки, чтобы найти пластырь.       Это, наверное, здорово, предполагает Тэён, промывая мелкую, но обидную рану, из которой кровь сочится едва ли не ручьём. Когда у тебя есть девушка с прекрасной фигурой и лучезарной улыбкой, терпеливая и заботливая, умная и наверняка изобретательная в постели. Чтобы поддерживала все твои безумные идеи, даже если это просто самостоятельный декор скромного клуба (ура, что не «SOS»), где туалет общий и всего лишь один.       Кто-то ломится в дверь и просит поторопиться, но Тэён спешить не собирается. Лишь криво-коряво замотав изувеченный палец, он выходит и тут же хочет вернуться обратно, чтобы смыться в унитаз и не отсвечивать. Но незнакомый парень уже внутри уборной, он как раз дёргает защёлку, и пути отступления отрезаны. Так что Тэён вынужден на ватных ногах вернуться в зал, к сочувственно улыбающейся Джису, и продолжить стараться слиться вместе с тёмно-бордовой стеной при приглушённом свете. У него есть цветной картон, нитки и чудесная компания в виде примкнувшего к кружку рукодельниц Тэиля.       Или не очень чудесная.       Он смотрит взглядом голодной черепахи.       Науке, если честно, не известно точно, как выглядят голодные черепахи, но, кажется, Тэиль вот-вот вытянет на невиданное расстояние шею и оттяпает половину головы собеседника. Чисто в воспитательных целях, потому что звонки его игнорируются, сообщения вроде «Я думаю о твоём счастье и забочусь о твоём неприкаянном члене» – тоже. Прежде чем он начнёт дублировать все свои умные мысли вслух, Тэён предупреждает его злым шёпотом:       – Мы вырезаем сердечки, понятно?       – Я вижу знак в том, что твои сердечки похожи на х…       – Заткнись.       – А что я? Всё по Фрейду. Давай, скажи, что я неправ. Скажи, что тебе всё равно. Посмотри, кто пришёл, и скажи мне это вслух, дурачьё.       Тэён имеет неосторожность послушаться. Он оборачивается, мгновенно замечает в кругу тех, с кем уже здоровался, несколько новоприбывших в куртках и давится воздухом. Он готовился, настраивался, но всё равно провалился.       Джехён стягивает с головы шапку и скромно улыбается всем, кто хлопает его по спине в приветственном жесте. Понятное дело, он не один – Йерим держит его за рукав в районе локтя, будто боится потеряться в незнакомом месте, и выглядит Джехён не иначе как её защитник. Она красавица, безусловно, но любуется Тэён отнюдь не женскими высокими скулами. Не женскими губами, не женским розовым от мороза кончиком носа, не раз обозванным поросячьим, просто чтобы подразнить. Не женскими широкими плечами и не женскими длинными пальцами, деревянными из-за холода, едва справляющимися с петлями пальто. Йерим смеется, помогает высвободить пуговицы, и Джехён краснеет, глядя больше на свои ботинки, чем на чужую макушку.       А потом случается он – неосторожный шаг во время спуска с горы. Гадкая порода крошится под подошвой с противным шорохом, и ты летишь в расщелину, из которой никогда не выберешься. Тэён пересчитывает позвонками все сухие кусты и выступы, представляя себя на месте Йерим. Они ведь примерно одного роста, он точно так же едва достаёт Джехёну до уха. Расстёгивает пальто и тут же лезет ледяными руками в святая святых – к тёплому телу, обнимает за талию, прижимается к груди щекой и мурчит, игнорируя вопли о том, что холодно, эй, что ты себе позволяешь, и вообще… Низкий смех звенит у него в ушах, и Тэён понимает, что совсем забылся. И радуется, что никто никого не обнимает – Сыльги с Айрин уходят в сторону бара за чаем, за ними вприпрыжку идёт Йерим, а Джехён остаётся мяться в нерешительности у входа, держа в руках своё пальто, словно оно – якорь, удерживающий в этом месте.       Он непозволительно красивый. Вместе со своими в полнейшем беспорядке уложенными волосами, чуть приоткрытым в нерешительности ртом, в фиолетовой рубашке и простых чёрных брюках. Тэён, как хороший друг, так называемый «наставник», должен сейчас подойти к нему и помочь влиться в компанию, но он не может себя заставить даже встать. Не говоря уже о том, чтобы поздравить с днём рождения. Судя по всему, знает о нём он единственный, и неясно, стоит ли заикаться об этом при всех или нет. Проще уйти в надуманно важную работу с головой и сделать вид, что не заметил прихода.       Тэиль хрюкает, натурально и от души. В простом коротком звуке – тонна непростых эмоций. От «мать моя, сколько тебе лет» до «ну вот, я же говорил». Если бы существовал какой-то редкий вид свиночерепах, то он, Мун Тэиль, был бы единственным экземпляром на планете, потому что:       – Эй, Дже, мы здесь!       – Какого чёрта? – Тэён бьёт его по ноге кулаком и кривит нос.       – Ох, хённим, как хорошо, что вы тут! Здравствуй. – И персональное: – Привет, хён.       – П-привет.       От того, что Джехён подходит практически вплотную и приседает на корточки, чтобы заглянуть в лицо и по-кошачьи улыбнуться, Тэёну легче не становится. То ли ассоциации себя любимого с воспитанными девочками роль сыграли, то ли отсутствие в желудке какой-либо еды, кроме трёх кубиков шоколада, но кружится чуть голова от лёгкого запаха ветивера, и очень хочется в нём раствориться. Он ведь никогда так себя не вёл, ещё больше его добивает тот факт, что его слабости сегодня исполняется двадцать лет: в его понятии – совсем ещё юный мальчик, сам того не осознавая, ломает его так, что впору ластиться ему под руку и мяукать лишь тогда, когда позволят.       Возможно, дело в том, что с Джехёном всегда спокойно, нет ощущения надвигающегося удара под дых, как, например, при общении с тем же Тэилем. Знает секрет – язвит. Джехён, если и делает это, то по-доброму и немного неуклюже, и Тэён, убаюканный этим чувством безопасности, завороженный глубокими ямочками на щеках, сам превращается в порцию маршмеллоу. Весь свой неудачный опыт отношений, пережитый стресс он готов забыть, как рюкзак в школе, и сбежать туда, где можно быть глупым школьником вечно.       – Слышишь меня, хён?       Они каким-то чудом остаются одни. Вокруг кипит работа: Тэиль подаёт Джису край километровой гирлянды, и та принимается цеплять её между светильников полукругами, Донён с Ютой носятся с бутылками, другие ребята обсуждают конкурсы и реквизит. Кто-то даже музыку на половину громкости включает, проверить стереосистему, и ощущение празднества, до которого остаются считанные часы, накрывает с головой. Тэён не уверен, что в этот раз у него получится так же хорошо отвлечься, как в прошлый. От одной только мысли, что можно будет зацепить первого встречного симпатичного, его тошнит.       – Хён?       – Прости, задумался. С днём рождения. У меня есть для тебя подарок, но оставил его пока дома, зная, что ты не любишь внимание и шутки по этому поводу. Ты ведь никому и не сказал даже?       – Нет, но… Подарок? Ох, не стоило тратиться. – Белоснежная кожа, улыбка до ямочек и счастливо прищуренные глаза.       Тэён наконец-то встречается с Джехёном взглядами и осознаёт: это конец.       Тэён снова пьян, беспощадно, и не планирует останавливаться.       Глупые конкурсы с поцелуями, аукцион свиданий, счастливый ведущий Тэн – это для него слишком, всё остаётся позади. Он рад, что улизнул раньше, чем Тэиль додумался выставить задницу своего одинокого друга на продажу. Уже запрыгнув в такси, Тэён осознал и покаялся, что умыкнул бутылку бурбона и одну коробку из того самого коричневого пакета: уж очень интересно, просто так Накамото бесился или за дело. Таксист стойко терпит хихиканье и бормотание-песнопение своего единственного пассажира; не забыть бы накинуть чаевых за терпение.       Бесполезность прожитого дня Тэён в полной мере осознаёт, когда после расчёта вываливается из салона на скамейку у подъезда и закуривает под рёв двигателя отъезжающего автомобиля. Под мышкой у него действительно резиновый фаллос в подарочной упаковке – вскрыл, убедился, похохотал, – а в голове хороводят собственные тараканы, взращённые с любовью к мазохизму. Полночь, очередной день выгорел в вихре, казалось бы, ярких и смешных событий, но остался только пепел, ничего существенного.       Жёлтые пятна далёких фонарей кажутся огромными размытыми одуванчиками из-за противной мороси с неба, и толку от них мало. Тело слушается плохо, очень плохо, так что, добравшись до двери своей квартиры на первом этаже, Тэён чувствует себя героем. Даже в замочную скважину с первого раза ключом попадает и тогда уже совсем гордится собой. Молодец, мог бы вообще остаться ночевать на улице.       Дома в первую очередь он подключает телефон к сабвуферу и запускает альбом любимой группы. Немного лёгкой наркомании электро-рока не помешает, под неё раздеваться на ходу веселее, разбрасывая вещи по всем свободным поверхностям, будто хозяин не неряха, а любитель красивых прелюдий. Тэён одной рукой заталкивает в себя крекеры, сбивая горечь алкоголя, а второй нещадно потрошит шкаф, прежде чем находит там одну из забытых Тэном безразмерных толстовок. По полу катится оброненный случайно Тэилев подарок на Рождество, и тогда Тэёну рвёт крышу окончательно.       Разве не прекрасная идея – довести себя до оргазма самостоятельно в День всех влюблённых? Положить настоящий член на всех к чёрту счастливых, испачкать спермой одежду бывшего, а потом с чистой совестью выкинуть? Тэиль умница, Тэиль знал, что интимный гель с охлаждающим эффектом лишним в доме не бывает. Ровно как и фаллоимитатор. Какой предусмотрительный натурал!       Тэён хохочет. Кашляет после очередной порции американского виски, но всё равно смеётся в ответ на свои же глупые мысли. Идея с самолюбованием прекрасна, как ему кажется, так что спустя полчаса неуклюжей возни в ванной (он почти забыл, как это делается) Тэён скользкими пальцами левой готовит себя под анальную пробку. Сначала он допьёт бурбон, танцуя и привыкая, а уже после опробует новую игрушку с присоской – идеальный план. Сидя посреди спальни на коленях, то приподнимаясь, то насаживаясь на указательный и средний обратно, Тэён тихо стонет и старается не разреветься от собственной никчёмности. Как он умудрился докатиться до подобного состояния? Почему не пытается иначе?       Плаг с влажным хлюпаньем наконец пропадает между ягодиц, и парень ещё несколько раз дёргает небольшой выступ и прикусывает кончик языка. Он успел отвыкнуть от такого типа боли, смазка, которая должна, если верить этикетке, охлаждать и дарить массу новых ощущений, чудодейственного эффекта не оказывает, так что промежность рвёт от неприятных ощущений так, что хочется скулить вслух. Тэён скулит.       Коробка, оставленная с утра на кровати, точно смотрит с укором. Сам Драйзер перевернулся бы в гробу, узнай, чему стала его «Трилогия» свидетелем, но ничего не попишешь. Потребности организма есть потребности организма, и в том, что не совсем трезвый Тэён справляет их довольно оригинальным способом, нет ничего греховного. Почти.       – Чон Джехён, стартовая цена – десять тысяч вон. Отведёт вас на свидание в общепит, съест всё, что вы закажете для себя, и убережёт вашу фигуру от лишних сантиметров! Ваши ставки, господа? – Толстовка достаёт Тэёну почти до колен, он начинает жалеть и о ней, и о надетом наспех белье, когда переносит подарок на обувной шкаф в прихожей, кривляясь на ходу. Можно, конечно, сейчас поехать обратно и засунуть дурацкий сценарий Донёну в глотку, но сил на подобный подвиг хватит вряд ли. Да и ругаться с президентом – себе дороже. И Джису обижать не хочется, хорошая она.       – Какой ажиотаж! Сколько рук! Ким Йерим перебивает последнее предложение ошеломляющей цифрой – сто тысяч! Ну что, кто-то сомневался в щедрости дочери видного предпринимателя? Влюблённой дочери, между прочим.       Сколько длится этот цирк, попытка переорать музыку, Тэён не знает. В определённый момент у него начинает гудеть голова от басов, так что громкость акустической системы он убавляет и в очередной раз прикладывается к бутылке, чтобы сразу же закусить печеньем, заботливо припрятанным в единственном кармане его единственной в этот вечер одежды, не считая боксёров.       – Продано! – шамкает с набитым ртом и оставляет бурбон на журнальном столике у телевизора в гостиной.       Если бы только можно было и себе счастья прикупить на подобном аукционе. Чтобы не делать никого несчастным, не заставлять испытывать чувство вины, не бояться однажды проснуться в одиночестве, так как ты вдруг перестал быть чьим-то вдохновением и солнцем. Чтобы как в сказке про Золушку: щелчок пальцами – и карета из тыквы, душа из бездны, и все поют о том, как любят жизнь, под мягкий перезвон колокольчиков.       Вот только в реальной жизни так не бывает. Принц уходит, очарованный другой принцессой, с родословной получше, а главный герой вынужден спиваться в четырёх стенах и дрочить с грустным лицом, потому что умудрился влюбиться в того, кто не ответит взаимностью. Потому что Джехён неопытный, потому что Тэён не позволит себе быть эгоистом. Потому что устал ошибаться.       Звонок в дверь сбивает с толку.       – Ты в порядке? Ушёл без предупреждения, телефон выключен. Я волновался. Была мысль, конечно, что ты с кем-то уехал, но я решил убедиться, что всё хорошо. Лучше б я тебя застал с кем-то, чем вообще не нашёл. – Джехён или, возможно, галлюцинация улыбается виновато, но с облегчением, а Тэён, стоя в одном свитере на пороге, забывает, как дышать. Он ведь не Золушка, а с миром происходит что-то непонятное. Он почти язвит в ответ, что мог бы сейчас заниматься тантрическим сексом у кого-то дома, открывать чакры, и телефон поэтому, как мешающий фактор, отключен, но в горле резко пересыхает. – Можешь считать, что я пришёл за своим подарком.       Ну да, в два часа ночи, самый раз.       Тэён делает маленький шажок в сторону, молча приглашает войти и тут же вручает коробку с книгами, пока в глазах не начали взрываться хмельные звёзды. Джехёну хватает несколько мгновений, чтобы приоткрыть крышку, понять, что внутри – коллекционное издание не из дешёвых, и решиться крепко обнять в ответ с благодарностью. Его медвежьи объятья вышибают из лёгких остатки воздуха, из мозгов – благоразумия, и Тэён прикусывает нижнюю губу, стараясь не разреветься на месте.       – Погоди… – Джехён смешно принюхивается. – Оно не пахнет тобой. Это не твоя вещь.       – Это Тэна. – И готов бить себя по щекам. Он не собирался жаловаться, выглядеть жалко и просить о помощи – это ниже его достоинства, а в итоге всё так и получается, неосознанно.       – Ох, хён… Глупый, глупый, глупый хён. – Дальше происходит что-то странное, потому как Джехён, уведя Тэёна на диван и усевшись напротив, начинает зачем-то раздеваться. То есть, он правда снимает пальто, скидывает на пол следом за ним и шарф, а потом расстёгивает одну за одной пуговицы рубашки. Он остаётся в одной белой майке-безрукавке, и Тэён вовсе впадает в ступор, не сопротивляется, когда с него стягивают толстовку, заставляют продеть руки в рукава огромной фиолетовой рубашки, пахнущей до одури приятно, и буквально в неё заворачивают. – Чужую вещь я заберу с собой и выкину, ясно? Теперь у тебя есть моя, в неё и кутайся, когда тебе плохо.       «Ты всё испортил! – внутри себя кричит Тэён. – Ты и твоя забота. Ты и твоя внимательность. И вообще, таких, как ты, не бывает. Уходи сейчас же, исчезни».       Вслух он еле проговаривает:       – Всё веселье пропускаешь из-за меня. А как же Йерим?       Ответа нет. Его прижимают к себе, его обнимают огромными загребущими ручищами, и это тепло растворяет все эмоциональные заслонки. Он не плакал после разрыва с Тэном – он плачет сейчас, отпуская весь тот негатив, что держал в себе месяцами. Глупо, по-девчачьи, но это нужно было сделать давно. Может, существовать было бы легче, кто знает. Джехён держит и не отпускает до последнего всхлипа, Тэён со временем обмякает и даже ненадолго засыпает, продолжая сжимать в пальцах и держать у подбородка манжеты рубашки. Он уверен, что всё происходящее – пьяный бред, не более.       Что никого не будет рядом, когда он откроет в следующий раз глаза.       Как обычно, никого не будет рядом.       Просыпается Тэён ни разу не трезвый, за окном всё так же темно, так что можно сделать вывод, что спал он недолго. Скорее, просто отключился на минут десять от усталости, а теперь, восстановив силы, решает снова бежать от других и сбегать от себя. Вот только не так-то это удобно делать, лёжа на ком-то. Тёплом и отчего-то кажущимся близким и родным.       Окей, это не галлюцинация.       Сердце заходится в диком темпе, Тэён пытается прислушаться к дыханию младшего, чтобы понять, спит он, нет, и как вести себя дальше, но получается только скользнуть ладонью по белому хлопку его майки и как-то жалобно вздохнуть. Он честно не собирался, так получилось, это полувсхлип-полувыдох выдёргивает из полудрёмы Джехёна, и он сразу же перехватывает покалеченный палец и проводит подушечкой своего по кромке пластыря. Голова кружится, Тэёну, ввиду медленно, но верно испаряющегося страха, хочется танцевать и глупостей.       – Тебе нужно быть осторожным, хён. – Странно и непривычно, что голос Джехёна звучит неуверенно, слишком тихо. Боится спугнуть, не привык обниматься с парнями, не привык обниматься ни с кем. Добрый и порывистый, он после каждого своего необдуманного поступка замирает вот так и только тогда анализирует. Мог ли он так себя вести, что чувствуют другие, как вести себя дальше – Тэён слышит, как в его голове работают шестерёнки, и именно по этой причине приподнимается, чтобы поставить точку в их истории.       У Джехёна горят щёки, он едва дышит, и это какое-то чёртово троеточие. Потому что он касается кончиками пальцев щеки Тэёна, чуть погодя укладывает ладонь полностью, и тот устало на неё ложится, закрывает глаза.       – Почему каждый раз, когда я собираюсь попросить тебя уйти вон, ты меня беспардонно перебиваешь? – пьяно бормочет, вскарабкиваясь выше, чтобы было удобнее. – Когда это уже закончится?       – Ты должен был понять, что никогда, ещё после первого раза.       – Это которого? – Тэён обиженно дует губы. – Когда ты повадился ждать меня после пар и таскаться со мной на остановку?       – Нет. На Рождество я зашёл в туалет как раз в тот момент, когда какая-то девчонка расстёгивала тебе джинсы, стоя на коленях. Убраться должен был я, но в итоге с писком убежала она.       Тэён резко открывает глаза, чтобы убедиться, что Джехён врёт. Он должен еле сдерживать смех, булькать, но почему-то только криво улыбается, и от этой улыбки становится очень стыдно. Старший снова смыкает веки и снова вздыхает:       – Никакой личной жизни с тобой не заведёшь.       – А ты… Ты хотел бы попробовать?       – В... В смысле?       Тишина, молчат колонки, часы, соседи и даже город за окном. Секунду, две, три, четыре ничего не происходит, а затем Тэён чувствует, как сползает вниз по крепкому телу, потому что Джехён упирается локтем свободной руки в диванную подушку и целует. Вряд ли можно назвать полноценным поцелуем неуклюжее прикосновение, но, господи, он же совсем невинный мальчишка, несмотря на возраст и фигуру. Только с третьего раза у него получается зажать нижнюю губу парня, лежащего сверху, между своими двумя и подтвердить намерения еле слышным смешным чмоком.       – Джехён, что ты делаешь, Джехён? – ноет Тэён, дёргая головой. – Ты не был никогда с девушкой, ты не должен быть со мной из-за жалости. Уходи. Пожалуйста. Встретимся лет через пять и поговорим о жизни, ладно?       Неуклюжие попытки встать и куда-то пойти, как минимум – где нет томно дышащих в рот малолеток, заканчиваются тем, что Тэён теряет равновесие и падает на спину, больно прикладываясь затылком о подлокотник. Прекрасное продолжение ночи, осталось только в больницу с сотрясением загреметь. Вот только всё это ерунда, мелочь жизни, в сравнении с тем, как прожигает поясницу холодом. Пора сквернословить на английском, потому что, fuck, он совсем забыл о том, чем занимался до того, как его бессовестно прервали. Стон, далёкий от приличного, уходит в спинку дивана, потому что, окончательно придя в себя, Тэён наконец-то ощущает холод в нужных местах и возбуждается быстрее обычного.       Джехён, для которого разговор ещё не окончен, утягивает его к себе на колени, совершенно не подозревая, каких именно из чужих демонов провоцирует. Он запредельно серьёзен, когда говорит:       – А если я не хочу через пять? Мы гуляли с Йерим, хён. Дважды. Ещё третий – вместе с Айрин, но я так и не понял, как себя вести. И даже если ты сейчас скажешь, что это поправимо, как ты всегда меня утешал, то… То я не хочу ничего исправлять, понимаешь? Я сегодня просто так взял и представил, что мы с ней встречаемся, что мне придётся реже видеться с тобой, говорить о чём-то важном в первую очередь не с тобой. И, знаешь, я не смогу.       – Джехён, – обнимая за шею и утыкаясь носом в голое плечо, противоречит сам себе: – отпусти меня.       – Нет.       – Ты не понимаешь.       – Нет, это ты не понимаешь, хён.       – Я всё понимаю, ты мне тоже нравишься, но конкретно в этот момент тебе лучше перестать держать меня за талию и отпустить.       – Почему?       – Потому что?       – Меня не устраивает такой ответ.       «Потому что у меня в заднице анальная пробка, твою мать, мне по-хорошему плохо, но если ты не готов вытащить её оттуда и заменить своим членом, то умоляю: отпусти». Если бы по лбу можно было пускать красную строку, то Тэён однозначно обзавёлся бы свежими рубцами. До состояния трезвого и рассудительного ему далеко, поэтому потереться пахом о пах – почему нет? Джехён так прекрасно розовеет скулами, так очевидно смущается. Облизывает сухие губы, хватает за худые бока под расстёгнутой рубашкой крепче и отчего-то отвечает шёпотом:       – Только если будешь меня направлять.       Осознание того, что всё нужное было сказано вслух, догоняет Тэёна только тогда, когда его легко кусают за проколотую мочку уха.       – Я чуть позже отвечу тебе красиво на твоё признание, ладно? – задыхаясь.       – Ладно. Я не в обиде.